— Такая прическа открывает твои прекрасные глаза, — говорил он.

Я не благодарила его, думая, что он меня просто дразнит. Но время шло, а он каждый день с невероятным упорством продолжал говорить бесчисленные комплименты. Он хвалил мои платья, мои волосы, лицо и даже мою начитанность.

— Ты так много читаешь, — говорил он, — девушки не должны быть такими умными, как ты.

И вскоре случилось именно так, как когда-то почти в шутку сказал Клод. Жерар стал ухаживать за мной. Он присылал мне открытки и цветы, демонстрируя свое отношение открыто. Об этом знали все. Я не думала, что наши отношения с Мишель как-то пострадают, если она узнает, что за мной ухаживает ее бывший жених. Жозеф был ближе к идеальному мужу, но он увез от нас Мишель, а с Жераром можно было жить и в нашей деревне. Он-то уж точно не собирался никуда переезжать.

Моя мама с энтузиазмом приветствовала намерения Жерара, хотя и знала мое к этому отношение. Факт оставался фактом. Мне было с ним невероятно скучно. Да, у него была выразительная внешность, у него был опыт обращения с девушками, он познал их немало. Однако мне не хотелось, чтобы он попусту тратил на меня время, ведь я-то не собиралась его с ним проводить. Но он, казалось, не обращал на это никакого внимания. Он продолжал ухаживать, много рассказывал мне о своей семье и о себе. Но что было хуже всего, он никогда ничего не читал. Когда я пыталась поговорить с ним хоть о чем-то, что я прочитала, он закатывал глаза и восклицал:

— Ну, началось! Опять ты за свое!

Его мозг был не в состоянии принимать какую бы то ни было информацию. Ему все казалось глупым. Единственным спасением были еженедельные письма от Беранже. Он подробно рассказывал в них и о том, как устроился в Нарбонне, и какая там жизнь. В его письмах всегда было что-то новое и познавательное. Он преподавал в семинарии, которую посещали только мальчики, и письма его были полны смешных историй про них — кто-то засыпал на уроке, кто-то все время жевал, и Беранже заставлял их выплевывать все и внимательно слушать урок. Иногда он писал о своем брате Дэвиде, который тоже преподавал в семинарии. Он всегда хоть строчку, но писал лично для меня. И я перечитывала их снова и снова. И он присылал подарки: модели корабликов для Клода, носовые платки и коралловое ожерелье для меня. Я была очень горда.

— Однажды я заработаю много денег и куплю тебе золотое колье, — сказал как-то Жерар. — С бриллиантами.

Он ухаживал за мной всю весну. А когда зацвела сирень, он пригласил меня на пикник. Одну. И я согласилась. Он набрал полную корзину разной еды, фруктов и вина, и мы отправились с ним на холмы вдвоем. Только он и я. Он нежно ухаживал за мной, расстелил плед на траве, разделил еду, наполнил бокалы, но я попросила его налить мне воды. Отказалась пить вино.

— Что не так с вином? Моя мама приготовила его специально для тебя! Я так старался!

Мне пришлось выпить бокал, и он тут же наполнил его снова.

— Я буду пьяной, Жерар, — рассмеялась я.

— Когда девушки навеселе, они такие забавные, — ответил он.

Тогда я обратила внимание на его внешность. Его губы были полными и яркими, как у женщины, волосы его были длиннее, чем у кого-либо из мужчин в деревне, они прядями спадали на его загорелую шею. Он был сильным и хорошо сложен, но не так хорошо, как Беранже. Он всегда выглядел так, будто только что вернулся с вечеринки. Одет аккуратно, чисто, с иголочки, улыбался и был доволен собой.

Вскоре, чуть запьянев, я отвела от него взгляд и стала рассматривать, какая яркая трава, голубое небо, как быстро плыли по нему облака. И тут он впервые поцеловал меня. Я позволила ему это. Он почувствовал мою слабость и начал нежно целовать меня в шею, в губы, руки его уже обнимали меня, нежно гладили по спине, прижимая к себе все ближе и ближе. И это было прекрасно. Но, как только он прекращал меня целовать и начинал говорить, мне сразу становилось скучно.

