Когда, закончив работу в госпитале, Кхиет шел домой, бездонные вопрошающие глаза девушки чудились ему в листве придорожных деревьев. И вот теперь, открыв дневник, он снова представил себе эти глаза — они словно смотрели на него со странички дневника.
Было еще очень рано, когда Кхиет оделся и вышел на улицу. Однако он не пошел в институт, а решил пройтись по городу, купить лекарства и фрукты. Утренний Хюэ прекрасен, как девочка, которая вот-вот станет девушкой. Чистый свежий воздух напоен благоуханием солнечного утра. Кхиет с наслаждением вдыхал этот воздух, и вдруг он снова помрачнел, вспомнив рассказ девушки. На ее теле он видел полосы от ударов плетью. Рис, сдобренный слезами.
Людской поток делился на ручейки, устремлявшиеся в разные стороны, по улице беспорядочно мчались машины и велосипеды. Нет, сегодня утром река Хыонг уже не казалась ему похожей на бирюзовую ленту, украшавшую стан восточной красавицы. Сейчас она, скорее, напоминала ему длинные волосы девушки, на которую обрушились бесчисленные тяготы и невзгоды.
Пройдя через рынок, где торговали фруктами, Кхиет завернул на маленькую улочку, где были выставлены на продажу изделия ремесленников, и очутился на улице, где продавали живых кур в плетеных корзинках. Неподалеку круто развернулся военный джип. Из джипа вышла женщина с роскошной кожаной сумкой в руках, одетая по последней моде. Шофер в чине старшего сержанта вывел из машины двух мальчиков. Еще один солдат нес оцинкованное ведро и две пустые корзины. Кхиет услышал, как рядом кто-то тихо сказал: «Жена капитана Хюйена!»
Кхиет вздрогнул. Внимательно посмотрев на женщину, он пошел прочь.
«Неужели это действительно она? Та, что терзала бедную девушку? Жена капитана Хюйена, искалечившего жизнь Тхюи? Та самая, которая зверски избила Тхюи, а затем выгнала из дому. То ли из ревности… то ли потому, что это лучший способ скрыть прегрешения мужа».
Вспомнив о Тхюи, Кхиет задумался о судьбе вчерашних мальчишек, ставших юношами и достигших призывного возраста. Таких, как он сам. Если страшишься фронта, можешь попроситься в услужение в офицерскую семью. Будешь на побегушках с утра до ночи, как те парни, которых он только что видел, — прислуга в доме, повара, шоферы офицерских жен. Некоторые девушки стремятся выйти замуж за офицера и буквально охотятся за ними. Говорят, солдаты иногда уступают своих жен и любимых девушек офицерам за хорошее вознаграждение. Кхиет содрогнулся: не сегодня-завтра ему предстоит то же самое — после окончания института его призовут в армию, тогда у него уже не будет никаких оснований для отсрочки. Заберут в армию, дадут, как положено, офицерское звание, и он наденет военную форму, так же как его лучший друг Винь Ко. Кхиет ужаснулся: «Никогда, ни за что!»
Прохожие подозрительно косились на Кхиета. А ему снова вспомнились ручейки слез на щеках девушки. И он повторил про себя почти спокойно: «Нет, никогда не бывать этому!»
Широкий проспект Чан Хынг Дао на миг показался Кхиету узким и тесным. На табличках с названиями улиц ему чудились слова: «Нет, никогда не бывать этому!» И тут он припомнил разговор с Винь Ко, самым близким своим другом, вспомнил, как у Винь Ко перекосилось тогда лицо, какие у него были глаза. На перекрестке Кхиет чуть не угодил под машину, за рулем которой сидела молодая девушка. Та даже и бровью не повела, а он и не подумал извиниться. У Винь Ко был отец, была мать и, кажется, жива тетка. Кхиет вспомнил историю о том, как в тюрьме — это было еще при французах — в одной камере с молодыми супругами оказалась девятнадцатилетняя девушка. Супруги взяли с собой в тюрьму маленького сына. В 1954 году[3] всех выпустили, супруги отправили сына с девушкой — соседкой по камере — в родные края, в деревню, потому что им предстоял переезд на Север. Ребенок остался у тетки, сестры матери, мальчик был послушным и смышленым. Однако супруги не были отправлены на Север, а остались на подпольной работе. Вскоре революционная база была разгромлена, оба были арестованы и преданы суду, однако обжаловали решение суда. Тогда тюремно-полицейская машина сработала по-своему: их переправили в Хюэ якобы в связи с передачей дела в кассационный суд.
