Однако не учли чистые разумы сингуляров простого человеческого фактора. Мало дать обезьяне динамит. Необходимо, чтобы обезьяна эволюционировала достаточно, чтобы найти ему действительно правильное применение.

Возможно, вся проблема крылась в «видении», которое увидели Основатели. Что люди семнадцатого века могли понять из продемонстрированного сингулярами? Разница в мышлении у них больше, чем у человека современного и муравья. Как объяснить неандертальцу устройство космического корабля, что он поймет из твоей лекции?

Пока что это было единственное разумное объяснение, почему общество Януса Двуликого выродилось в то убожество, каким является сейчас. И почему бесценные знания и технологии сингуляров, доставшиеся аборигенам совершенно незаслуженно, оказались спущены в канализацию.

Чем дальше мы отъезжали от места, где Василий открывал портал, тем глуше становились мои эмоции. Как ни крути, а в конечном счете я все равно опоздал бы — просто слишком поздно родился. И сам воспользоваться подарком не смог бы ни при каких обстоятельствах.

— Все в порядке, князь? — взглянув на меня через зеркало заднего вида, спросил Виталя.

— Да, все нормально, — ответил я немного глухо.

Затем потянулся к бутылке с водой в баре салона и, отвинтив крышку, сделал несколько глотков, чтобы промочить горло. «Оракул» все еще продолжал сыпать вокруг меня окнами виртуальной реальности, и следовало возвращаться с неба на землю.

Я — Романов, князь Красноярский. И от моих решений зависит судьба очень многих людей. Так что нет у меня времени предаваться грезам о том, как бы я развернулся, если бы лаборатория попала ко мне в целости и сохранности. У истории нет «если бы», только то, что есть.

Поэтому вместо того, чтобы использовать готовые решения, мне придется разработать их с нуля. Благо, я знаю, как этого добиться. Хотя и придется потратить намного больше времени.

А потому пора возвращаться в реальную жизнь.

Ровный белый свет лился с потолка, не раздражая глаза. За прозрачной пластиковой перегородкой, защищающей наблюдателей, слой за слоем на специальном подносе выстраивалось новое сердце.

— Господа, — обратился я через коммутатор к ожидающим нас хирургам, — до конца работы принтера осталось две минуты. Как там наш пациент?

— Запас по времени есть, Дмитрий Алексеевич, — отозвался сухой лысый мужчина. — Аппаратура продержит его столько, сколько нам потребуется.

На его глазах находились линзы, сейчас подсвеченные фиолетовым светом. Доктор наблюдал за состоянием подопечного. Его подчиненные застыли в готовности хватать свежее универсальное сердце и начать трансплантацию. На случай же, если не выйдет, в специальном отсеке хранился настоящий человеческий орган.

Стоящий рядом со мной Святослав Святославович Волков хмуро смотрел сквозь перегородку, как принтер формирует универсальное сердце. Боярич все еще не верил, что все пройдет гладко. И я его прекрасно понимал.

Одно дело пускать по венам универсальную плазму, которая в скором времени будет сама собой заменена человеческой кровью. И совсем иное — полноценная ткань, с которой пациента придется жить долгие годы. Сейчас уровень нашей ответственности гораздо выше. И как человек, изготовивший этот принтер, Святослав Святославович будет отвечать за весь проект, который может оказаться под запретом в случае плохого исхода операции.

— Сердце завершено, — сообщил из динамиков голос искусственного интеллекта.

Я кивнул и вновь обратился к хирургу.

— Булат Дамирович, приступайте к проверке, — разрешил я.

Камера с хранящимся внутри искусственным органом открылась с другой стороны — в операционную. Доктор не подпустил своих подчиненных, сам занялся процедурами. Заодно хирург вслух проговаривал как свои действия с подробными объяснениями для персонала, так и озвучивал состояние получившегося органа.

