Мириам посмотрела в сторону вновь собравшейся семьи. Иешуа ушел, чтобы помолиться. Йохана и Сусанна отправились на поиски воды. Шломит сидела одна, бессмысленно улыбалась чему-то, как обычно, вне шумной и галдящей толпы. Душу Мириам обуяла печаль. Она устала, испытывала голод и жажду.

Она должна была быть благодарна, ей было чему радоваться: вскоре они будут в Иершалаиме, она надеялась найти там свою семью. Иешуа нес свою благую весть, и люди присоединялись к нему. Мужчины буквально дрожали от возбуждения, предвкушая свой торжественный вход в новое Царство, восстановление справедливости и мира в стране. И, конечно, этого последнего чуда. Но она чувствовала себя опустошенной, полной мрачных мыслей и предчувствий. Воскресение Элазара, оживление мертвого тела было неестественным и пугающим. Он пребывал в покое, а теперь его подняли, разбудили, и он снова будет мечтать, испытывать разочарования и надежды, горести и радости, снова жить. Она не могла отпраздновать это событие, она не понимала его смысла. Ощущение величия сотворенного чуда, которое еще час назад наполняло ее, померкло. Она снова была самой собой, свободной от обуревавших ее демонов и, может быть, даже более беззащитной, чем раньше.

— Все станут травой, — прошептала она. Она поднялась вверх по склону горы, наблюдая за тем, как при каждом шаге из-под ее ног поднимаются вверх облачка пыли.

Глава IX

Несмотря на то что я объявила войну Беранже, я бы, скорее всего, отправилась к нему и рассказала все, что узнала от мэра, если бы не Мишель, которая приехала следующей ночью со своей бедой.

Уже несколько лет прошло с тех пор, как она вышла замуж. И она регулярно и очень подробно писала нам о своей семейной жизни: как они живут, как нравится ей вести собственное хозяйство в собственном доме, как она распоряжается деньгами, которые приносит ее муж, сколько времени она уделяет своим куклам и как потом продает их на рынке. Из всех этих писем мы делали вывод, что Мишель счастлива в браке, поэтому и были так удивлены, когда она появилась у нас на пороге с мокрыми и красными от слез глазами и в одежде, мокрой от дождя. Мама сразу же посадила ее перед камином, дала ей сухую одежду и принесла горячего бренди. Мишель сделала несколько глотков и поведала нам свою историю.

У Жозефа была очень тяжелая работа и очень плохой хозяин. Он очень часто задерживал, а то и не выплачивал жалованье вовсе. Мишель, которая уже потеряла одного ребенка, уговаривала его вернуться домой, уверяя, что он всегда сможет найти работу на фабрике. Но Жозеф упирался, объясняя, что не может вернуться, ничего не добившись на новом месте, ведь он потеряет всякое уважение у жителей деревни. Мишель уже была беременна вторым, и вот, после целого месяца споров и уговоров, в страхе потерять второго ребенка Мишель убежала, пока Жозеф был на работе.

Мама разозлилась на нее:

— Как ты могла так поступить? Если ты боялась потерять ребенка, как могла ты одна отправиться в дорогу по этим горам и холмам? Это же очень опасно и рискованно.

Мама отправила Мишель в одну из комнат, уложив ее в постель и оставив камин гореть. И всю ночь ходила вокруг нее, то поднося ей горячий бренди, то растирая маслом живот, пока не убедилась, что Мишель наконец-то согрелась и успокоилась.

Жозеф приехал к нам на следующее утро. Когда он открыл дверь и увидел Мишель, сидящую перед камином, он упал перед ней на колени и разрыдался. Он думал, что она тяжело больна. Никто из нас не мог доказать ему обратное и остановить его слезы до тех пор, пока сама Мишель не встала и не начала ходить по комнате, поднимая руки и ноги демонстрируя ему свое здоровье. Тогда он перестал плакать и стал ощупывать ее, пытаясь понять, не пострадал ли ребенок.

