— Знаешь, Банг, я не раз пыталась протестовать, хотела постоять за себя, и теперь сыта по горло этими бессмысленными протестами! Хватит! Каждый раз я терпела поражение. Если бы ты знала, как ненавистна мне эта жизнь, я не могу передать тебе словами, как мне она ненавистна, — сказала Тхюи чужим, изменившимся голосом, от которого у Банг мурашки побежали по спине. Банг показалось, что земля уходит у нее из-под ног. Отчего это проспект Йен Бай вдруг стал совсем незнакомым, каким-то другим? Все вокруг неожиданно приобрело какие-то теплые, мягкие очертания, словно мгновенно выветрился мерзкий запах, который шел от ящиков с уличными отбросами, исчез тошнотворный запах мускуса, смешавшийся с ароматом духов, запах проституток, которые прохаживались здесь, словно улетучилась вонь от американских бронетранспортеров, ежеминутно проносившихся по проспекту. Последние слова Тхюи прозвучали в ушах Банг как разрыв снаряда.

Понимая, что сейчас она вряд ли найдет слова, которые сразу дойдут до сознания Тхюи, Банг заговорила тихим, срывающимся от волнения голосом:

— Дорогая Тхюи, твои слова — это крик моей собственной души, ты сейчас высказала сокровенные мысли прежней Банг. Я ведь тоже проклинала эту жизнь самыми последними словами, я ненавидела ее. Разве можно это назвать жизнью? Мерзкое общество, в котором мы живем, изуродовало нашу жизнь, растоптало все наши мечты! Оно загнало нас в тупик, втоптало в грязь, обрекло на позор и унижения! Мы барахтаемся во всей этой мерзости не по своей вине…

— И никогда из нее не выберемся, — мрачно добавила Тхюи.

— Нет, — решительно возразила Банг, — непременно выберемся. Мы отыщем иной путь, впереди нас еще ждут светлые дни.

Тхюи остановилась и изумленно посмотрела на Банг.

— Ты говоришь всерьез? Мы отыщем иной путь? А ты знаешь, где он? Нет его, этого пути, нет!

Тхюи подержала Банг за руку, потом устремилась вперед своей легкой, грациозной походкой, говоря на ходу:

— Никто на свете не может мне помочь… Никто… кроме… кроме моих родителей, если только они когда-нибудь вернутся сюда, чтобы вытащить меня из этой грязи. Только в них я и верю! Кстати, ты знаешь, где они? — Тхюи наклонилась к уху Банг, хотя до этой минуты она говорила достаточно громко, не обращая внимания на любопытные взгляды прохожих.

— В самом деле, где твой отец, Тхюи?

— На той стороне!

Банг всегда считала, что ее жизнь невыносима. Но жизненные невзгоды Тхюи так глубоко ее потрясли, что она поняла: на долю Тхюи выпали куда более тяжкие испытания.

Было уже далеко за полночь, братишка Ты давно спал, а Тхюи все еще тихонько рассказывала подруге о своем прошлом. Иногда она вдруг замолкала на полуслове, вперив взгляд в пустоту. В такие мгновения Банг с трудом превозмогала себя, ее душил гнев и нестерпимая обида за подругу, за себя… Слушая Тхюи, она все больше изумлялась. Да, жизнь Тхюи очень отличается от ее собственной. Когда Тхюи появилась у них в баре, Банг почему-то сразу почувствовала к ней расположение, ибо было в этой девушке что-то притягательное. Банг хотелось протянуть ей руку помощи — ведь она столько горя вынесла, — хотелось поближе узнать ее, потому что было в ней что-то от самой Банг.

Сначала Тхюи рассказала, как они разлучились с отцом, потом об аресте матери, затем о том, как они с братишкой оказались на попечении старой, бедной тетушки Зьеу. Рассказала и о том, как боялась, что ее мучители расправятся с нею и братом, о несправедливом обвинении в доме мадам Жаклин, о том, как они с братишкой спали на тротуаре под чужими окнами… В ее памяти оставил неизгладимый след нечаянно подслушанный разговор художника с женой, настоящего мастера, ставшего ремесленником, малюющим рекламные плакаты. Затем она рассказала о своем разговоре с директором школы и о том, какой испытывала страх перед ростовщицей Ванг. Потом — поступление на работу в бар. Добрая тетушка Нам.

