Поэтому он сжал его плечо ладонью и ободряюще улыбнулся:

– Спасибо, что поделился. Мне важно знать, что ты мне доверяешь.

– Кому ещё мне доверять, Мор? – хмыкнул Аден.

– Я подумаю над тем, что могу сделать. Обещаю, что попробую, хорошо?

– Хорошо. Спасибо.

До вечера Морган пребывал в почти что медитативном состоянии. Он погрузился в мысли о матери и том, что ему всё-таки придётся посетить её вновь. Думал о Совете и том, что его может на нём ждать.

А потом пришла Аэлла, чтобы попрощаться и передать ответственность за Фабьена.

Пладорх чувствовал неладное и явно беспокоился. Он уже привык к Аэлле и метался меж двух огней. Морган снова хотел бы задержать подругу, но понимал, что это уже сущая наглость с его стороны и эгоизм.

– Куда ты направишься сейчас? – Морган старался скрыть грусть, но, честно говоря, это плохо получалось у всех троих в комнате.

– В Лавин. Говорят, там остановился разъездной музыкальный театр. Всегда мечтала научиться игре на арфе, – Аэлла вздохнула. – Обещай, что будешь писать мне каждую неделю, если не чаще!

– Конечно, от тебя жду того же самого в ответ.

– Не могу поверить, – причитала меж тем Аэлла. – Никогда не думала, что буду думать, будто без кого-то мне будет скучно! Ужас! Морган Арейнес, ты страшный дракон!

Морган улыбался, понимая, что Аэлла просто старалась не расплакаться. Но так действительно будет лучше.

По крайней мере, Аэлле уж точно – ей свобода жизненно необходима. А он… жизнь показала, что он способен перетерпеть.

Морган вызвался её проводить. Они усердно делали вид, что просто решили прогуляться вечером до Каалона и обратно. Но обратно вернулись только Морган и Фабьен.

– Не волнуйся, Фабьен. Аэлла обещала залетать в гости, – сказал Морган поникшему пладорху, что с грустью взирал на горы, вцепившись в парапет на террасе.

С уходом Аэллы Морган осознал, что всё происходящее не на время. Всё серьёзно, и это правда. Из напоминаний о старой жизни остался только Фабьен, и теперь придётся учиться жить по другому укладу.

И чтобы он долго не мучился, привыкая к новому, обстоятельства как бы не давали времени для излишних размышлений и хандры. Прямо с утра за ним послали слугу напомнить о грядущем Совете. Морган отказался от помощи прислуги и собирался сам. Ему не хотелось, чтобы кто-либо присутствовал, пока он пытался привести мысли в порядок.

Фабьен же, разлегшись на освободившихся подушках, взирал на него сонным глазом. Видимо, вторым пытался доспать положенное время. И тут Морган понял, что ему теперь некому поручить питомца. А его одного он ещё не оставлял, так как боялся, что это может плохо кончиться. Не ясно только: для самого Фабьена или кого-то другого.

– И что мне с тобой делать? – беспомощно спросил Морган. Сразу вспомнились слова отца о том, что на Совете не должно быть никакой живности, особенно, такой вредной, как его питомец.

Фабьен поднял голову и вопросительно уставился на хозяина.

– Если я оставлю тебя здесь, то по возвращению найду свои покои на месте?

Фабьен уркнул и тряхнул головой.

– Нет? Но это же и твои покои тоже! – Морган сел на кровать, нервно соображая, как лучше поступить.

Морган понадеялся на удачу, но не до такой степени, чтобы оставить пладорха наедине с их комнатами. Но он был готов пожертвовать всей остальной частью дворца, отпустив Фабьена в свободный полет прямо перед тем, как войти в тронный зал. Все уже были на месте, и на мгновение Моргану стало неловко от всеобщего внимания – даже если это только пятеро драконов, включая отца. Бранд расслабленно сидел во главе прямоугольного стола, а все остальные заняли места по обе стороны от него. Морган занял единственное свободное место напротив короля, всех поприветствовав.

Аррон и Бентлейн сидели друг против друга ближе к королю, а Эйнар и Корвус ближе к Моргану.

