— Будешь? Правда, просто вода.

С его скупыми царственными жестами настолько не вязались обычные слова и простые предложения, что Дея замерла, не зная, что ответить. Эйдарис ждал, чуть приподнял бровь, что то ли должно было поторопить, то ли выражало удивление, и Дея покачала головой:

— Спасибо, нет. Мы ждали вашего возвращения, принцесса Лиссана даже начала волноваться.

Эйдарис сделал жест, как будто отмахивался, словно поход уже был чем-то несущественным, и его мысли устремились вперед. Так оно, скорее всего, и было, и в этот момент Дея подумала, что пусть по поведению Эйдарис сильно отличался от Кэла и Лиссы, внутри они во многом похожи.

— Твой народ зовет себя звездными скитальцами.

Дея снова удивилась, не понимая, к чему вопрос — да и вопрос ли? У Эйдариса он звучал как утверждение, да и он наверняка знал. Дея всё-таки кивнула:

— Рассветный король и звездные скитальцы. Так мы зовем себя.

— Почему?

— Мы — звезды, заключенные в оболочку плоти.

Слова звучали, будто древний напев, ритуальная фраза, хотя так оно и было на самом деле. Жрецы начинали так почти любой обряд, поэтому и Дея сказала, даже не задумываясь.

Эйдарис налил себе еще воды, но пить не торопился. Повернулся к Дее, и в его взгляде почудилось любопытство.

— Как интересно… потому что Мередар находится в горах, выше других и ближе к звездам?

— В моей стране из любой точки видны горы. И звезды.

Она скучала по ним. Старалась не особенно часто подходить к замковым окнам, потому что если из них были видны не внутренние дворы, то поросшие жухлой травой равнины и холмы дальше. Вместо гор — столичные шпили Хаш-Таладана. Город стоял не так уж далеко, но такой же недосягаемый, как родной Мередар. Иногда Дея вспоминала, как Кэл назвал ее «птичкой» — она думала, из-за того, какая она маленькая, затерявшаяся в листве, куда там до соколов или вестников. Но иногда ей казалось, потому что она сама в замке как в клетке.

Вечерами, когда Дея оставалась одна в своих покоях, когда девушки расплетали ее косы, а Номи Вейр приносила традиционное для Долгой ночи вино с пряностями, принцесса будто молитву шептала себе под нос:

— Дочь Страны полночного солнца, принцесса Мередара, плоть от плоти небесных скитальцев…

Иногда слова напоминали, кто она такая, не испуганная птичка с подрезанными крыльями. Иногда теряли смысл.

— Горы красивы, — кивнул Эйдарис. Было непонятно, он правда так считает или соглашается из вежливости. — Но вы ведь думаете, будто пришли со звезд?

Вот оно что. Уж конечно, императору известны все предания Мередара, но пока Дея не понимала, к чему он ведет.

— Многие жрецы верят в это, — осторожно сказала Дея. — Будто наши предки были упавшими звездами. Они обратились в людей и научились жить на земле. Выстроили Мередар.

— Поэтому среди вас так много колдунов. Вы верите, что вас избрали звезды. Что вы потомки тех, кто принес силу.

— Отчасти.

— Напиши отцу. Напомни, что теперь Мередар — часть Эльрионской империи. Звезды должны служить нам. Пусть пришлет несколько десятков своих лучших монахов-колдунов. Мы разместим их в замке со всем полагающимся уважением, и они присоединятся к нашим магам. Ты проследишь за этим.

— Почему ты сам этого не сделаешь?

Эйдарис хотел выпить воды, но поставил не донесенный до рта стакан и с удивлением уставился на Дею, а она не успела прикусить язык и вовремя вспомнить, с кем разговаривает. Дома она была принцессой, ее приказы слушали, отец и брат никогда не требовали от нее полного повиновения. Она могла бы ответить им в таком тоне.

Но не императору. Не тому, с кем даже брат, его Воля, при посторонних общался со всем почтением.

Дея понимала, что дело не в том, что Эйдарис хочет самоутверждаться. Просто он действительно владыка огромной империи, если к нему не будет уважения, его империя не продержится и до следующего полнолуния.

— Это сделаешь ты, — жестко сказал Эйдарис, и его голос был холоднее вечного снега на вершинах мередарских гор. — Сейчас же.

Дея торопливо поклонилась, желая как можно быстрее исчезнуть из императорских покоев. Эйдарис действительно мог приказать Мередару, отец ожидал чего-то подобного и удивлен не будет. Император напоминает о своей власти перед грядущей войной с Халагардом, хочет использовать новые ресурсы. И хочет посмотреть, что ответит король на просьбу дочери. Согласится ли сразу или предпочтет игнорировать — может, отправив в Эльрион, он уже списал ее со счетов.

— Я не отпускал тебя.

Эйдарис подошел ближе, почти бесшумно, но от этого казался еще опаснее. Будто хищник, которого не кормили неделю, а потом спустили с поводка, и он прекрасно знал, что жертва никуда не денется.

Дее следовало стоять, покорно склонившись, и не перечить императору, от которого во многом зависела его жизнь. Вместо этого, она вскинула голову, задирая подбородок — уперлась взглядом в Эйдариса.

Когда он приехал, его лицо покрывала легкая щетина, но сейчас он успел гладко побриться, так что Дея могла видеть, как жестко стиснута его челюсть. Он смотрел грозно, и глаза казались совсем темными, почти черными. Дея вспомнила обсидиан, который привозили в Мередар из гор восточнее, где в свое время были сильнейшие извержения вулканов, лава выходила на поверхность и застывала кусками абсолютно черного стекла.

Такими же сейчас были глаза Эйдариса. Они казались темной бездной, и невозможно понять, о чем на самом деле думает император.

— Не забывай о том, кто ты и где, — негромко сказал Эйдарис. — Если будешь представлять угрозу, мне придется запретить прогулки. И не только их.

Ему бы пришлось, Дея прекрасно это понимала, как и то, что если б она позволила себе так высказываться при свидетелях, то не обошлась бы напоминанием, что не стоит так делать.

А потом она ощутила примерно то же, что было, когда ее предупреждал Кэл, и это могло посчитаться угрозой. Горячая волна, резко прошедшая от Деи, будто бы толкнувшая императора, показывая не приближаться. Он покачнулся, его брови удивленно взлетели вверх, и он наверняка хотел спросить что-то вроде того, о чем спрашивал его брат в подобной ситуации.

Дея всё еще не умела колдовать и понятия не имела, что произошло. На самом деле, ее это пугало.

Сказать Эйдарис не успел. Он зашипел от боли и согнулся, хватаясь за бок. Дея вспомнила, что вроде бы именно там рана, оставленная халагардскими воронами.

Пробормотав проклятия, Эйдарис почти рухнул на софу, но явно так и не мог разогнуться от боли.

— Я позову лекарей, — пролепетала испуганная Дея.

— Нет!

Эйдарис рявкнул так, что Дея, уже у дверей, чуть не подпрыгнула. Вряд ли он хотел быть таким грозным, скорее, ему просто больно.

— Нет, не лекарей. Позови моего брата. Только его. Не говори зачем.

Либо Эйдарис понимал, что лекари тут не помогут, либо не хотел, чтобы о его слабости знали. Дея приоткрыла дверь и коротко распорядилась, чтобы срочно послали за принцем Кэлраном.

Она понятия не имела, сколько у того уйдет времени, чтобы явиться в покои императора. Может, Кэл тоже принимает ванну, или лег спать. Или ушел развлекаться.

Эйдарис сидел, стиснув зубы, он тяжело дышал, по виску катилась капля пота. Он попытался встать, но тут же упал обратно. Перепуганная Дея налила воды, но он отрицательно качнул головой. Дея едва поставила стакан на стол, когда дверь распахнулась, и влетел Кэл.

Он явно еще не успел принять ванну и переодеться, припыленный после дороги, в расстегнутом на верхние крючки, но не снятом камзоле. Как будто он раздевался, когда к нему пришли слуги, поэтому он сразу кинулся к брату, не потрудившись застегнуться.

У Кэла ушли доли мгновения, чтобы охватить взглядом комнату и оценить происходящее. Он кинул на Дею такой взгляд, что она поняла, лучше оставаться на месте и постараться быть как можно более незаметной.

В два шага Кэл оказался около Эйдариса и присел:

— Что?..

— Ее магия… кажется, как с тобой. Шрам резко заболел.