— Вот именно! На вашем месте я бы пожалела и Банг, и Тхюи, вместо того чтобы осуждать их…

И тут тетушка Ти заметила, что обычно холодные глаза блондинки вдруг потеплели. Девушка, задумчиво глядя куда-то вдаль, стала заплетать косу — толстую, крепкую.

— Но… эти две, они же красивее меня! — вырвалось у нее. Она и сама удивилась, как это у нее вышло. Впервые она высказала вслух мысли, которые считала мелочными, своекорыстными. А вокруг будто ничего и не изменилось, все так же светится в окне кусочек неба величиной с чайное блюдце, все так же течет в таз с рюмками вода из крана, а на столе лежит помада и тает, растекаясь красными разводами, из зала по-прежнему доносится веселая музыка, как бы приглашая ее подняться со стула, и тетушка Ти спокойно сидит, как и раньше…

— Вот мы и страдаем оттого, что не дружны. Ну, посмотрите-ка сами: разве вы не красивы? И ты, Фифи, и ты, Зуйен? Красивы, так же как Тхюи и Банг. Не обижайтесь на мои слова, девушки, — голос тетушки Ти стал тверже, — но я думаю, когда вы родились на свет, ваши родители и в мыслях не держали, что вы станете девицами из бара. Да и потом, когда вы выросли, разве сами вы хотели стать теми, кем вы стали? С вашей молодостью, красотой вы имеете право мечтать о другой, прекрасной жизни и бороться за нее.

Зуйен, крашеная блондинка, взволнованно слушала тетушку Ти, не веря ушам своим. Да, хорошо бы покончить с баром! Зуйен была единственным ребенком в семье. Ее родители — оба слепые. Да, покончить с баром было бы здорово!

— Девушки, вы знаете китайскую легенду об отважной красавице, перед которой преклонялся ее отец? — спросила тетушка Ти.

— Помню, дедушка, кажется, мне ее рассказывал, когда я была маленькая, — пробормотала Фифи, девушка с длинными волосами.

— А я не слыхала, — тихо ответила Зуйен и придвинула свой стул поближе к корзине с зелеными бобами, — расскажите, пожалуйста, тетушка Ти.

Наступило минутное молчание. Тетушка Ти напрягала память, припоминая старинную легенду. Краешек неба величиной с чайное блюдце за окном загорелся алым пламенем, потом потускнел.

— В дни давние, стародавние, во времена царствования династии Хань[21]… в китайских землях… — начала свою повесть тетушка Ти. Голос у тетушки Ти был такой задушевный, родной, что Зуйен сразу вспомнила, как мама ей в детстве рассказывала сказку о Там и Кам. Она смотрела на тетушку Ти широко раскрытыми глазами. Персонажи старинной легенды словно шагнули из китайских земель сюда и, как живые, предстали перед глазами… Удивительное какое-то ощущение… А Фифи вспомнила своего деда. Он рассказывал что-то похожее, когда ей было лет десять. Но только рассказывал он не так искусно, как тетушка Ти. А может, Фифи просто была тогда еще мала и не поняла всего?

Зуйен впитывала в себя каждое слово тетушки Ти, лицо которой совершенно преобразилось. А Фифи машинально продолжала перебирать стручки. Да, конечно, она слышала эту легенду от дедушки. Он рассказывал ее своим внукам: маленькому Кхиему и крошке Нян. А потом дедушка повел внучку в сад сажать деревце. Сад был окружен редким забором. «Всего-то четыре шао[22] земли», — сказал дедушка. Много раз он повторял, что живет благодаря саду. В саду созревали сразу и апельсины, и мандарины, и пампельмусы, воздух был напоен ароматом цветущих пампельмусов. Дедушка приколол один цветок к волосам маленькой Нян… И всякий раз, рассказывая сказку о легендарной красавице, дед говорил: «Лицо ее было белым, как цветок пампельмуса».

Круглый год Нян слушала пение птиц. В солнечные дни она выходила в сад, рвала фрукты, ловила бабочек и стрекоз. В дедушкином саду росли и манговые деревья, и мангостаны, и хлебные деревья. И вот он решил посадить еще одно дерево — фиговую пальму.

