«Совсем еще молодой, три месяца на службе, а уже разбирается в этом дерьме», – ворчал про себя капитан Лефош.

Он пристально смотрел на ту молодую даму и пытался понять, чем она привлекла его внимание. Девушка с каштановыми волосами, в черном осеннем плаще и с шарфом на шее заметила, как пристально за ней наблюдает офицер в машине. Она мило улыбнулась и уверенным шагом пошла в сторону «скорой». У машины девушка вновь повернулась к офицеру и посмотрела ему в глаза. В ее взгляде не было и намека на кокетство, она словно бросила вызов. В то же мгновенье сильный взрыв разметал ее хрупкое тело на ошметки. Взрывная волна подбросила и перевернула автомобиль скорой помощи, а зевак рядом с эпицентром взрыва скосило, словно траву.

Лефош сам не понял, как оказался на полу машины. Его сознание повисло в оглушающей тишине. Секунда тянулась вечность, но мысли проносились со скоростью света. Постепенно какофония звуков возвращала его к вопиющей реальности – реальности, в которой царила паника и ужас. И словно кто-то включил звук на полную громкость. Капитан услышал вопли раненых, крики коллег и хаос происходящего.

Осмотревшись, он понял, что не ранен, теперь предстояло осмотреть улицу. Лефош медленно открыл дверь, вывалился из автомобиля, уверенно поставил ноги на ширину плеч, придерживаясь правой рукой за двери машины. Картина перед глазами заставила капитана оцепенеть от ужаса, словно оголенный нерв сознания поразили электрическим током.

Повсюду валялись разорванные тела, кричащие от боли раненные в лужах крови. Казалось, будто мостовую облили кровью из пожарного шланга. Перевернутая машина скорой помощи догорала в пяти метрах от эпицентра взрыва, а назойливые зеваки, те из них, кому посчастливилось остаться целыми, разбежались.

Краем глаза Лефош заметил, что парнишка-водитель как-то странно, неестественно сидит в кресле автомобиля. Капитан решил посмотреть, но ноги не слушались. Шагнул и чуть не упал. Он присмотрелся – и все стало ясно. Голова водителя склонялась на грудь, но левый висок было хорошо видно, и отчетливо была видна тонкая струйка крови, сочившаяся красной линией, обозначившей финал толком и не начавшейся жизни.

На следующий день дождливая пелена затянула небо над столицей Германии, казалось, будто все промокло насквозь.

Толпы людей на улицах вечернего Берлина тянулись к центру выразить свой протест и степень недовольства политикой. Однако промозглый город, вместо воодушевленного, единодушного стремления, навевал унылую атмосферу, словно потоки людей – лишь рутина конвейера на фабричном производстве в раз и навсегда утвержденном плане.

Несмотря ни на что, многие из протестующих были полны решимости заявить о себе. Некоторые искренне верили, что у них все получится, и протесты многих тысяч действительно повлияют на руководство страны.

В назначенное время на площади, в количестве достаточном для значительного, они начали декламировать лозунги на ближайшие окрестности надписями с развернутых в толпе транспарантов.

Все требования и ультиматумы, произносимые на митинге, немцам были уже хорошо знакомы. И большая часть добропорядочной Германии разделяла тревоги и устремления харизматичного вида граждан, с хорошими ораторскими навыками, регулярно выступающих в защиту социального здравомыслия. Однако хроническое пренебрежение властей превращало изначально вполне очевидные и естественные просьбы в нечто одиозное, нечто до глубины, до боли знакомое.

Среди прочих, в толпе митингующих попадались подозрительного вида персонажи. Как правило, бритоголовые мужчины крепкого телосложения. В основном они концентрировались у трибун и вели себя вполне благообразно. Миру и спокойствию, кроме особо впечатлительных ораторов, ничего не угрожало. И простому прохожему могло показаться, что это обычная ярмарка или фестиваль.

Ловкие торговцы предлагали все необходимое для вкусной прогулки без отрыва от происходящего. Лотки, украшенные разноцветными шариками и лентами, словно лучики солнца, добавляли оптимизма в банальную серость дождливого дня.

Дети по большей части не понимали происходящего и стремились заполучить как можно больше сладостей и цветных флажков у незнакомых взрослых, раздававших их всем бесплатно.