Ему казалось, что я его дразню, потому что дальше поцелуев продвинуться у него не получалось. Он спросил меня:

— Как мне это сделать, Мари? Дай мне совет!

— Что ты имеешь в виду? — прикинувшись, что не понимаю, о чем это он, спросила я.

Одним весенним днем, приблизительно через месяц после того, как мы с Жераром были на пикнике, я получила известие от Беранже. Он обещал вернуться. Мэр подал прошение в Духовенство, они долго рассматривали его и решили, что, если священнику удалось наладить в деревне такой порядок, прихожане были довольны, дети учились в школе и пожертвования возросли, а при новом священнике все снова ухудшилось, то, пожалуй, он заслуживает того, чтобы вернуться на свое место с восстановлением жалованья. Конечно же, не обошлось и без хлопот самого мэра. Это известие тут же разлетелось по всей деревне, мама сразу же простила папу, и мы с Клодом побежали сообщить ему, что он больше не будет спать внизу.

Теперь со всех сторон были слышны разговоры, которые начинались со слов:

— Когда святой отец вернется…

К нам в дом стали приходить все те, кто подписывал прошение сразу после нас. И мадам Баптис, и Пол, и Будо. Жители были благодарны нам за проявленную инициативу и считали, что это мы вернули Беранже, к которому все они уже успели привыкнуть и так полюбить. Почти во всех домах начались генеральные уборки, все готовились к приезду Беранже.

Ну а я была просто на седьмом небе от радости. Я вбила себе в голову, что Беранже возвращается из-за меня. Ко мне! И я поняла, что не смогу больше выносить Жерара с его тупыми шутками и недалекими взглядами. Я решилась порвать с ним отношения. Понемногу я стала избегать встреч с ним. В конце концов мама заметила это и сказала:

— Ты можешь не выходить за него, Мари, но хотя бы не относись к нему как к собаке: то позовешь, то оттолкнешь! Ну имей хоть немного снисходительности!

Приближалось лето, а вместе с ним приближался и день возвращения Беранже. Я становилась все более озабоченной. Я боялась, что он меня забыл. Я мечтала о нем, бредила им, желала его. Меня стали раздражать поцелуи Жерара, а теперь, в преддверии возвращения Беранже, мне казалось, что каждый раз, когда я целовалась с ним, я грешила. Что я могла с собой поделать, если с Жераром я просто проводила время, а Беранже любила на самом деле. Я знала, что ни отец, ни мать не одобрят моего поведения, если вдруг узнают, кого я действительно люблю. Я молчала об этом, но от общения с Жераром я отказалась. Как и прежде, я ходила к мадам Лапорт, в церковь, делала всю необходимую работу по дому, но свободное время не проводила ни с кем. Я ждала возвращения Беранже.

Как-то, по дороге к мадам Лапорт, Жерар все-таки поймал меня. Он поджидал меня на площади и, внезапно схватив за руку, остановил. Он сказал, что ему нужно поговорить со мной наедине. Я грубо ответила ему:

— Что тебе от меня нужно?

— Мари, неужели ты не можешь уделить мне и минуты? — Он потащил меня по площади, куда-то вниз по ступеням, потом толкнул меня в сторону ограды, спиной я оказалась прижата к цветочному кусту с шипами, и они вцепились в мои волосы, словно пальцы.

— Я хочу спросить, выйдешь ли ты за меня замуж?

Не удержавшись, я рассмеялась.

— Что? — спросила сквозь смех.

Он осмотрелся вокруг, чуть помедлил и произнес:

— Ты слышала, что я сказал.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом, Жерар? — проговорила я. — Ну, честно, почему?

— Что ты имеешь в виду?

— Ну мы же совершенно не подходим друг другу. Почему бы тебе не спросить других десятерых девушек, которые были у тебя и любят тебя до сих пор?

Он стиснул зубы и продолжил:

— Я спрашиваю тебя!

— Послушай, Жерар, это не очень хорошая идея, не надо нам жениться. Мы поубиваем друг друга в первую брачную ночь.

— Да нет, я этого не сделаю. — Он схватил меня руками за голову и притянул к себе.

Я постаралась вывернуться и сказала:

— Нет? Тогда, может, тебе больше понравится, если я сама себя убью?

Он совершенно озверел и зарычал на меня: