Леон понял, что больше не в силах находиться в одиночестве, ему нужно с кем-нибудь поговорить. И этим кем-нибудь мог быть только Скорцени. Как ни странно, но только с ним Леон мог общаться, не боясь разглашения сути разговора, и только Скорцени понимал его так, как он сам себя понимал.

Профессор набрал номер друга, Фабио ответил почти сразу.

– Алло, привет, – послышался напряженный голос в трубке, – как ты после вчерашнего кошмара? – спросил Скорцени.

– Я в порядке, – соврал профессор, – знаешь, я думаю, мне все-таки не помешает компания. Ты как сегодня вечером, занят, может, где-нибудь посидим?

– Леон, я с радостью, – неуверенно отозвался Скорцени, – но сейчас все стоят на ушах. Давай завтра, я как раз приглашен на одну светскую вечеринку, думаю, и тебе там понравится. Я позвоню тебе завтра днем, и мы все обговорим, а пока извини, занят.

– Хорошо, до завтра, – удрученно выдохнул Росси.

Пусть не удалось найти компанию, но оставаться в номере Росси был не в состоянии. На улице профессор оказался в другом мире: сияющие Альпы, чистый горный воздух и прохожие, которым не было никакого дела до терактов и угрызений совести. Этот мир отказывался пускать к себе все то, от чего так настойчиво и безуспешно пытался избавиться Росси.

Он почувствовал себя лишним со своим моральным грузом в безмятежном спокойствии курорта. Однако профессор знал: прогулка и чистый воздух неизбежно прочистят мозги, а самое главное – других вариантов у него просто не было. Терпеть дальше ту вязкую угрюмую хандру он просто не в состоянии.

Леон присел за столик кафе и заказал чашку кофе с аппетитной булочкой. За соседним столом сидела молодая пара. Они мило щебетали друг с другом, искрясь улыбками и тая от умиления. По всему было видно, их охватило настоящее чувство, и пока оно держит их в плену, они переживают самые счастливые мгновения в жизни.

«Как много того, что стоит наших усилий, как много того, за что стоит бороться, – снова начал философствовать профессор. – Быть может, пройдет совсем немного времени – и эти двое возненавидят друг друга, с той же страстью, что и любят сейчас. Но пока они любят, весь остальной мир не имеет значения. Все эти фанатики, политики и деньги, которых вечно не хватает на ненужные вещи, не имеют значения! Если бы только можно было продлить эти мгновения, распространить их на все общество не по воле слепой страсти, а усилием разума, – профессора опять накрыла волна размышлений, – внушить людям счастье, объяснить этим глупцам ценность любви и радости… Но я и сам не лучше: уже два дня здесь, куда приехал лишь для того, чтобы отвлечься от суеты, и ни разу не улыбнулся».

Сообщение, доставленное на телефон профессора, вырвало его из пучины философских самоистязаний. Росси предлагали присоединиться к акции прощения, той, что уже рекламировали по телевиденью. Основным аргументом являлось количество адептов. «Нас уже миллионы – присоединяйся и ты!» – говорилось в сообщении.

Он решил не отравлять атмосферу молодой любви своей угрюмой зрелостью и отправился бесцельно бродить по улицам в надежде настроиться на позитивный лад.

И так, надеясь обнаружить хорошее настроение, Леон бродил до самого вечера. Профессор уже планировал упасть в объятья уныния, запершись со своими размышлениями в номере отеля. Но на помощь пришел друг Фабио, про которого профессор, погруженный в интеллектуальную борьбу, уже и забыл.

Скорцени не обманул, и следующим вечером они прибыли на обещанную светскую вечеринку. В помещении, которое служило галереей для модных художеств, собралось около двадцати человек. Приятная расслабляющая музыка располагала к вечерней интриге. Однако пространства галереи и яркий, но холодный свет ламп казались Росси вычурным эгоизмом, выраженным в том, что сейчас принято называть искусством. Все гости изображали расположение, однако сквозь улыбки и умилительные объятья было не разглядеть искренних чувств.

Скорцени подвел к Леону пару средних лет – изящную даму и импозантного мужчину в очках.

