— Испытывает. То же самое ты говорил и обо мне.

Он не ответил.

— Какое Богу дело до книги, наполненной странными видениями?

— Богу до всего есть дело, Мари. Уж поверь мне.

Он ранил меня своим выводом. Когда я услышала эти слова, я снова испугалась — произошедшее с нами прошлой ночью уже никогда не повторится.

— Когда мы найдем книгу, ты поможешь мне, Мари?

— Конечно, — солгала я.

Мы спустились в подвал и пошли к той комнате, которую нашли. Почти совсем рядом с ней я увидела маленький гробик, наверняка он принадлежал ребенку. Рядом с ним стояли два других, больших. На каждом была надпись «Бертело». Я не стала останавливаться около них, дабы не привлекать внимание Беранже. Но он тоже их заметил и направился прямо к ним. Он принял решение. Он хотел вскрыть гроб.

Беранже упер лопату в пол и сначала хотел подвинуть гроб. Тот даже не шелохнулся. Потом он попытался воткнуть лопату под крышку и начал стучать по лопате молотком, чтобы открыть гроб. Но крышка не поддавалась. И только через несколько часов усердной работы Беранже все-таки удалось его открыть. Он был уже весь потный и красный, когда крышка наконец отскочила. И отскочила так неожиданно, что Беранже отлетел в противоположную сторону.

Я подбежала к нему, пытаясь помочь. Мне очень хотелось заглянуть в гроб, но я боялась. Все же я была суеверной. И смотреть первым я предоставила Беранже.

Мы вместе медленно подошли к этому детскому гробу и заглянули… он весь был наполнен золотом.

— Боже милостивый, — прошептал Беранже.

— Как ты думаешь, сколько этому лет? — тихо спросила я.

— Точно не скажу. Век шестнадцатый, возможно.

Мы стояли бок о бок, охваченные лихорадкой. Нас обоих охватило одно и то же желание — схватить сокровища, и оба старались тщательно скрыть это друг от друга, хотя все и так было понятно.

— Это же произведение искусства, Мари, — пришел в себя первым Беранже. — Это стоит тысячи франков, — шептал он. Потом он осекся и перестал шептать.

В ту ночь мы открыли еще несколько гробов. Я держала свечи, а Беранже поднимал крышки. Мы находили сокровище за сокровищем. Золотые браслеты, жемчужные ожерелья, золотые кольца, браслеты, различные драгоценные камни — рубины, изумруды. Всего не перечесть. И все это разных размеров, дорогой отделки и невероятной стоимости.

Поначалу мы ничего не брали. Но это только сначала. И несмотря на поражающее впечатление от найденных сокровищ, мои мысли все еще были заняты книгой видений Жанны Катарины и гробом ее сына.

В городе Мириам направилась туда, где всегда останавливалась ее семья. Она в замешательстве подошла к дому, не зная, какой ее ждет прием, и постучала. Дверь открыл отец, он обнял ее и проводил внутрь, вознося благодарственную молитву за то, что Бог вернул ее им. Вся семья собралась вокруг нее — ее мама, сестры, бабушки и тети, дяди и двоюродные братья. Она с облегчением вздохнула и расплакалась. Когда она рассказала им о том, как из нее изгоняли бесов, ее родители встали на колени и начали молиться, благодаря Бога. Потом, когда они встали, мама взяла Мириам за руку и почти весь вечер не отпускала ее от себя. Все вместе они собрались за ужином, который прошел в столь счастливом единении.

Но, несмотря на то что Мириам была счастлива вновь оказаться в кругу своей семьи, радость ее была неполной. Она пела песни, блуждая мыслями где-то далеко, потому что все ее мысли были связаны с Иешуа. После того как был съеден барашек, а кости сожжены в огне, после того как со стола было все убрано и все тарелки вымыты, после того как они все расселись вокруг очага, она принялась рассказывать им о своем паломничестве и чудесах, которые сотворил Иешуа. Все они в конце концов уснули, этому поспособствовали четыре кувшина вина и обильное угощение. Она одна не спала: сидела около окна и смотрела на пустынные улицы.

Был ли Иешуа тем самым спасителем, которого Господь обещал послать своему народу Израиля? Был ли он тем самым, о ком говорили в своих предсказаниях Моисей, Даниил, Исайя? Там было написано: сначала появится звезда, как предсказал Иаков, а за ней придет новый царь, который станет править миром. Ершалаим будет заново построен в смутные времена, и придет помазанник Божий, но у него будет все отнято и он останется ни с чем. Может быть, все же это — Иешуа?

Иешуа тоже предсказывал, он говорил загадочные, странные, будоражащие слова, которые Мириам даже не пыталась понять. Он заявлял, что его приход принесет с собой страдания, пожары, раздоры и войну, а вовсе не единение народов, как предвещал пророк Исайя. Иногда он говорил так, как будто сам и был Богом, объявлял себя центром Вселенной, солью земли. А его утверждения о Царствии Божьем, о конце света были переменчивыми и противоречивыми: иногда он говорил о грядущем конце света так, как это было описано в пророчествах — разрушение Храма, война и бедствия, а потом приход Царя Мира в мир живущих и воскресение всех умерших. В другой раз его видение грядущего Царства было неопределенным и все же более радужным: новое устройство мира, место, полное покоя, которое существует уже сейчас, но которого люди не видят, место, куда можно попасть только после отречения от всего земного. Она не видела его всего лишь несколько часов, и ей уже не хватало его лица, она хотела вновь видеть его. Кто же он? Что он несет миру?

Наконец, перед самым рассветом, когда петухи уже прокричали, возвестив о приходе утра, она уснула на полу возле окна. Проснулась спустя несколько часов, когда было уже слишком поздно.

Она поспешила на Голгофу, услышав на улице, что Иешуа схвачен. Когда она появилась там, он уже был близок к смерти. Она звала его, пока у нее совсем не пропал голос, но он оставался недвижим, распятый на фоне неба. Она обхватила крест руками и стала тянуться к нему, в руки ей вонзались занозы. Когда она коснулась его ног, она ухватилась за них, стала целовать его кровоточащие раны. Ее руки дрожали от напряжения, но она тянулась к Нему, молилась Богу, чтобы Он опрокинул крест, чтобы Он возродил его к жизни.

Кто-то грубо схватил ее и оторвал от креста. Упав на землю, она принялась проклинать солдата, сбросившего ее вниз.

— Он ничего не сделал! — кричала она. — Снимите его! Снимите его!

Тот ударил ее по губам тыльной стороной руки. Из губ потекла кровь. Она снова попыталась подойти к кресту, но солдат вновь швырнул ее на землю. Боль пронзила ее запястье.

— Только попытайся еще раз, и я забью тебя насмерть! — прошипел солдат.

Она плюнула ему в лицо, тот вновь ударил ее и отошел в сторону.

Она смотрела на Иешуа. Он был такой спокойный и неподвижный. Потом вдруг он вздохнул, потянулся и повис на своих путах. Она вскрикнула, стала оглядываться по сторонам в поисках того, кто мог бы помочь ей снять его. Он умирал. Как они могли дать ему умереть?

Неподалеку на коленях стояла мать Иешуа, безмолвно глядя на сына. Мириам подошла к ней, опустилась на колени возле нее, взяла за руку.

Чуть погодя она заметила Кефу, который смотрел на них со стены города.

— Трус, — пробормотала она. Он постоял несколько минут. А потом исчез.

Чуть позже она увидела, как его тело обвисло. Иешуа умер. Наконец стража сняла его. Судья и другой хорошо одетый человек выступили вперед, отдавая приказы.

— Куда вы унесете его? — спросила Мириам.

— Есть новая гробница в небольшом саду поблизости. Мы уложим его там, — ответил один из мужчин.

— Чья это гробница?

— Теперь его, — сказал хорошо одетый мужчина, и Мириам поняла, что он приготовил это место для себя.

Они опустили тело Иешуа на руки его матери. Мириам качала его, как младенца, ощупывала его раны с запекшейся кровью на руках и ногах, глубокие шрамы на его лбу и висках от тернового венца. Мириам из Магдалы с любовью смотрела на нее. Она понимала, что значит быть матерью такого человека.

Кто-то принес ведро воды. Мириам из Магдалы намочила краешек своей накидки и осторожно промыла раны Иешуа. Когда она закончила, мужчины подняли Иешуа и положили его на повозку. Пока они делали это, Мириам велела принести еще воды для другой Мириам: