— Что-то я совсем запуталась.
— Когда человек кого-то любит… — или ему кажется, что любит, но об этом помолчим, — он рассчитывает на взаимность. И когда не получает — что происходит с его любовью?
— Умирает?
— Любовь начинает умирать. А быть в кого-то влюблённым… это… — я даже зажмурился, чтобы быть убедительным, — это такая радость организму…
— Опять ты всё сводишь к гормонам… — сейчас она обидится…
— Вообще-то я о себе говорил.
— У тебя кто-то появился?
Покачал головой. Помолчали. Я не стал говорить, что «кто-то» не уходил. Точнее — мы расстались, и я женился на её маме, но… Не стоит смущать неокрепшие умы.
Пока скворчонок был мал-малёхонек, я и не знал, о чём с ней можно разговаривать. Так, песенку спеть на ночь. Сказки не любил читать — скучно же! А после развода заставляю себя что-то придумывать. В куклы поиграть. Или газету нарисовать… Давно не делали ничего вместе…
— Кстати, а ты как насчёт выходных? Может, устроим…
— Ну, па-ап! Ты меня не слушаешь! Мы же на выезде! — И, видя мое недоумение, дщерь сжалилась. — Ты же подписывал согласие.
У меня щёлкнуло. Я, конечно, что-то подписывал, не отрываясь от телефона. Но…
— А мама как к этому относится?
И, глядя на смущённую мордочку, понял, как меня провели. София будет в бешенстве. При разводе договорились, что решения друг друга про дочку не отменяем… Упс! Подумал расспросить галчонка, где с этим выездом засада. А и чёрт с ним! Софи мне всё расскажет, ещё и с комментариями… Растёт ребёнок!
— Дай пять!
— Ты не сердишься?
Я подмигнул.
…но даже из шипения Софи не понял глубины своей вины. У неё сложные представления, как надо воспитывать подрастающих леди. Чего им можно и чего нет. Вот и расстались взаимно неудовлетворённые. Ностальгия! Скандал как в последние годы брака — равнодушный обмен репликами. Но дышать невозможно.
Тут разрыв без следа не склеить… будь у меня такое заклинание. А хотел бы? Нет. Ни с Софи (предсказуемо). Ни даже с Надеждой… По разным причинам.
Поужинал, полистал список сериальчиков, попробовал парочку. Не зашли. Лёг, выключил свет…
…и понял — не могу заснуть. Мысли, заполошно бегающие в черепе, никакого отношения к женщинам в моей жизни не имеют.
120… 119… 118… Мгновенная вспышка осознания: он в своей кровати, рядом спит жена, перед глазами полупрозрачные цифры, словно на забрале виртуального шлема: 116… Покрывало — на пол! Мужчина распахнул шкаф и вместе с вешалками сгрёб рубашки и пару пиджаков. На покрывало их, на пол. Здесь где-то коробка с носками… и ещё одна — свёрнутые рулетиком ремни. В общую кучу! Свитера на другой полке. 109… Между свитерами притаился одинокий лифчик. Почему жена не просыпается? …не отвлекаться! Он выскакивает в коридор как есть, в трусах. Волоча за собой уже довольно пухлый тюк с пожитками. Может, натянуть штаны? 97… Некогда! Джинсы туда же, в общую свалку. И обувь, не разбирая, где офисные туфли, где берцы… 91…
Отправляясь спать, я включаю кино. Кино для единственного зрителя, и прокручивается оно в воображении. Обычно фэнтези-сюжеты. И, как это и бывает с любимым кино, раз за разом одни и те же сюжеты.
Этот — про парня, который поверил. За 120 секунд, которые ему достались, сумел собрать и унести с собой всё необходимое для выживания в подземелье, куда его и перебросило на счёте «ноль». «Необитаемый остров», Жюль Верн, седьмой класс, ангина…
Но мой герой раз за разом умудрялся забыть что-то жизненно важное: спички, нож, консервы, один ботинок… и в проклятом подземелье (оно же заброшенный инопланетный зоопарк) раз за разом умирал из-за этой халатности, словно в компьютерной игре…
Любимый сюжет, бесконечные возможности для приключений. Обычно я нечувствительно засыпал где-то в момент сборов. Иногда — когда герой выкарабкивался из ксенопарка (б-р-р! какая там противная камера со змеями). В особо мерзкие дни, когда устаю настолько, что уже и спать не могу, мой аватар умудрялся заплутать в паучьем лабиринте или дойти аж до комнат охраны…
…сегодня я третий раз прокручивал сюжет, и всё равно — не заснуть. В первый раз герой сорвался со стены в ксенопарке. Во второй — истёк кровью при попытке разведать камеру на третьем уровне. Телепорт сработал, когда персонаж выкапывал в завале кусок деревяшки, и появившийся Р‘хашь не оставил гостю никаких шансов. В третий раз удалось выбраться в пещеры, но…
Нынче сна — ни в одном глазу.
