– Да ты, братец, совсем сбрендил, – фыркнул Зимич. – Это от пьянства.

– Вот сейчас я встану… Вот я встану…

Он не встал. Только облевал пол при попытке подняться и заснул в собственной рвоте, обессиленный потугами встать хотя бы на четвереньки.

Зимич заплатил за комнату напротив и помог хозяйке и ее девчонке сгрузить туда бесчувственное, но храпящее тело.

Чтобы избавиться от вони, пришлось открыть окно. Снег рванулся в комнату с облаком пара: кружился, таял на полу и подоконнике – и на лице. По мостовой мягко стучали копыта, под окном слышался шорох лопат и ругань ломовиков с метельщиками: снег грузили на сани и везли прочь из города. Это у студентов, повес и пьяниц еще вечер, а у некоторых уже утро.

Люди сошли с ума. Весь город сошел с ума, если принимает эти бредни за чистую монету. Неужели им никто не рассказывал сказок о волшебниках-людоедах?

Хозяйская девчонка сопела за спиной, намывая пол. Зимич оглянулся.

– Ты тоже любишь чудотворов?

– Неа, – легкомысленно ответила та, но потом оглянулась на дверь и добавила тихо: – Только не говорите бабуле, она меня ругать станет.

– А хочешь, я расскажу тебе страшную сказку про людоеда?

Гул шагов под каменными сводами университетской библиотеки звучал святотатством, оскверняющим тишину, которую позволено нарушать лишь шелесту страниц.

Борча сидел в дальнем углу у окна, кутаясь в свой смешной плащ, подбитый остистым мехом нутрии, и ожесточенно перелистывал старинный увесистый фолиант. Перед ним на столе стояла покосившаяся стопка примерно из двадцати книг, собираясь осквернить тишину скорым грохотом.

Зимич, стараясь ступать как можно тише (если это вообще возможно в сапогах с железными подковками), прошел через весь зал, вызывая недовольные взгляды немногочисленных посетителей. И первое, что сделал у стола Борчи, – это поделил высокую стопку книг на три части, чтобы не упали.

– Посмотри, сколько всего я нашел! – восторженно зашептал Борча. – Это книги о змеях и змееборчестве. От легенд до серьезных научных трудов.

Зимич перебрал несколько книг, разглядывая обложки. «Вразумление юношам, ищущим подвигов на поприще сражений с многоглавыми змеями, записанное со слов старого молка, в молодости подвизавшегося на ниве ватажного промысла опасных тварей», «Наблюдения за жизнью многоглавого змея, его привычками, пристрастиями в пище, местами обитания (ночевок и зимовок), охотничьими повадками, а также описание устройства тела, крыльев и природы дыхания и прочая, прочая, прочая», «Ручной змей при рухском дворе: его появление на свет, условия содержания, выучка, боевые качества, способы управления и подчинения и трагический конец истории, доказывающий, что обладание ручным змеем не приносит добра его хозяевам и их помощникам», «Сказки молков, повествующие о многоглавых змеях и их победителях, собранные во время путешествия по их удивительной и дикой стране в мае–августе прошлого года», «Твари, созданные Предвечным для устрашения и наказания людей»…

– Как лаконичны храмовники… На месте ученых мужей я бы поучился у них придумывать названия книг, – шепнул Зимич и раскрыл «Сказки молков»: не хотелось начинать с ручного змея.

– Ты неправ в самом корне своего утверждения, – громко и со свистом зашептал Борча прямо в ухо. – Если названия книг делать столь расплывчатыми, в каталогах библиотек будет очень трудно находить нужные. Мне же потребовалось всего несколько минут для подбора необходимого перечня интересующих нас книг, достаточно было разыскать в списках раздел «животные», а в нем – «многоглавые змеи».

Его шепот разнесся по всему залу, и на них начали оглядываться.

Сказки молков оказались знакомы Зимичу – все до одной… Какие-то ему в детстве рассказывала мама, что-то он слышал от охотников, некоторые просто знал – неизвестно откуда. Он отложил книгу, вздохнул… и взялся за «Вразумление юношам». Там в подробностях описывались способы уничтожения змеев: как найти логово, как к нему подобраться, как защититься от молний, как правильно изготовить оружие…

– Посмотри, какой интересный труд я сейчас читаю, – снова громко шепнул Борча. – Здесь собраны рассказы колдунов об их путешествиях в мир духов. Они делят духов, с которыми встречаются, на три категории: добрых, глупых и злых.

– Да, я знаю. Я говорил с колдуном.

– Колдунов убивают желтые лучи… И знаешь, я думаю, этот свет может быть светом солнечных камней, которые теперь устанавливают в храмах.

– Нас сейчас отсюда выгонят. Читай, расскажешь потом.

Борча согласно кивнул несколько раз, но не замолчал:

– А тебе я бы посоветовал посмотреть вот эту книгу.

Он подвинул в сторону Зимича «Ручного змея при рухском дворе». Ну да… Конечно, именно с нее нужно было начать, но…

Ты еще человек, ты – человек… Ты думаешь, чувствуешь, любишь, помнишь. Но для тех, кто вокруг, ты уже отрезанный ломоть, тебя уже нет. Случается, лекарь отворачивается от безнадежного больного, чтобы спасти того, у кого есть надежда. И тогда приходит понимание: ты не просто умрешь, ты умрешь в одиночестве. Ты уже умер – для всех, кроме самого себя. Все равно что лечь в гроб живым: можно стучать в крышку, кричать, звать на помощь – никто не придет. Тебя больше нет…

Ты еще есть – а тебя уже нет. Никто не боится заглянуть тебе в глаза, никто не прячет взгляд – смотрят сквозь, даже не мимо.

Но бывает еще хуже: разглядывают. Наблюдают, записывают. И в пустой огромной клетке с толстыми прутьями не спрячешься от чужого любопытства. Можешь плевать им в лица, можешь кричать – злобно ли, отчаянно, – можешь бросаться на решетку и тянуть к ним руки – в мольбе ли, с угрозой, – это отметят с равнодушием экспериментаторов. Ты будешь испражняться у них на глазах и есть из миски руками – никто не отвернется. И будут чистить клетку раз в сутки. Можешь замолчать на несколько дней, забиться в дальний угол, отказаться от еды – тебя будут тыкать кончиком копья, проверяя, жив ты или подох… Ты еще человек, но все думают, что ты уже животное. Безмозглая и бесстыжая тварь.

Они будут наблюдать и днем, и ночью – чтобы не пропустить мига, когда ты на самом деле станешь этой тварью.

И ты ею станешь.

Ты в бессилии и ярости разбежишься и бросишься на решетку: разорвать, задушить, перегрызть горло. За то, что они живы, а ты – уже нет. За то, что тебя вышвырнули из живых – из людей – раньше времени. Вычеркнули.

А ведь ты сделал это для них. Ты задыхался от запаха густой змеиной крови, тебя били молнии, оставив обугленные раны на ладонях, тебя прижимал к земле высокий щит, а ноги захлестывал тяжелый гибкий хвост. Ты был отважен, неутомим, силен – и ты победил. Чтобы оказаться в клетке, словно диковинный зверь?

И маленькие треугольные головы (такие же, как ты срубил в бою) пройдут между прутьев, и молнии (такие же, как те, что заставляли вскипать кровь в твоих жилах) ударят в стену напротив, и хвост кнутом стегнет по земле, поднимая пыль…

– Зимич, темнеет, – Борча легонько потряс его за плечо.

– Да.

– Или заплатим за свечи, или вернемся сюда завтра…

Зимич поднял голову: в библиотеке они остались вдвоем.

– Послушай, ты тоже считаешь, что я отрезанный ломоть?

– Ни в коем случае! И дело не в этическом аспекте этого вопроса, хотя и он представляется мне немаловажным.

– Только не говори, что ты не веришь в мое превращение…

– Я считаю, думающий человек, если и превращается в змея, сохраняет контроль над его телом. Я допускаю наличие некоей субстанции, которая существует независимо от человеческого тела, вне его пределов. Возможно, то, что храмовники именуют «душой», и есть та самая субстанция. Отказываясь от человеческого в себе, люди, превратившиеся в змеев, отторгали и эту субстанцию, так же как отторгает ее мертвое тело. В результате по прошествии времени эта субстанция покидала их, теряла контроль над новой сущностью хищника. Но люди, о которых идет речь, были неспособны удержать эту субстанцию, не стремились осмыслить своего положения, сохранить контроль разума над страстями. Ты не похож на них.