И если соседство с Эйнаром было приятным – Морган помнил, как тот тренировал их с братом, и впечатления от уроков оставались положительные, то Корвус – сразу же вздернул свой орлиный нос, одарив принца презрительным взглядом. Морган принялся про себя считать от ста до нуля, чтобы сохранить сосредоточенно-нейтральное выражение лица.

Он считал Корвуса выскочкой с завышенным самомнением и скупой расчетливостью. Возможно, его навыки финансирования заслуживали уважения, но личная неприязнь друг к другу была взаимной и тянулась с тех пор, как Морган научился говорить.

Это был не первый Совет, на котором Морган присутствовал: отец ещё с детства время от времени приводил их с братом на собрание Совета, что не всегда было интересным времяпрепровождением. Однако, официальным участником с правом слова Морган был впервые, но не спешил воспользоваться своей новоприобретенной привилегией.

Корвус отчитался за каждый потраченный айр и эрьян в этом месяце, пожурив в своей высокомерно-язвительной манере Эйнара за большие растраты на одежду для новобранцев. Однако, главнокомандующий армией Каалона обладал настоящим даром пропускать все уколы мимо ушей и только добродушно улыбаться в лицо «обидчику».

– Это, конечно, всё прекрасно, – растянул губы в фальшивой улыбке Аррон, прерывая, очевидно, регулярную стычку. – Меня лично волнует другой, более важный вопрос.

Король с интересом на него взглянул:

– И какой же?

Аррон усмехнулся, переводя взгляд на напрягшегося Моргана.

– Как отразится на репутации нашего дома наследник с водной стихией?

Все члены совета синхронно посмотрели на Моргана, тут же покрасневшего от смеси стыда и негодования.

– А что вас не устраивает в моем даре, дядюшка? – Морган спросил быстрее, чем успел среагировать король, и сам удивился елейности своего тона.

– Что вы, мой принц, – в тон ответил Аррон. – Меня лично всё устраивает, но не забывайте – наша семья главенствует над другими домами и задаёт определённый тон…

– Вы не ответили на мой вопрос, – нахмурился Морган. Он знал эти светские игры намёков и полутонов, но не хотел в них участвовать. И хотя бы только за это он многим не нравился.

Бранд хотел вмешаться, но в последнюю секунду почему-то передумал. Аррон раздражённо повёл плечами, тоже заметив это, но продолжил:

– Например, семья Пэйтнессов упорно сохраняет огненную предрасположенность, чем заслуживает большую долю своей известности и влиятельности. Или… – Аррон перевёл дух. – Йорнеры – балансируют на элементальных противоположностях: земле и воздухе. Ведь для Каалона, вы все прекрасно понимаете, огромную роль играют эти стихии: как основа градостроительства, военной мощи и контроля погоды… А наш дом что? Никакого стихийного постоянства.

В зале повисла напряжённая тишина. Морган не ждал защиты от отца – ему казалось, тот либо согласен с высказыванием брата, либо ждал реакции сына. А, вероятнее, всё вместе.

– А вы равняетесь на другие дома, Аррон? Что ж… – Морган сцепил пальцы рук на столе, оглядывая каждого дракона. – Полагаю, как самое сердце Каалона, наш дом должен олицетворять единство всех стихий, а не делать упор на что-то одно. Мы подаём пример, как вы верно заметили, дядя. Так, может, это будет пример принятия и равенства?

– Мы должны подавать не пример, а показывать силу, – вмешался Бентлейн.

– Странно слышать такие слова от целителя, – прошипел Морган, не сдержавшись.

– Равенство, конечно, вещь хорошая, но только на словах, – хмыкнул Аррон. – Как вы собираетесь держать власть, мой принц? Равнять бедных и обездоленных с сильными мира сего? Это же утопия, что породит недовольства. Сильные восстанут против вас.

– Я полагаю, вы их возглавите? – не удержался Морган.

– Прекратите этот балаган, – вмешался Бранд, недовольно сверкая глазами. – Мы имеем то, что имеем. И должны извлечь пользу из нашего положения. А ваши пустые препирательства оставьте за дверьми тронного зала.

Морган не смог понять: был ли гнев вызван конкретно им или всей ситуацией, но он был даже рад, что спор прервали. По правде, он не чувствовал в себе сил довести его до конца. По крайней мере, пока что.