В конце концов оба были уничтожены по приказу Нго Динь Кана: однажды темной ночью их сбросили вниз с высокого здания. До последней минуты они не признавали себя мужем и женой, чтобы не дать врагам использовать методы психологического воздействия.
Кхиет припомнил разговор с Винь Ко. «Разве ты не знаешь, — сказал Винь Ко, — как раз в то время, когда враги расправились таким способом с моими родителями в Хюэ, в Дананге была арестована и брошена в тюрьму моя тетя!» Тут Винь Ко запнулся, словно обдумывая что-то, затем добавил: «Она приезжает ко мне очень редко, но если бы ты увидел тетю, ты бы сразу понял, сколько ей пришлось всего пережить. Ты и представить себе не можешь, какие у нее на теле остались следы от пыток, и все же…» Помолчав, он сказал с болью в голосе: «А какие у нее прежде были красивые руки! Теперь же они навсегда изуродованы — ведь ей загоняли иглы под ногти. И все же она хороша, — лицо Винь Ко просветлело, — она стала еще красивее, во много раз красивее!» Он, Винь Ко, не стоит и мизинца своей тетки, он недостоин ее душевной доброты, как недостоин доброты своей родни, которой пришлось перенести из-за него массу лишений и невзгод. Ведь его не только вскормили-вспоили, но и отдали учиться, каким-то образом выправили для него документы… «Всего не расскажешь, да и ни к чему рассказывать. Но больше всего меня тяготят мысли о моем будущем. Подумай, в один прекрасный день — я уверен, что это случится, — меня мобилизуют и определят в военное медицинское училище Тху Дыка. Это обернется страшной бедой для меня самого, не говоря уже о том, какие страдания причинит моей тете! Ты только задумайся над тем, что это за война!» Винь Ко стиснул зубы, голос его задрожал: «Они обманывают нас разглагольствованиями о свободе, чтобы затянуть в эту отвратительную мясорубку! Чего стоят все их разговоры об идеальном государственном устройстве? Пустая болтовня!» Винь Ко сделал жест, словно отмахиваясь от какой-то мрази: «Так уж издавна повелось: вероломные предатели, мерзавцы без роду без племени, оскверняющие память предков, не могут обходиться без красивых слов о государстве, об интересах нации!» Лицо Винь Ко исказилось от гнева, а глаза, обычно излучавшие спокойный холодный блеск, вдруг загорелись злостью и забегали… Кхиет смотрел на Винь Ко с изумлением, словно не узнавая друга. Да он ли это?
И в самом деле все произошло именно так, как предвидел Винь Ко.
Но то, что случилось с Винь Ко, не должно случиться с Кхиетом. Он не может смириться с такой судьбой. Нет, он, Кхиет, распорядится своей судьбой по-своему… Так думал Кхиет, быстро шагая по направлению к госпиталю.
Войдя в ворота госпиталя, он сразу же направился в палату. Тхюи лежала с закрытыми глазами. Холодная белизна постели, запах эфира. Санитарка вышла, тихонько притворив за собой дверь. Кхиет опустился на стул возле койки и негромко позвал: «Тхюи!»
Девушка медленно открыла глаза. Сначала они были черными, потом вдруг стали темно-синими. Она была еще очень слаба.
— Здравствуйте, доктор! — прошептала она едва слышно и положила обе руки на грудь.
Кхиет мягко поправил ее:
— Я еще не доктор. Мне еще нужно учиться целых четыре года. Называйте меня просто по имени — Кхиетом.
— Хорошо… я буду называть вас Кхиетом, — сказала Тхюи, слегка запинаясь.
Положив на столик пакет с фруктами и лекарства, Кхиет с улыбкой пояснил:
— Здесь немного фруктов для вас, подкрепляйтесь, вам сейчас нужно поскорее набраться сил. Тут, как вы, наверное, уже убедились, с питанием и медикаментами неважно.
Тхюи уставилась в потолок, помолчала, собираясь с силами, потом сказала слабым голосом:
— Я не знала, что вы еще учитесь… Зачем же вы тратите на меня деньги?..
— Не беспокойтесь, я истратил совсем немного, просто хотелось порадовать вас. Я учусь и немного подрабатываю репетиторством, так что на жизнь хватает. И потом у меня есть мама и дядя.
