Наконец на улицах раздался вой сирен. Я видела, как пожарные подъехали на огромной красной машине. Я видела зевак на улицах. А может, это были жители данного дома. Я стала кричать и махать руками – согласно своему плану. Но самое ужасное вот в чем: меня никто не слышал. И не видел.

Жива ли я сама?..

* * *

– Приезжайте. – Вот так. Коротко и ясно.

– Могу я спросить хотя бы: куда? – язвительно молвила я в ответ, глядя на часы. Половина десятого. Рано. Я сегодня планировала отсыпаться. Вчерашний стрим сильно выбил меня из колеи.

Тяжкий вздох, сопряженный с раздражением и досадой. Как будто я виновата в том, что не умею читать мысли! Мне что, расклад делать? Слишком долго придется пытать карты, чтобы они мне дали конкретный адрес с улицей и домом.

– К соседке этой, про которую вы мне сказали. – Он выделил особенной интонацией местоимение «вы». Как будто я – это какое-то вселенское зло.

Что ж, когда меня атакуют, я набрасываюсь в ответ. Когда возле тебя всю жизнь нет никого, кто бы тебя защищал, ты учишься защищать себя самостоятельно.

– А, то есть вы сподобились-таки пообщаться с единственным свидетелем, которого я вообще-то вам нашла!

– Нет, – ответила загадочно капитан. – Не пообщались, увы.

– Она снова в больницу легла? – понадеялась я, ощутив неприятный холодок внутри. Вряд ли Вячеслав Лисин вызвал бы меня по адресу, где проживает баба Нюша, не застав ее дома. Все гораздо хуже, чем я думаю.

– Не легла. И уже не ляжет. Понятно вам? Быстро сюда, я договорился, вас пропустят. Только вы это… Хм…

– Трупы я уже видела, – напомнила я. – Можете не предупреждать. Захвачу нашатырь на всякий случай, чего уж там.

– Захватите-захватите, – поддержал мою мысль Лисин, причем абсолютно серьезно. – Таких трупов вы еще не видели, я вас уверяю.

Избавившись от капитана, я быстро умылась, позавтракала и оделась. На макияж уже не оставалось времени, как и на парик. Ничего, рыжий цвет мне к лицу, как часто говорит Лелька.

Я открыла дверь, вышла на лестничную клетку и не сразу заметила пакет. Сначала закрыла все замки, а вот когда повернулась, увидела что-то черное. Свет у нас в парадном не ахти, слава богу, что я не наступила на это и не споткнулась. Это был прочный мусорный пакет, в которое было завернуто что-то круглое.

Я включила в телефоне фонарик, присела возле пакета и стала его развязывать.

Зря…

* * *

Как долго ты можешь не ломаться, когда последняя надежда ускользает? Во всех фильмах, что я смотрела, в том числе в фильмах Федорова, последний выживший персонаж в итоге умудряется ухватить удачу за хвост и повернуть обстоятельства в свою пользу – именно в те моменты, когда кажется, что все для него закончилось. Почему-то, услышав сирены, увидев людей на улицах, я подумала, что я – тот самый последний герой. Final girl, как говорят в Голливуде. Когда спасения ждать абсолютно неоткуда и в связи с этим хэппи-энд не предполагается, оно внезапно приходит. В виде случайных людей, которые оказывают герою помощь, или же сам персонаж сумел применить смекалку или сноровку и что-то соорудил, что помогает ему выбраться из его тяжелой ситуации – это не столь важно. Главное, что он выживает в конце. И я почему-то верила, что это – сирены и зеваки – конец моего фильма. Долгожданный хэппи-энд. Герой преисполнился и спасся. Но нет. Все было впустую. Последний шанс мною упущен. Из-за бушующего пламени, сирен (время от времени подъезжали кареты скорой помощи), беспрестанно работающих сигнализаций припаркованных у дома автомобилей и прочего шума меня попросту никто не слышал. Лица при исполнении были заняты своей работой, а зеваки на улице – разговорами с теми, кто рядом, на земле, и тех, кто орет откуда-то сверху, с крыши двенадцатиэтажного здания, просто не существовало в их измерении.

Мысль о том, что я сама угодила в другое измерение, с тех самых пор, как я поняла, что меня не слышат, не покидала мой мозг ни на минуту.

Все, я сломалась, я сдаюсь. Я легла на то самое покрывало, принесенное Алексом, и разревелась. Все кончено. Я умру здесь. И это справедливо. Я должна была умереть с теми, кто взорван в том пентхаусе.

Потом до меня дошло: если я плачу, то я жива. Я не верю в плачущих призраков. Да, есть такой персонаж Плакса Миртл из «Гарри Поттера», но давайте будем честны: если ты умер, то перед тобой стоят другие задачи. Смысл горевать по ушедшей жизни? Тебе открывается вся правда о мироздании, объясняется, зачем ты пришел. Выполнил ты задачу или нет, ты все равно куда-то движешься. Возможно, к тебе подходит ангел-хранитель и ведет тебя за ручку на прекрасное небо, где все хорошо, где ты будешь счастлив. Да, наивно, но это именно то, во что я верю. А в рыдающего духа – нет. Не верю в такое посмертие.

Значит, я жива, меня просто не слышат по объективным физическим причинам. Возможные варианты спасения в данном случае: а) сделать все-таки так, чтобы услышали, то есть быть громче; б) подождать, когда остальные звуки стихнут и попробовать еще; на фоне общей тишины мой крик станет выразительнее (однако останутся ли те, кому этот крик предназначается?); в) привлекать внимание другим способом.

Я критически себя осмотрела. Что во мне может привлечь всеобщее внимание? Если я только подожгу сама себя, используя зажигалку, но что-то мне не очень хочется… Что еще? Кинуть в них чем-то? Самое очевидное решение, но кидаться мне положительно нечем. Зажигалка мне дорога. К тому же, если в зевак что-то прилетит, или же на крышу пожарки или кареты скорой помощи, то себя обозначить все равно как-то придется. Они могут подумать, что это летит из обгоревшей квартиры или с крыши того здания. Кто-то ведь элементарно в момент взрыва мог находиться наверху. Да, траектория полета должна будет указать, что летит сбоку и откуда-то сверху, а не с того здания, перед которым они стоят. Но не факт, что все там такие умные и по физике пятерку имеют. Короче, зажигалка нужна, чтобы давать сигнал светом. А вот что кинуть в них? Сбегать вниз за отверткой? Слишком мелко. И ею можно попасть кому-то в голову и пробить ее. Табурет принести? Вообще опасно. Если только прицельно кинуть в крышу пожарки, но я так не смогу. Велик риск кого-то случайно убить. Что же делать?

«Сапоги!» – наконец-то пришло мне в голову. Они так и валялись где-то под лестницей. Их только нужно найти.

Я поторопилась к люку. Подсвечивая себе зажигалкой, начала спускаться на этаж. Ну, где же они?

Я помнила, что один из них кубарем полетел с лестницы, а второй я оставила где-то на ступеньке. Но Алекс, спускаясь следом за мной, наверняка их тоже скинул, возможно, даже случайно: ступеньки довольно узкие. В общем, на самой лестнице ничего не было.

Я ступила на этаж, посветила вокруг себя возле лестницы. Куда они могли запропаститься? Вот будет номер, если Алекс взял их себе на память!

Я стала исследовать сантиметр за сантиметром, и где-то через минуту погасло пламя зажигалки. Только не это! Я потрясла ее. Как будто бы в ней ничего нет…

– Ты нужна мне сейчас! – крикнула я. – Давай же!

Я трясла ее и чиркала – вновь и вновь – и наконец спасительный огонек появился снова. Я поняла, что у меня осталось очень мало времени.

Сделав еще шаг, я поймала какой-то блеск сбоку. Что это? А, точно! Это стразы! Они отразили свет зажигалки!

Схватив свой сапог, который отыскался аж в пяти метрах от лестницы, я взлетела наверх так быстро, как могла.

Подбежав к краю крыши, я замахнулась. Расстояние приличное. Строящийся дом, почти уже ставший моим склепом, был огорожен забором – таким же, как и комплекс новостроек по соседству. Но мы же смогли с Алексом преодолеть это расстояние? Сможет и сапог.

«У обуви отсутствуют сверхъестественные способности к левитации, в отличие от моего драгоценного сокурсника», – подумала я пессимистично и заставила себя отойти от крыши. Нужно швырнуть его с разбега. Давай, ты сможешь!