Вскоре веселая болтовня привела к тому, что девушки стали уговаривать Софи спеть. Та быстро сдалась и под аккомпанемент скрипача запела какую-то простую французскую песенку. А когда замолчала, за спиной раздалось:

– У вас красивый голос.

Мадемуазель де Вард испугалась от неожиданности, но оглянувшись, нахмурила свои темные бровки. Перед ней стоял Жонсьер.

– Матушка тоже так говорит, – ответила Софи. – А сама я ничего не смыслю в пении и музыке. У моей бабушки был просто великолепный голос. Мама тоже хорошо поет. И она уверена, будто мне передался этот дар.

– Думаю, так и есть.

Возникла пауза. И обоим стало неловко. Подруги Софи, соблюдая приличия, отошли подальше, но не переставали то и дело бросать на молодых людей многозначительные взгляды.

– Наверное, все это время вы считали меня глупой и смешной, – заметила девушка. – Но теперь все позади. Моя жизнь очень изменится.

– Я вовсе не считал так… – попытался возразить Ивон. – Что вы имеете в виду, как изменится?

– Я выхожу замуж. Все от меня чего-то хотели. Мой отец – чтобы я стала женой удобного ему человека, вы – чтобы я легла с вами в постель, моя мать хочет, чтобы я была милой и покладистой девочкой. Но я хочу одного – чтобы мне дали возможность самой решать, что мне нужно. Так вот я решила, что больше нам с вами не следует видеться. Желаю вам найти свое счастье.

– Я поступил с вами жестоко… А вы говорите так, чтобы показать свое великодушие и благородство, чтобы доказать, что вы – это порода, вкус, достаток с пеленок. А я даже злости не достоин, лишь жалости.

– Нет, поверьте. Я понимаю, какие трудности вам приходится преодолевать! И я знаю, что вы можете быть лучшим человеком, чем думаете.

– Значит, вы не обижаетесь на меня?

– Нет, впереди у меня столько хорошего, что мне не хочется помнить о плохом.

– Вашему будущему мужу очень повезет с такой супругой, – задумчиво произнес Ивон, чуть склонив набок свою белокурую голову.

Софи собиралась уже уйти, но потом словно передумала, вернулась, молча протянула ему ландыши и только после этого побежала прочь, чтобы он не видел как утопают в слезах ее карие глаза.

Ихара вошел в тесную комнату, в которой царил полумрак из-за плотно зашторенных окон. Шинджу лежала на кровати. Вид у нее был изнуренный, но красоты ее это совсем не портило. Наоборот, заострившиеся черты делали лицо совсем юным. При виде самурая мадам Хоши приподнялась на локте, отвела от впалой щеки волосы.

– Ты решился прийти ко мне? А что если Мана узнает? Интересно, где эти невидимые ниточки, за которые она дергает, когда помыкает тобой, как кукловод, – сказала женщина. – Или нет. Скорее она пастушья собачка, кусающая тебя за пятки, как барана.

– Хватит, будь д-добрее.

– Добрее? – воскликнула японка. – После того, как ты спасал ее, бросив меня там, во дворце? Ты говоришь мне быть добрее? Да я мечтаю увидеть ее в том же положении, в каком была сама! Если хочешь знать, это я подстроила так, чтобы на корабле ее изнасиловали матросы. Но все сорвалось из-за твоего слуги!

Ихара в оцепенении стоял и смотрел на взбешенную женщину. Теперь в ее глазах не было ни тени боли или сожаления, лишь какая-то остервенелая ярость. Неужели правду говорит? Нет, не может быть. Скорее от злости придумала. Не могла же она так с родной племянницей поступить.

– Вот ты какая.

– Да. Теперь ты знаешь.

– Но за что? Мана п-причем? Это п-подло!

– И что?

– Я очень серьезно к н-ней отношусь.

– Будьте счастливы, – госпожа Хоши откинулась на подушку и отвернула лицо к окну.

– Шинджу, – позвал он тихо.

– Что?

– Ты взрослая женщина, а в-ведешь себя как…

– Как кто?

– Почему ты д-думаешь, что можешь всеми в-вокруг вертеть?

– А почему ты думаешь, что не могу? – усмехнулась она.

– Шин, – Ихара вдруг обратился к ней так, как когда-то обращался только в постели и только в моменты особой душевной близости. – Мана – пятнадцатилетняя девушка… То, в чем она нуждается – это любовь и п-понимание. Ей нужен тот, с кем она может откровенно поговорить, у кого п-попросить совета. С тех пор как ее матери не стало, это д-должна быть ты.

