— И чего вы добились, граф? Много шума, но структурно ничего не изменится.
Сижу в доме, который занимает Ганецкий, и пью неплохой чай. После целого марафона по складам и магазинам, пришлось немного снизить активность из-за непрекращающихся ливней, превративших дороги в кашу. Намучились мы изрядно, и вот впервые за три недели удалось предаться безделью. Вернее, отдохнув денёк, группа дружно приступила к приведению в порядок документов.
Сразу после достопамятного разговора с Романовыми, я сдал все дела помощнику Шувалова, заодно оставил ему пятнадцать надёжных людей под командованием Янки. Пырх прибыл в один день с Ник Ником и привёз долгожданное подкрепление. Далее, он поручил инструкции и занял с ребятами гауптвахту. Там теперь было целых три кольца охраны — собственно караул, группа жандармов и моё СБ. С учётом наличия у моих ребят двух пулемётов и сотни гранат нового образца, которые ещё не поступили на вооружение русской армии, то штурмовать губу придётся силами полка при помощи артиллерии. Даже самоуверенный ВК не пойдёт на такое безумство и попытается решить проблему с помощью интриг.
Пока одесское общество отмечало одновременный визит двух представителей правящей фамилии, наш отряд максимально быстро покинул город. Два дня заняла дорога до Бухареста, и ещё около полутора суток мы добирались до Рущука. Основной задачей на данный момент я поставил систематизацию нарушений и нестроевых потерь, вызванных махинаторами. Мне нужна информация от всех корпусов, поэтому мы начали со ставки наследника, который сейчас веселился на балах и прочих маскарадах, устроенных в его честь одесситами.
Циммерман встретил меня суховато, вернее, наш отряд не пустили даже в расположение лагеря. При этом вечером к нам пожаловала парочка офицеров, передавшая список с полной информацией. Такого подарка я просто не ожидал. Видать, многих генералов достал беспредел интендантов, и они откликнулись на мои запросы, высланные ещё две недели назад. Напрямую сотрудничать с нашей группой Аполлон Эрнестович не решился, скорее всего, боялся неадекватной реакции наследника. Но помог он знатно.
Кстати, пока «бульдожка» отсутствовал и со своей многочисленной свитой не учил Циммермана воевать, тот всерьёз подготовился к штурму Рущука. В итоге, через четыре дня, после кровопролитного боя, твердыня пала. Это значит, что путь на черноморское побережье был полностью открыт, чем генерал не замедлил воспользоваться. Одновременно Нижнедунайский отряд, давно уже захвативший Северную Добруджу, тоже стремительно двинулся на юг.
Но все эти события проходили мимо меня. Наша группа усиленно перелопачивала склады, магазины, проверяла идущие обозы, опрашивала интендантов. В общем, шороха мы навели немало и носились как угорелые по прифронтовой полосе. Пару раз натыкались на небольшие отряды неприятеля или какие-то местные банды, и пришлось немало пострелять. Через две недели подобных скачек мы добрались до основных складов и провели окончательную проверку. А затем начался дождь, погода резко ухудшилась, и нам пришлось заняться бумажной работой.
За это время я сблизился с Ганецким, который стал регулярно приглашать меня на чаепития. Вначале мы обсуждали ситуацию на фронте и просто привыкали друг к другу. Далее перешили на другие темы, в том числе современные вооружения и тактика, даже мусолили некоторые политические вопросы. Генерал оказался образованным и умным человеком. Давненько я так отлично не проводил время. Иногда надо просто остановиться, переключится и просто побездельничать. А то последние тринадцать лет я мечусь, как белка в колесе, и всё равно ничего не успеваю.
— Ведь всё зависит от нас, Иван Степанович, — отвечаю собеседнику, параллельно намазывая варенье на кусок хлеба, — Мы сами допустили ситуацию, когда воры и казнокрады стали безнаказанными.
— Посмею с вами не согласиться, — хитро улыбнулся Ганецкий и пригладил свою аккуратную бороду, — Генералы и офицеры — люди подневольные, и их главная задача — выполнять приказ. А если учитывать, что многие аферы идут с молчаливого согласия или даже при участии высокопоставленных персон, то как мы можем на это повлиять? Сам я не ворую и пресекаю подобные явления среди своих подчинённых. Но даже мне не всегда удаётся приструнить интендантов и особенно гражданских подрядчиков.