Слишком динамичный сюжет, скажете вы? Не в этом дело. Когда подробно представляешь, как герой пытается добыть огонь, имея под рукой меньше чем ничего… глаза сами собой слипаются…
Не сегодня.
Знакомый и любимый сюжет не мешал параллельно думать. «Наверное, мне показалось»? Герой исследует камеру, в которую его перебросило, меряет шагами, смотрит с края в тьму обрыва… а мысли крутятся по восьмому кругу: «Ну не может же быть такого на самом деле». У героя закончилась вода, он слизывает её с камней, слышит журчание в соседней камере и решает перелезть по отвесной стене… А фоном — «Наверное, я сочинил этот сюжет: про магию, которую я же и придумал. И в полуяви мне кажется, что это было на самом деле».
Но ведь это было на самом деле? Или нет? Я псих или всё-таки — маг?
Извертелся, измучился, исстрадался… Второй раз встал расправить простыню, а на часах три ночи. Сна ни в одном глазу. Посмотрел на нагло ухмыляющегося дракончика, удержался и не шмякнул его об стену, включил мозги, сварил кофе. Дурное дело — три часа ночи. «Когда силы зла властвуют безраздельно…»
…да, отвечая на все вопросы: меня в детстве водили к психиатру. «У мальчика слишком живое воображение! И лабильная психика». Врач прописал таблетки. Пока я не наловчился их прятать под язык и украдкой выплёвывать — ходил пару месяцев по мрачным пространствам. С чем бы этот опыт сравнить? Если вам подбирали очки, то первые несколько часов мир кристально чёткий, прозрачный, с выкрученной на максимум резкостью. Потом мозг привыкает и сглаживает очертания предметов. А я отказывался «привыкать» к реальности: «Мама, смотри, дракончик! Только что спрятался! А во-он бабочка пролетела. Зима? Конечно зима, но это такая бабочка… арктическая. Она греется в отражённых от снега лучах, от них даже ослепнуть можно. Мам, ну, мам же! Мы с мальчишками на пруд ходили, а там… я не знал, что у русалок соски зелёные!» А мама прочитала, что ранний интерес к сексу — свидетельство проблем с психикой… ну и всё сложилось.
…но это же правда занятно, что соски и ареолы вокруг них — зелёные, а не как у настоящих тётенек — коричневые. Где я видел настоящих голых тётенек? Так в каталоге нижнего белья сквозь лифчики соски иногда просвечивают…
Психиатра я вовремя испугался, это меня и спасло. Так-то я легко рассказывал: и как мы с мальчишками пошли на свалку, а там мужичок живет — сам мне по пояс, но не вздумай его обидеть! Мама почти не ругала меня, что по помойкам лажу, только вздыхала, что грязный и всякую пакость в дом тащу. А я не пакость, я обломки летающей тарелки собирал. Собрать передатчик для связи с Гаммой Водолея.
На приёме я сидел смирно. Коротко отвечал на вопросы по делу, не по делу — отмалчивался. Мама извинялась: «Он у меня обычно не стесняется…» А я смотрел на мужика напротив, и он мне не нравился. Хоть в окно выскакивай. Хуже всего были его ногти: коротко обрезанные, почти квадратные и при этом отполированные, блестящие. Не доверяйте мужчинам со слишком ухоженными ногтями.
Лекарства он мне выписал, как я понимаю, по рассказам мамы. И мир немедленно стал мутным. Резкость из него пропала, чёткость и интересность. Словно смотришь сквозь марлю. Спать хочется. Радость из жизни ушла. Сходил на свалку, а там… мусор, грязь, чайки оголтелые… кисловатый запах разложения. Мерзко! Книжку откроешь, а там — чёрные буковки на белой бумаге. Помню, было же…
«По замёрзшей реке пробиралась упряжка ездовых собак. Взъерошенная шерсть их заиндевела на морозе, дыхание застывало в воздухе и кристаллами оседало на шкуре. Собаки были в кожаной упряжи, и кожаные постромки шли от неё к волочившимся сзади саням. Сани без полозьев, из толстой берёзовой коры, всей поверхностью ложились на снег. Передок их был загнут кверху, как свиток, чтобы приминать мягкие снежные волны, встававшие им навстречу. На санях стоял крепко притороченный узкий, продолговатый ящик. Были там и другие вещи: одежда, топор, кофейник, сковорода; но прежде всего бросался в глаза узкий продолговатый ящик, занимавший большую часть саней».
