Фрэнсис. Какая сцена?

Мадлен. Вот это. Это. (Мадлен показывает руками вокруг себя).

Фрэнсис. А-а.

Мадлен. Вот здесь, сейчас.

Фрэнсис. Я поняла.

Мадлен. Сейчас в этой комнате такая наэлектризованная атмосфера.

Фрэнсис. Да.

Мадлен. Вы сможете ее описать?

Фрэнсис не отвечает.

Вы приезжаете в гости к любовнице мужа. Она живет на острове Уайт. Вы там засыпаете. На тахте. Слушайте, отличная ведь сцена! Просто замечательная. Вы просыпаетесь. Вы опоздали на паром… (Мадлен покачивает головой, словно подтверждая: «Совсем неплохо!») Конечно, это ваша книга, Фрэнсис, вам виднее, что для нее больше подходит, но повторяю: вы просто обязаны включить эту сцену! Иначе что у вас остается? Совсем ведь немного. Двадцать пять лет обмана. Я просто пытаюсь быть с вами искренней: этого явно недостаточно. Мужчина ежедневно предает женщину практически четверть века. По-моему, на «Войну и мир» не тянет. Как по-вашему? Или хотя бы на «Отверженных». Но совершенно ясно, что если вы не возьмете эту сцену на острове Уайт — я вам точно говорю — то, по-моему, у вас не будет кульминации. Без такой сцены, где вы расскажете, как появились у моего порога, у вашей истории не будет кульминации. А без хорошей кульминации… на это, извините меня, могут пойти только так называемые «интеллектуальные» писатели. Мне так кажется. Только им можно простить книгу без формы, без сюжета. Но никак не писателю, любимому массами. Не настолько любимому, как вы. (Мадлен улыбается.) Простите за некоторую жестокость, но я говорю это с чисто коммерческих позиций: пока жена не столкнется лицом к лицу с любовницей, книги у вас, считайте, вообще нет, честное слово! (Мадлен смотрит в глаза Фрэнсис некоторое время, потом отворачивается). Лично я иду спать. Вам что-нибудь нужно?

Фрэнсис. Нет, ничего.

Мадлен направляется к двери, но останавливается, прежде чем выйти из комнаты.

Мадлен. Кстати, я одного не могу понять. Вот я из тех, про кого обычно говорят «тяжелый человек». А таких, как вы, называют «милыми». Но ей богу, вот так прийти и начать копаться в чужой жизни, да еще открыто заявлять, что все это будет опубликовано, мне бы в жизни в голову не пришло. Вы мне можете это объяснить?

Фрэнсис с минуту на нее смотрит.

Фрэнсис. Можно мне еще сигарету?

Мадлен. Берите всю пачку. Спокойной ночи.

Мадлен выходит. Фрэнсис идет через комнату к окну, достает из пачки еще одну сигарету и закуривает.

Мадлен. Ну вот, уже началось.

Фрэнсис. Что началось?

Мадлен. Я получила письмо.

Фрэнсис. Что за письмо?

Фрэнсис идет обратно через комнату, чтобы налить себе кофе из дымящегося кофейника, пока Мадлен читает письмо.

Мадлен. «Наш клиент, г-н П., известный и весьма уважаемый банкир, обратился к нам с просьбой приобрести для него недвижимость в этом районе. Мы обращаемся с официальным предложением…» И все это прописными буквами. Что вы об этом думаете?

Фрэнсис. Очевидно, что это жулики.

Мадлен. И я так думаю. Явные жулики. (Мадлен читает дальше). «Г-н П. готов заплатить солидную сумму за любую недвижимость, расположенную на набережной». Все это звучит даже немного неприлично.

Фрэнсис. Это то, о чем вы вчера говорили. Идут напролом, и нигде от них нет спасенья.

Фрэнсис весело улыбается и идет на кухню за сахаром. Мадлен откладывает письмо в сторону.

Мадлен. Вот уж поистине правду говорят…

Фрэнсис. О чем?

Мадлен. Повсюду в мире одно и то же. Судите сами. Флорида. Лазурный берег.

Фрэнсис возращается с несколькими кусочками сахара в руке и улыбается.

Еще Бавария. Боже мой! Вся шваль, все проходимцы устремляются на юг.

Фрэнсис садится по другую сторону стола.

Фрэнсис. Тогда почему вы двинулись в том же направлении? Ведь в Англии — южнее некуда.

Мадлен. А вы как думаете?

Фрэнсис. Не знаю.

Мадлен. По самой очевидной причине. Однажды утром я проснулась — мне тогда было шестьдесят — и поняла, что у меня не так много времени остается впереди. Тогда я решила найти место, где время будет тянуться максимально медленно. Вот вам ночь не показалась долгой?

Фрэнсис. Просто бесконечной.

Мадлен. Вот видите. Это же остров Уайт. Больше удовольствия за те же деньги!

Фрэнсис колеблется.

Фрэнсис. А это было не…

Мадлен. Что?

Фрэнсис. Ну… другой причины сюда переехать у вас не было? Мне почему-то казалось, что вы от чего-то бежали.

Мадлен. Бежала?

Фрэнсис. Ну, просто мне это в голову пришло.

Мадлен с сожалением смотрит на нее какое-то время.

Мадлен. Фрэнсис, можно вам задать вопрос?

Фрэнсис. Конечно.

Мадлен. Как вы считаете, вот в это самое мгновение — нет, не прямо сейчас, а, скажем, часов через восемь… думаете ли вы, что где-то в стеклянном доме в устье реки, в Сиэттле, будет сидеть человек и за завтраком говорить о нас с вами?

Фрэнсис. Вряд ли.

Мадлен. Правильно. Тогда, может быть, и мы перестанем говорить о нем? Может, просто выпьем с удовольствием по чашке кофе? В этом будет больше достоинства.

Обе улыбаются.

Фрэнсис. Как вам угодно.

Мадлен. Не могу поверить, что вам это не приходило в голову: помимо всего прочего, жить воспоминаниями о прошлом — это же скучно!

Фрэнсис. И это вы мне будете рассказывать!

Мадлен. Мне кажется, самое ужасное — что всегда наперед знаешь, что будет дальше.

Фрэнсис. Я, например, знаю.

Мадлен. Он вас оставит.

Фрэнсис. Верно.

Мадлен. И он каждый раз будет вас оставлять. По-другому быть не может. (Мадлен передергивает плечами при мысли о неизбежности.) Вот и все. Он сбежит с откормленной американкой — кровь с молоком, роскошная фигура — и обретет Бога.

Фрэнсис. Откуда вы знаете?

Мадлен. Так, догадка. Просто, как правило, Бог принимает именно такое обличье, когда предстает перед адвокатами средних лет. И «средних лет» — это еще мягко сказано! Разве я не права? (Мадлен решительно жестикулирует). Забудьте об этом. Забудьте о нем.

Фрэнсис. Вы, кажется, очень веселы сегодня.

Мадлен. Да, я в прекрасном настроении. Почему бы мне не быть веселой? Ведь корабли ходят.