– Вот тот самый профессор, о котором я вам столько рассказывал! – торжественно заявил Скорцени.

– О, наконец-то Фабио сдержал обещание, – обворожительно улыбнулась дама, голос которой соответствовал внешнему виду. – Я Кристина Эбера, руководитель канала, на котором мы не так давно имели честь вас принимать.

– Так вот как он все устроил, – оживился профессор, кивая на друга.

– А я Амьен Дафар, владелец этого заведения, – заискивающе промурчал спутник Кристины.

– Как Вы находите работы, представленные здесь? – спросил владелец галереи.

– Знаете, я плохо разбираюсь в искусстве. Боюсь, мое мнение будет не компетентным, – попытался отмахнуться от лощеного типа Леон.

– Профессор занимается исследованием человеческого мозга, и ему некогда обращать внимание на человеческую душу, – попытался ему помочь Скорцени.

– Напрасно вы так, Леон, напротив, именно Ваше мнение наиболее интересно, – обволакивала своим шармом Кристина, – кто, как не вы, может оценить, с точки зрения профессионала, суть этих работ?!

– Боюсь, здесь нужен профессионал другого рода, – упирался профессор.

Конечно, он мог высказаться, но понимал, что его позиция явно не соответствует общепринятым условностям. Глупость и ограниченность, выраженная в несуразной мазне и дешевых претензиях на некую идею – вот что, по мнению Росси, висело на стенах этой галереи.

– Ну, что ж, не будем мучить гостя, Амьен, – сказала Кристина, тонко уловив момент.

Она уже собиралась увлечь своего спутника в сторону шампанского, но телефон подарил повод задержаться. Прочитав сообщение, она вновь обратила свое очарование на профессора:

– Леон, а Вы слышали о новой акции «Я прощаю»? – спросила она тоном, не предполагавшим возможности увильнуть от ответа.

– Да, кажется, мне приходило нечто подобное, – Росси несколько смутился от столь стремительного вторжения в его личность.

– И что, неужели Вы до сих пор не присоединились к акции? – спросила Кристина, изобразив удивленное разочарование. – Лично я сразу поддержала, это именно то, что отличает нас, цивилизованных людей, от диких животных! – разила профессора чужими изречениями хозяйка канала. Возможность участвовать в судьбе другого человека, прощать тех, кто причинил боль нам и нашим близким!

Вся компания уставилась на профессора, как будто он только что совершил нечто неприличное. Однако слепо бросаться в объятья социальных сетей Росси категорически не желал и начал обдумывать оправдание; в голову ничего достойного не приходило, неловкая пауза явно затягивалась, усугубляя положение.

Ситуацию спасло новое сообщение, присланное Кристине. Ознакомившись с содержанием, дама принялась увлеченно фотографировать себя на телефон.

– Подруга хочет знать, как проходит мой вечер, – обратившись к Леону, пояснила она.

– Ну, думаю, нам стоит оставить профессора в покое, и, Леон, умоляю вас, не закрывайте свое сердце от мира, – проникновенно высказала Кристина и увлекла своего спутника в сторону шампанского.

– Не надо на меня так смотреть – сказал Скорцени, заметив угрюмый взгляд профессора. – В конце концов, ты сам просил меня об этом.

– Я просил тебя о компании лучшего друга, а не об этом, – уколол его в ответ Росси. – Фабио, эта женщина только что размышляла о прощении и о том, что нас отличает от «диких животных», а секунду спустя она же фотографируется на телефон, чтобы похвастаться перед подругой! Я скажу тебе, как специалист: такое поведение – я имею в виду хвастовство – ничем не отличает ее от «диких животных»! – раздраженно заявил Леон.

– Эта женщина возглавляет крупнейший частный канал Германии «ИнтерМаийл», и ты не сыщешь во всей Вселенной более циничных существ, чем люди, занимающиеся телевидением и современным искусством, – парировал Скорцени. – А если тебе претит подобная публика, то мы можем пойти в ближайший ресторан, и ты, наконец, расскажешь мне, что происходит и куда делся тот рассудительный профессор, которого невозможно вывести из себя.