Вскоре они переехали обратно в деревню. Он согласился, испытав настоящее облегчение, избавившись от своего хозяина-деспота. Он был рад снова жить среди семьи и друзей и растить своих детей в таком прекрасном месте, как это. Мама расплакалась, когда они помирились, папа вышел на улицу и заорал что есть мочи:

— Я собираюсь стать дедушкой!

Они стали жить в старом доме Жозефа, а Жозеф нашел место контролера на фабрике и уходил утром вместе со всеми мужчинами и возвращался домой к ужину.

Беременность Мишель повлияла на меня весьма странным образом. Пожалуй, впервые я задумалась о том, что мне уже достаточно лет, а я даже не замужем и у меня нет возможности родить ребенка и стать матерью, как это сделали уже многие девушки моего возраста в нашей деревне. Меня пугала мысль, а вдруг я вообще окажусь бездетной.

Наблюдая за Мишель, в основном как она становится больше и все менее подвижной, я стала понимать, как мне хочется все это испытать самой, как хочется иметь свою семью. Я видела, как суетится вокруг нее мама и радуется Жозеф, возвращаясь с работы домой, видела, как папа смастерил кроватку, мама вязала пинетки и шила рубашечки и пеленки, даже Клод принимал участие во всем этом, а я только смотрела со стороны. Я любила Беранже, но у нас не могло быть близости. Я часто думала об этом. И значит, у меня никогда не будет детей. Мне не суждено было стать матерью, но я уже почти стала тетей, это тоже очень почетное звание.

Ребенок родился в самый жаркий летний день. Было так жарко, будто везде стояли чайники, которые кипели и их забыли снять с плиты. Когда ребенок появился, мне показалось, что он совершенно безжизненный. Но уже через несколько минут, когда повивальная бабка омыла его теплой водой, погладила, в общем, проделала с ним все необходимое, я увидела, что он сразу порозовел, закряхтел, а когда она положила его рядом с Мишель и он, открыв свой крохотный ротик, попытался сосать ее грудь, то сразу же заснул. Мишель была накрыта простыней, которую сшила мать Жозефа специально для этого случая.

Мишель назвала его Эдуардом, в честь отца, но мы звали его Пичо, потому что он был такой маленький. Все любовались им, а Беранже поцеловал его сразу после крестин и назвал своим племянником.

Пичо стал моей надеждой и маленьким счастьем. Все свое свободное время теперь я посвящала ему. Мне было приятно выполнять обязанности, связанные с уходом за ним, и я с гордостью носила звание его тети. Я знала, что Беранже меня не хватает, но теперь, вместо того чтобы, как раньше, покончив с домашними делами, идти в церковь и быть рядом с ним, делать что-то для него, я неслась в дом Мишель, брала Пичо на руки и нянчилась с ним. Беранже становилось грустно от того, что он видел, как мне хотелось ребенка и как судьба распорядилась мною. Из-за любви к нему я отказываюсь от счастья быть матерью. Он видел, что я жертвовала собой ради него. Ради нашей любви.

Я варила малышу еду, гладила его рубашонки и делала много других разных дел. И Беранже стал проводить много времени в их доме, нянча Пичо. Этот ребенок изменил нашу жизнь: папа стал меньше времени проводить в таверне, отношения Мишель и Жозефа окрепли. Да и все мы стали дружнее, больше времени проводя вместе. Клод сделал для него ходунки, когда Пичо подрос до такого возраста, что мог уже сидеть и упираться ножками. У меня и мамы текли слезы, а отец весело смеялся, когда мы видели, как он катается по дому.

И тем не менее я не забыла об австрийце и мистической книге. История мэра на многое мне открыла глаза. Я обладала довольно редкими сведениями. Сопоставив многие факты, я пришла к выводу, что эта сумасшедшая женщина, у которой были видения о том, что она Мария Магдалина, была матерью Анны Марии Вертело и родственницей мадам. Я не могла быть в этом уверена, но это было похоже на правду. Я чувствовала. До некоторых пор этих знаний мне вполне хватало. Беранже же, казалось, вообще потерял интерес к камню и могиле. Он продолжал заниматься служением месс по составленному нами ранее регистру. Вспоминая нашу ссору, я не настаивала на дальнейших поисках, да и сейчас все мои мысли были заняты сыном Мишель.