Ну что, звереныш, нравится дядя? Видал, хвостиком завилял — нравишься ты ему, нога твоя левая.
Не боись, он в наморднике. А инче в горло вцепится и висит, пока другое горло ему не подсунешь! Кто посмотрел косо, шагнул резко, икнул без предупреждения — покойник!
Шварцнегер, ко мне! Сидеть! Видишь — лег! Стоять! Место!.. Ушел. Во характер! Чтобы все по-евоному было!
Видал палец? Нет пальца, верно. Шварцнегера натаскивал, команду «апорт» разучивали. Зато научил. То ли тигры у него в роду были, то ли бензопила.
Счас ногу свою покажу. Стой, не падай! До кости дошел, пять швов наложили! Команду «фас» репетировали! Зато теперь скажешь «фас» — тут же ногу несет!
Где брат? Где брат… Отрабатывали охоту на медведя, где брат…
Чего? Говори громче. Ухо где? Во прыгучесть у псины! С угла комнаты рванул, на ухе повис, чего-то ему по телевизору не понравилось… Да не переживай, я вторым ухом слышу все, что мне надо.
Знают его у нас в районе, все знают: видишь, шарахаются! Грузовичок развернулся, другой дорогой поехал.
Шалунишка! Я его и кормлю в наморднике. А как ты думал? Специальный намордник на физиономию свою надеваю, а то он, когда жрет, родного отца схавает!
Зато рядом с ним чувствую себя в безопасности!
Комплект
По случаю взял своей косметичку английскую. Внутри дивности всякие: красочки, кисточки. Как говорится, набор «Раскрась себя сам!».
Моя на шею бросилась: «Спасибочки, дорогой! Но из чего прикажешь эту прелесть вынимать?»
Права женушка! Из ее кошелки потертой такую вещицу на людях не вытащишь: решат — своровала!
Поднатужился, купил сумочку из крокодиловой кожи, даже цена кусается!
Моя сумочку целует крепче, чем меня в молодости.
— Дорогой, неужели ты считаешь возможным любимой жене ходить с такой сумочкой и косметичкой в этих лохмотьях? — И остатки платья на себе в слезах рвет.
Стерва права!
Занял денег, купил ей платье французское все из лунного серебра.
Она в платье нырнула — француженкой вынырнула.
Тушью реснички свои навострила. Щечки в краску вогнала, встала рядом у зеркала — и понял я, что один из нас лишний.
Короче, в этом платье, с косметичкой в сумочке мою у меня увели.
Мужики, послушайте пострадавшего. Если вы свою любите — ничего ей не покупайте! В том, что есть, она никому, кроме вас, не нужна.
А вот если хотите избавиться — другой разговор!
Пластическая операция
До чего дошла медицина, с ума сойти можно! Лицо как сухофрукт съежилось. Фигурка оплыла, как свеча. Не то что мужчины, птицы и те шарахаются, как от пугала огородного.
А подружки подначивают: «Давай, Женя, ты себя не узнаешь! Мы как пластическую операцию сделали — отбоя от мужиков нет! Снаружи стали, как девочки, а опыт!.. Мужики от такого сочетания умом трогаются!»
Что делать? И хочется и колется. А вдруг неудачно?!
Глянула в зеркало. Нет, неудачней уже не будет!
Пошла.
Хирург говорит: «Не волнуйтесь, Евгения Петровна! Все будет хорошо. Вас усыпят. Ничего не почувствуете. Зато очнетесь другим человеком. Я вам гарантирую!»
Три часа под наркозом кромсали, резали поперек и вдоль. Натянули кожу на лице до того — нога в коленке не гнется!
Сидеть могу — только ноги вперед! Слова изо рта сквозь зубы — рот шире не растянуть! Только если пальцами! Так для этого надо руку в локте согнуть!
Упала бы в обморок, — ноги не гнутся!
А врач кругами ходит, приговаривает: «Не волнуйтесь! Это пока вам в себе тесно. Через пару дней кожа разносится — и привыкнете! Лучше в зеркало полюбуйтесть! Вы ахнете!»
Глянула я туда. Мама родная! Кто там такой?!
А врач руку жмет: «Поздравляю, Евгений Петрович!» Вот такие дела, мужики!
Невозможный человек
Поселился в доме сосед по имени Иван Петрович. С виду как все, а оказалось — невозможный человек!
Ходит и зудит: «Так жить невозможно! Так жить невозможно!» А сам при этом живет.
Ему говорят: «Взяли бы сами да умерли, как честный человек! А вы только других подначиваете! Допустим, так жить невозможно, но зачем вслух говорить, настроение портить?»
А Иван Петрович свое гнет: «Так жить невозможно!»
Ну и уговорил.
Настасья Филипповна, старушка восьмидесяти лет, послушалась его, на сквозняке что-то съела и умерла. Может, не из-за Иван Петровича, но в результате.
Григорьев, безработный профессор, под программу «Время» жену обнял и увлек из окна. Этаж девятый.
Иван Петрович ручки потирает: «А я что говорил! Так жить невозможно!»
И вправду стало жить невозможно, когда вокруг косяком умирают.
Тогда оставшиеся в живых сговорились, пригласили Ивана Петровича на крышу, салют посмотреть. И на шестом залпе с криками «ура» скинули вниз с божьей помощью.
Потом заявили: упавший утверждал «так жить невозможно», что и доказал личным примером.
Как Ивана Петровича не стало, вздохнули свободно, думали, другая жизнь начнется. Ан нет! Все то же самое! Никто вслух не говорит, но чувствуют одинаково — «так жить невозможно!»
Вот такой человек Иван Петрович. Умер, а дело его живет!
БЕГУЩАЯ СТРОКА…
Слово в слово
Восьмидесятые. Гостиница «Россия» в Москве. Тогда самая престижная. Отсюда строгости.
Мне надо спуститься, встретить знакомого. Коридорной на месте нет. Сам кладу ключ в свою ячейку, забираю оттуда гостиничный пропуск.
Стою у входа в гостиницу.
Подходит милиционер:
— Что вы здесь делаете?
— Жду товарища.
— Вы из этой гостиницы?
— Да.
— Извините.
Минут через двадцать человек в штатском:
— Что вы здесь делаете?
— Жду человека.
— Вы живете в гостинице?
— Да.
— Позвольте ваш пропуск.
Внимательно смотрит на пропуск, на меня, сверяет:
— Фамилия?
— Альтов.
— Имя?
— Семен.
— Отчество?
— Теодорович.
— Извините.
Знакомый подъезжает. Поднимаемся на этаж. Перед тем как положить пропуск на место и взять ключ, читаю на пропуске:
«Тарамбеков Исмаил Рабагетович»!
(По ошибке взял чужой пропуск!)
Но я-то был уверен в том, что протягиваю свой пропуск! Загипнотизировал человека в штатском!
Когда уверен, что говоришь правду, — врется легко.
* * *
Мурманск. На улице передо мной две девчушки лет по пятнадцати.
Буквально такой разговор:
— Мне вчера Сережка налил пива, а я взяла и выпила!
— А я вообще не пью!
— Почему?
— Я и трезвая придурок!
* * *
Рязань. После концерта вернулся в гостиницу.
Конец осени. В номере холодно. Лег, накрылся двумя одеялами.
В два часа ночи жуткий стук в дверь. Подумал — облава.
открываю.
Стоят две женщины.
— Холодно?
— Холодно.
— Обогреватели не работают?
— Нет.
— Обогреватели пришли!
* * *
Приземлились в Новосибирске. Летчик выключил двигатели. Пассажиры стоят во всем зимнем в проходе, ждут, когда появится трап.
Видно в иллюминатор: подкатывается трап. Бедовая тетка им управляет. Трап тычется в самолет, но не в том месте, где трап должен пристать.
Тетка сдает назад, поправляет ушанку и опять бьется о самолет.
И снова не там, где положено.
После чего обиделась, исчезла с трапом вообще.
Тогда летчик завел двигатели. Самолет поехал по летному полю. В поисках этой бабы с трапом.
Через час прижали ее где-то в углу. Взяли на абордаж.
В результате через час смогли выйти из самолета.
В Шереметьеве встречает водитель с машиной от телевидения.
— Петр. Мне сказали — я весь день в вашем распоряжении.