Дедушка поставил деревце в приготовленную ямку и присыпал ее землей. «Дедушка, а когда пальмочка даст плоды?» — спросила Нян. «Сейчас, внученька, тебе десять лет, а вот когда тебе исполнится пятнадцать, появятся и первые плоды». Дедушка ласково посмотрел на нее. Его седая борода и брови подрагивали. Дедушка невесело улыбнулся: «А как созреют плоды, не забудь положить один перед алтарем предков, где поставят табличку с моим именем».

Теперь наверняка пальма давала бы уже плоды, — ведь Нян давно исполнилось пятнадцать лет, — если бы американская бомба не угодила прямо в сад. Мать и отец бросили и дом и сад, уехали в город, чтобы спастись от бомб. А девочка, которой дедушка когда-то дал имя Нян, превратилась теперь в Фифи.

— И отец опять поклонился своей дочери-красавице? Почему он это сделал?

Вопрос, который задала Зуйен, вернул Фифи к действительности.

— Потому что отец преклонялся перед своей дочерью, потому что жил он ради великой цели, а она ради достижения этой цели сумела воспользоваться своей красотой.

— Ну а мы, — Зуйен перестала перебирать стручки и, подняв голову, сдавленным голосом произнесла: — Нам-то не суждено совершить ничего славного…

— Это так-то вы поняли мой рассказ? — Тетушка Ти нахмурила брови. Рассказав девушкам эту старинную легенду, она пыталась исподволь подвести своих собеседниц к определенному выводу…

Фифи оставила бобы и с изумлением поглядела на Зуйен. Никогда Фифи не видела Зуйен такой серьезной. Никогда Зуйен не говорила столь решительно, никогда в голосе ее не звучало столько горечи. Может, эти слова произнесла не она? Может, это она сама, Фифи, нечаянно сказала вслух о том, что переполняло ее душу? Израненную душу… Нет, нет, она ведь никогда не питала ненависти ни к Банг, ни к Тхюи. И ты, Зуйен, ты тоже, я хорошо это знаю! А ведь можно подумать, будто я ненавижу тебя, ты — их, они — меня… Круг замкнулся. Мы начинаем ненавидеть друг друга из-за проклятых хозяев, из-за вечной нужды, из-за стыда и позора, который нам всем приходится терпеть. Если бы пришел конец позору, голоду и нужде, каждая из нас жила бы под уютной семейной крышей, между нами наверняка установились бы добрые отношения, у нас появились бы друзья, взаимная привязанность, любовь к родным краям. Ну зачем тогда досаждать друг другу мелочными придирками? Когда мы начнем относиться к себе и к другим по-человечески, кончится и вражда… конечно, кончится. Верно, Зуйен? Почему же мы только сейчас пришли к такой простой мысли? Почему же никто из нас раньше не мог до этого додуматься? Мы и так страдаем, да еще сами усугубляем свои страдания — подличаем, завидуем, лжем…

Словно читая мысли девушек, Ти сказала:

— Ничего, еще не поздно. Важно только, чтобы каждый из нас осознал причину наших бед. И тогда мы поймем, кого надо ненавидеть, а кого любить и жалеть.

— Что вы сказали? — вздрогнув, спросила Фифи.

— Я хочу знать, поняли ли вы, отчего бедствуете всю жизнь? — проговорила тетушка Ти, чувствуя на себе вопросительные взгляды девушек. Нет, спешить нельзя! Тетушка Ти, припоминая все, что сказала сегодня, поднялась с места. — Заговорилась я тут с вами и рис забыла поставить на огонь, — проворчала она и направилась к плите. — А сейчас, девушки, вам пора в зал, — тетушка Ти вернулась и взяла корзину с бобами из рук Фифи: — Будет у вас время, забегайте, поговорим, все веселее станет.

Тетушка Ти улыбнулась.

— Идите, девушки, в зал, только много не пейте, — сказала она Зуйен и Фифи, — мы, наемные работницы, так должны себя поставить, чтобы проклятые хозяева не смели делать с нами все, что им заблагорассудится.

И опять эти слова «проклятые хозяева» породили бурю в душе Зуйен и Фифи. Сразу вспомнились и горючие слезы в полночь, и горькое похмелье, и волосатые, потные руки американцев, и первые обжигающие горло глотки вина… и думы о родных, о младших братишках и сестренках… И покинутая родная деревня, и фиговая пальма, с которой девочке Нян так и не пришлось сорвать плод в день поминовения покойного деда… и бомба, угодившая в сад, и много других бомб, уродующих землю, сжигающих дома, бомб, от которых гибнут люди…