Святослав Святославович в это время нервно кусал губы. Решалась судьба всего проекта, и это действительно было волнительно. Но я, в отличие от Волкова, не переживал. Меня охватило чувство сопричастности к великому моменту — здесь и сейчас мы создали первое искусственное сердце, которое не вызовет отторжения, и прослужит своему новому хозяину дольше, чем тот сможет прожить.

— Все отлично, Дмитрий Алексеевич, образцовая сердечная мышца — озвучил итог проверки Булат Дамирович, держа сердце в руках, обтянутых перчатками. — Мы готовы приступать.

Я услышал, как сквозь зубы выдавил воздух боярич Волков, но отвлекаться на Святослава Святославовича не стал. Вместо этого кивнул.

— Начинайте, Булат Дамирович, — разрешил я, после чего отошел к стоящим в нашей части комнаты стульям и спокойно опустился на сидение.

Перегородка, отделяющая нас от операционной, была прозрачной. К тому же в углу стояли мониторы, позволяющие взглянуть на происходящее практически с любого ракурса и при любом разумном приближении.

Волков сел рядом со мной и сложил руки на подлокотниках. На меня он не смотрел, все внимание боярича было приковано к экранам, на которых мелькали быстро покрывающиеся красными разводами белые латексные перчатки медиков.

Я же открыл личное дело пациента. А заодно и его возможного донора.

Часто ли случаются аварии? Очень часто, дорожно-транспортные происшествия уносят больше жизней в год, чем многие смертельные болезни. Так у нас и оказались эти двое.

Мотоциклист, не справившийся с управлением, вылетел на встречную полосу и пошел на органы. А в машине, в которую он врезался, оказался ребенок. Стойка автомобиля лопнула и пронзила мальчику грудину, превратив сердце в одну громадную дырку.

Выбить у родителей разрешение на проведение операции — рискованной, экспериментальной, с официально неизученными последствиями оказалось не сложно. Естественно, занимался этим вопросом не я, а мои люди. Но как только родители мальчика поняли, что лечить их сына будут при непосредственном участии княжеской семьи, согласие было получено моментально.

Ведь Виктория Львовна Романова уже доказала свою компетентность. И раз уж предложила попробовать новую технологию, значит, была в ней уверена. Мое присутствие же давало гарантии, что будет сделано все, что можно, и даже сверху. Дмитрий Алексеевич никогда не сдается, и все доводит до конца. А значит, и мальчик будет в безопасности, тем более что в присутствии князя Красноярского его жизни буквально ничего угрожать не может.

Сейчас с обоими родителями работали наши психологи. Все-таки они пережили огромный стресс, мать так вообще поседела в свои двадцать два года. Вмешательства наноботов им не требуется — взрослые отделались легким испугом и синяками от ремней безопасности. Но поддержать морально их стоило.

После трансплантации сердце начнет расти вместе со всем остальным организмом, и наши универсальные ткани будут замещаться по мере роста родными для мальчишки. Таким образом лет пять-семь, и вместо универсального в его груди будет биться собственное.

Естественно, это сложнее, чем простой имплантат, который выпускает та же корпорация «Армтек». Но случай подвернулся, и я не видел смысла не пользоваться возможностью. Тем более что я-то прекрасно знал, что все будет хорошо. Если у хирурга рука не дрогнет.

— Это проблема, — произнес я, глядя на мониторы.

— Что случилось? — встрепенулся Святослав Святославович, заметавшись взглядом по дисплеям в поисках того, о чем я говорю.

— Да с сердцем все будет в порядке, — ответил я, махнув рукой и выпрямляясь на стуле. — Я говорю об авариях. Ежегодно в одном только Русском царстве мы хороним около пятнадцати тысяч человек, погибших в дорожно-транспортных происшествиях. С этим нужно что-то делать.

Боярич Волков чуть расслабился. Все его мысли сейчас были в операционной, где Булат Дамирович руководил трансплантацией. Однако на то, чтобы переключить свое внимание на осмысленный диалог со мной, у Святослава Святославовича ушла всего пара секунд.