В пивных было не протолкнуться. Сегодня основной темой разговора за кружкой пива была не спортивная жизнь, а политика, как в старые добрые времена.

Пеструю гармонию толпы разрушили два молодых человека в белых спортивных костюмах, с капюшонами на голове. Их отличие было разительное. Центральной темой мероприятия было засилье мигрантов с востока. Лица неевропейской внешности старались не посещать подобные собрания. Тем не менее никто не обращал на них внимания: одни праздно шатались с чувством сопричастности, другие заслушивались очередным горлопаном с трибуны.

Первый двигался в центр площади, едва сдерживая страх. «Братья рассчитывают на меня, я должен исполнить волю Всевышнего. Он выбрал именно меня! – судорожно размышлял араб. – Шейх не простит мне слабости, я должен!» – отчаянно убеждал он себя, с усилием передвигая ноги навстречу неизбежному. Казалось, все вокруг подозревают, знают, зачем он здесь. Вот-вот какой-нибудь неверный схватит его и закричит на всю площадь. Стараясь не поднимать глаз, он то останавливался, то нетвердым шагом протискивался в толпу.

Второй уверенным шагом приближался к трибуне, свысока разглядывая окружающих. Казалось, что все эти ничтожества, сытые и довольные, боятся даже взглянуть в его сторону. Из наушников протяжным напевом лилась седьмая сура Корана.

«Эти нечестивые собаки, пожиратели свиней, даже не знают, что сегодня на них падет кара Всевышнего! – яростная гордость переполняла его при мысли о тех, кто окружал его сейчас. – Меч Господа покарает их за грехи и то зло, что есть они сами».

Так бы и случилось, но на пути гордыни встал страх. Его перепуганный друг вынырнул из толпы на полицейского, в трех метрах вокруг которого не оказалось никого. Он словно оцепенел от неожиданной встречи и замер, не в силах двинуться с места. Патрульный сразу обратил внимание на подозрительного субъекта и уже сделал шаг к нему навстречу. Правая рука потянулась к пистолету, а левая поднималась раскрытой ладонью на уровень лица араба. Взрыв убил их обоих и еще с десяток человек вокруг.

Ударная волна прокатилась по всей площади. Второй араб прошел метров пять и повторил судьбу первого. Еще один взрыв прогремел в ста метрах от трибуны. Толпа замерла от неожиданности, а через мгновенье пронзительный вопль разорвал пелену небытия. Люди бросились врассыпную, прочь от гибели, не разбирая пути. Взрывы произошли в разных концах площади, и ужас погнал несчастных навстречу друг другу.

Стоявший в оцеплении полицейский Ганс Швальдер не мог поверить в происходящее. Бывалый солдат, прошедший Ирак и Афганистан, не был готов увидеть взрыв на улице Берлина. Словно оказавшись в дурном сновидении, ошарашенный блюститель порядка наблюдал за происходящим.

Очередь сверху буквально скосила семью на его глазах. Увидев искры разлетающихся рикошетом пуль, Швальдер мгновенно собрался. Кошмар еще не закончен, все в самом разгаре! Полицейский сразу определил, откуда ведется огонь; стрелок засел на крыше здания, у которого стоял Швальдер.

«Бежать к нему на крышу и пристрелить гада!» – машинально принял решение Ганс.

Но очередь не стихала, с каждым мгновеньем унося все больше жизней.

«Да сколько же у него патронов!» – в отчаянье подумал полицейский, уже подбегая к подъезду.

И вдруг Швальдер увидел ребенка, забившегося под мусорные баки. Маленький мальчик истерично рыдал, а рядом, с простреленной головой, лежало тело его отца. Ганса захлестнуло волной эмоций, он уже не мог себя контролировать. В тот же миг он оказался у мусорного бака с поднятым вверх пистолетом. Увы, стрелка не было видно. Отбежав на пару метров в сторону, он увидел силуэт на крыше и уже было вскинул руку, крепко сжимавшую пистолет. Но тут на него наскочил кто-то из толпы и опрокинул на мостовую. Люди, разбегавшиеся с места бойни, в панике не замечали ничего вокруг. Единственное, что имело значение для них, – это спастись!