— Всё из-за странного и нездорового чистоплюйства, по ошибке считающимся понятием офицерской чести. Приведу вам несколько примеров, — делаю глоток чая и продолжаю, — Начнём с самых низов. Почему офицер не может просто взять и пристрелить подлеца-казначея, удерживающего часть его жалованья? Канцелярия это нездоровое явление практически устранила, но ранее оно было широко распространено и до сих пор встречается в отдалённых гарнизонах. Или как понять командира полка, который фактически не вмешивается в работу интенданта? Я уж молчу про подонков, которые вступили в преступный сговор. Но многие офицеры считают ниже своего достоинства разбираться в деталях поставок имущества и продовольствия во вверенную ему часть. Суворов не считал это уроном своей чести, а вот его наследники излишне щепетильны. Теперь к самому главному. Многие офицеры и генералы — обыкновенные трусы!
— Граф, я бы попросил вас выбирать выражения! — аж встрепенулся собеседник, — Трусов в императорской армии нет, на передовой уж точно и к таковым относятся исключительно с презрением.
Ага! Проняло!
— А я говорю про недавние события. Вы хотя бы примерно представляете возможные потери русской армии, если бы наша группа не вскрыла сей нарыв? Ведь кроме гибели людей от гнилой еды, начались бы массовые заболевания из-за проблем с амуницией. Ведь скоро наступят холода, а солдатам раздали сапоги из бумаги и разваливающиеся шинели. Более того, махинаторы целенаправленно задерживали подвоз продовольствия, и главное — боеприпасов. В итоге армия не достигла бы даже половины нынешних рубежей, при этом нестроевые потери могли составить до пятой части личного состава.
— Эк, вы махнули, — усмехнулся генерал, — Но даже если это так, то при чём здесь храбрость русских офицеров?
— Вам надо было не записочки и жалобы вышестоящему начальству писать. Должен был найтись человек, который взял бы за горло представителей товарищества и связанных с ними интендантов. Но вы боитесь, потому что знаете об их связи с Непокойчицким, который, в свою очередь, выполняет приказы брата императора, — а генерал-то заелозил под моим гневным взглядом, — Нам просто повезло, ведь ревизорам удалось вскрыть махинации до наступления холодов. Страшно представить последствия, не раскрой мы факты воровства и саботажа. При этом многие генералы и офицеры всё прекрасно знают, но ограничиваются записями в дневниках и редких рапортах. Я считаю это трусостью и подлостью.
— И что? По-вашему, офицеры должны были расстреливать всю эту сволочь? — резко спросил генерал.
— Именно так. Вам бы всё равно ничего не было, кроме увольнения. Ладно расстреливать, но большинство даже не подумало обратиться к представителям ЕИВ канцелярии. Мы у офицеров проходим вроде жандармов и считаемся людьми недостойными. Пусть народ гибнет, но офицерская честь не должна пострадать.
— Вы постоянно говорите о гибели, нестроевых потерях и болезнях. Но ведь всё завершилось хорошо. Чего вам ещё надо? — чую, что более у нас не будет совместных чаепитий с Ганецким.
— По самым примерным подсчётам, от отравлений гнилым зерном в армии умерло тысяча восемьсот человек и ещё более семи тысяч госпитализировано. Из-за сапог с бумажной подошвой более пятисот солдат получили различные травмы ног и также находятся на излечении. Задержка боеприпасов, спровоцированная товариществом, привела к огромным потерям при штурме Плевны, где ощущался снарядный голод. Точное количество жертв я указать не могу, но думаю, речь идёт о тысяче воинов. То же самое касается боя за Систов. Именно вы и подобные вам виновны в невинных жертвах не менее, чем воры и одна высокородная сука, их прикрывающая. Прощайте!
Выхожу на улицу, где всё так же поливает мерзкий дождь, и направляюсь в сторону, выделенного нам здания. Хорошо хоть кому-то пришло в голову положить доски на дорогу и сделать деревянный вариант тротуара. Лагерь жил своей жизнью, вернее, готовился ко сну. Днём здесь кипит жизнь, несмотря на отвратительную погоду.