Все, что пришлось пережить Тхюи, было похоже на кошмарный сон. Банг в ужасе застонала, она подумала, что ее собственные беды не идут ни в какое сравнение с тем, что пришлось пережить Тхюи. Она, Банг, вовсе не так несчастна, пожалуй, в чем-то даже удачливее. У нее жив отец, он присматривает за младшим братом, есть верная старшая подруга — тетушка Ти, благодаря которой отыскать путь в революцию оказалось не так уж сложно! А Тхюи — совсем другое дело… Если все, что рассказала Тхюи, правда, то она, Банг, живет, мыслит и сохранила веру в будущее лишь благодаря жертвам, на которые пошли родители Тхюи и многие другие — такие же, как они. И она чувствует какую-то вину перед такими, как Тхюи и ее братишка, перед другими несчастными, хватившими лиха. Что она должна сделать, чтобы искупить перед ними свою вину, чтобы быть достойной их? Что она должна сделать, чтобы умерить непроходящую душевную боль Тхюи? Тетушка Ти, придется нам поразмыслить над этим…

Тетушка Ти не забыла о разговоре с Банг, да и не могла забыть, потому что Банг была не единственная, кто обращался к ней с такими вопросами. Она великолепно понимала настроение девушки; еще бы ей не понять ее. Когда Ти было всего девятнадцать, ее бросили в тюрьму, и как только ее выпустили, она включилась в подпольную работу. Ей давали поручения, она выполняла их, и, хотя она работала с горячей увлеченностью, ей все казалось, что этого мало, и она бралась за новые и новые поручения. Порой наступали моменты, когда силы были уже на пределе, особенно когда она узнавала о гибели товарищей по борьбе. Но она знала: сдаваться нельзя, надо продолжать начатое дело, враг не уйдет от возмездия, погибшие должны быть отмщены! Как ей было понятно волнение Банг, как был понятен злой, колючий блеск ее глаз, когда она потребовала дать ей новое задание, рассказав историю Тхюи…

Тетушка Ти назначила Тхюи встречу после полудня — на берегу моря. Здесь было удобнее всего поговорить наедине. Тетушке Ти хотелось разобраться во всем, выслушать Тхюи, не опасаясь чужих ушей и докучливых окриков хозяйки.

Тхюи, подружившись с Банг и общаясь с нею уже целый месяц, стала разбираться в таких вещах, о которых она раньше и понятия не имела. Вчера Банг наконец перестала говорить намеками и сказала напрямик: «Наш враг — захватившие нашу страну американцы, и с ними-то в первую очередь надо бороться!»

Но как бороться с американцами? Кто научит ее этому? Тхюи набрала пригоршню морского песка и, пропуская его между пальцами, настороженно посмотрела на тетушку Ти.

— Да, ты поняла правильно, — ответила на ее взгляд тетушка Ти, поправляя коричневый шарфик, — и объясни, пожалуйста, брату: если случится так, что тебе не удастся дотянуть его до второй ступени, пусть не огорчается — наступит время, когда он сможет сам и работать и учиться. Тогда все будет зависеть от него самого: захочет учиться — будет учиться, а сейчас не стоит устраивать горячку и заставлять его прыгать через класс.

— Да разве я допущу, чтобы он не доучился до второй ступени? Этому не бывать, этому может помешать лишь одно: моя смерть. Пока я жива, я не допущу, чтобы разбились его мечты…

Тхюи словно разговаривала сама с собой, задумчиво глядя в сторону рыбацкого поселка.

Этот рыбацкий поселок стоял не на отшибе, как другие поселки рыбаков, а был как бы продолжением города. По сторонам дорожек, ведущих к берегу моря, росли грациозные стройные филао[23].

— Ты когда-нибудь мечтала и всегда ли сбывались твои мечты? — спросила тетушка Ти.

— Мечтала ли я? Не надо об этом спрашивать! Не надо! — Тхюи зажала песок в кулачке и зло повторила: — Не надо меня об этом спрашивать. Я не хочу даже говорить о том, что называют счастьем, я не хочу этого знать! Все мои мечты, все мое счастье — это мой братишка! Я живу его мечтами и хочу, чтобы они сбылись… А я… я неудачница, я достаточно хорошо усвоила, что не имею права на свои собственные мечты, пусть даже крошечные. Иногда я мечтаю о том, что я позову: «Отец! Мама!» — и родители откликнутся. Но я знаю, этому не бывать…