– Почему?! – возмутилась, но уже не так уверенно, госпожа Хоши.

– Т-ты любила свою сестру? Была ей родным человеком?

– Конечно.

– Значит, тебе п-придется стать таким человеком и для Маны – ее д-дочери. Если ты ее оттолкнешь, кто у тебя останется?

«Я хотела сказать тебе, Шинджу-тян, вот что, – как-то обратилась к ней сестра, когда они были еще совсем юными девушками. – Мы часто ссоримся, но знай, что ты не просто моя сестра, ты мой самый близкий друг. Я во всем равняюсь на тебя, в тебе дух победительницы, и я очень хочу быть на тебя похожей. Всегда, когда сомневаюсь в себе, я думаю, что бы сделала ты».

Какое-то движение самурая отвлекло мадам Хоши от раздумий. Она вспомнила, что он все еще тут.

– Так зачем ты пришел? – тихо спросила Шинджу.

– Твой муж Хизока Кавагути умер.

Молодая женщина вздохнула и закрыла лицо ладонями.

– Теперь самым благоразумным для меня будет вернуться в Японию, – прошептала она.

– П-почему?

Шинджу не ответила.

Значит, это она так ужасно поступила с Маной. Ихара не мог в это поверить. Как же низко могут вести себя люди, ведомые жаждой мести, болью и унижением. Ему стало невыносимо обидно за княжну. Неужели во всем этом огромном мире ей некому доверять, и никто не защитит ее? Самурай сам не отдавал себе отчета, как он спешит к дверям покоев Маны. Шинджу уже стало лучше, и она решила отправиться в путь вместе с японской миссией. Значит и княжна последует за ней. Ихара почти ворвался в комнату девушки. Та отложила книгу и посмотрела на него обеспокоенно.

– Манами, правда что ты уедешь?

– Отец меня учил – нельзя никого собой обременять. А вышло так, что я здесь не смогла найти себе место, хотя и не была никогда бездельницей. Значит судьба у меня такая – вернуться на родину, – спокойно ответила Мана.

– Не уезжай. Я не п-прощу себе, если Токугава тебя казнит. Я д-дал слово твоему отцу оберегать тебя!

– Я знаю, Ихара. Но я никогда бы не посмела просить тебя отказаться от своей семьи, которую ты так долго искал, и ехать со мной. Со мной рядом будут слуги, и тетушка Шинджу… Я не пропаду.

Шинджу… Касэн явственно ощутил, как сжалось сердце, будто кто-то сдавил его в кулаке. Теперь он знал, на что способна коварная родственница княжны, но не мог сказать девушке правду. Эта правда уничтожила бы Ману.

То, что вымолвил дальше самурай, возможно, вырвалось у него от страха за юную японку, но позднее Ихара не раз вспоминал, как сама того не зная, госпожа Хоши помогла ему сделать главный шаг в его жизни.

– Я не смогу б-без тебя. Я тебя люблю. Там ты не б-будешь счастлива, – в сердцах произнес молодой человек.

Мана словно готова была услышать эти слова. Будто давно знала, что однажды так случится. Девушка шагнула к самураю и обняла его.

– Я сейчас счастлива, Ихара. Ты самый лучший в мире!

– Но не ровня т-тебе и я это понимаю. Я сделаю все, чтобы быть д-достойным тебя, верь мне.

– Я всегда думала, что ты не замечаешь меня, что увлечен Шинджу.

– А я д-думал, что ты нарочно отгораживаешься от меня. Похоже, мы оба ошибались.

– Если ты поедешь со мной, попросишь моей руки у сегуна, он тебя убьет.

– Я его не б-боюсь. Он же тебе не хозяин, – усмехнулся воин.

– Я тоже люблю тебя, – вдруг сказала Манами. – И мне надоело представлять, как это, когда ты меня целуешь. Я хочу узнать, как…

Позже молодые люди, обнявшись, стояли на террасе особняка. Княжна, чувствуя на своей талии теплую руку Ихары, боялась пошевелиться от робости и счастья. Ее впервые поцеловал мужчина! Ей признались в любви, и она ответила взаимностью! Детская радость вперемешку с женской гордостью переполняли ее юную душу.

– Помнишь, ты говорил, что в детстве поклялся отомстить пиратам, похитившим тебя и потопившим ваш корабль? – вдруг спохватилась девушка.