Мне хотелось напомнить, что я на этот сверхважный пост не просилась, и вообще, заняла его в безысходно-принудительном порядке. Поэтому нечего намекать, будто я еще и должна этой девчонке за то, что она работает вместо меня, но злость, лишь успевшая всколыхнуть голову, тут же затихла, словно на пылающие жаром угольки пролили воду.

Я кивнула и улыбнулась.

— Хорошо.

— Я должна предупредить, что для вас процесс будет болезненным, — мадам Мелинда вернулась, держа в каждой руке по деревянному кубку. — Потому что фактически, мы вынем из вас часть вашей магии и пометим в мисс Мерулу.

— Это как пересадка органов? — поморщилась я, рассматривая вырезанные на кубках символы, узнав в них обозначения двух стихий — огня и воды, которые демонстрировала нам мисс Цэсна на том одном-единственном её уроке, который я успела посетить.

— Скорее, как переливание крови, — удивительным образом поняла меня мадам Мелинда и протянула кубок. Один мне, второй Меруле. — Во время которого будет казаться, что вам вырезают внутренние органы. Входите в круг, — и она взмахом руки указала на вспыхнувшую огнем границу.

Аккуратно подобрав полы платья, Мерула переступила через полыхающие свечи и, сжимая обеими руками кубок, встала возле камня.

Я хотела сделать тоже самое, но была остановлена мадам Мелиндой.

— Мисс Мирослава, — и колдунья, взглянув поверх стеклянных линз, протянула мне длинный тонкий обоюдоострый клинок, лезвие которого блеснуло в свете стремящихся к потолку языков пламени. — Возьмите.

— Зачем? — насторожилась я.

— Он вам понадобится, — и женщина вложила нож в мою ладонь.

С нехорошим чувством, подозревая, что здесь кроется какой-то подвох, я переступила через свечи, которые тут же рассерженно зашипели, словно десяток разбуженных змей. В разные стороны полетели капли успевшего растаять воска, несколько из них приземлились на мое платье и тут же прожгли в нем ряд черных точек.

Постаравшись не думать, что это за воск такой и что он может сделать с человеческой кожей, я направилась к Меруле, которая застыла возле Древа, а после встала в аналогичной позе напротив неё, держа в правой руке дымящийся кубок, а пальцами левой сжимая рукоятку ножа.

— Сегодня, — начала леди Элеонор, тоже входя в круг. На неё свечи, как и на Мерулу, почему-то не среагировали. — Я буду вашей жрицей.

В руках леди находился золотистый поднос, на котором я разглядела длинную толстую иглу, похожую на портновскую, и отрезок красной нити.

Леди Элеонор плавно, словно паря над полом, а не шагая по нему, подошла и встала перед нами, как перед брачующимися. Я покосилась на Мерулу. Та глядела на жрицу во все глаза и ловила каждое её слово. Пришлось тоже слушать, хотя вся эта нагнетаемая торжественность и четкая, как будто пошагово расписанная последовательность отдавала привкусом фальши. Было стойкое ощущение, что это всё мишура, а то, ради чего мы собственно здесь и собрались началось гораздо раньше, в тот момент, когда я приняла решение отдать свою магию.

— Сегодня, — начала леди Элеонор, переводя взгляд с меня на Мерулу. — Мы вошли в круг, чтобы одна сестра пролила свою кровь ради другой. Вы пришли сюда из любви друг к другу. Любовь терпима, милосердна, не завистлива. Любовь превозносит, гордится, не совершает и не желает зла, не попирает истину, верит, надеется и ждет. Любовь изменчива, но не упраздняема. Любовь — это то, благодаря чему мы живы и живем.

На этих словах Мерула вынула из рукава клинок и выжидающе уставилась на меня, указав глазами на ладонь. Плохо понимая, что происходит, я протянула ей руку раскрытой ладонью вверх. Недолго думая, девица полоснула клинком по коже, рассекая её.

— Ай! — заорала я от неожиданности и боли, но руку отдернуть не успела. Мерула, в мгновение ока спрятав клинок, словно заправский фокусник, вцепилась в мою руку, сжав и поднеся под рану свой кубок, зачарованно наблюдая, как красные капли падают в темную жидкость.

— Мисс Мирослава, — вывела меня из ступора леди директор, указывая плавным жестом руки на нож, который вручила мне мадам Мелинда. — Ваша очередь.

А у меня в одной руке — кубок, в другой — нож, и жонглировать всем этим, как моя временная замена, я не умела.

— Вы не могли бы…? — попросила я нашу жрицу, чувствуя себя безродным пони среди породистых лошадей.

— Это должны сделать вы, — качнула та головой, даже не попытавшись помочь.

— Ладно, — выдохнула я, поменяла местами предметы, переложив из одной руки в другую, и покрепче обхватила пальцами рукоять клинка.

Мерула смело протянула мне ладонь, глядя без опасения, что я могу воткнуть свой клинок куда-то не туда.

— Смелей, это всего лишь порез, — улыбнулась девушка и мне почудилась некоторая торопливость в её словах.

Стараясь сдержать нервную дрожь, я поднесла к нежной светлой коже нож, выдохнула и резанула, чувствуя, как под заточенным металлом расползаются вспоротые мягкие ткани.

Ни проронив ни стона, ни вздоха, Мерула поднесла руку к моему кубку и, сжав в кулак, выдавила в него свою кровь, так хладнокровно и деловито, словно выдавливала сок из лимона.

И как только последняя капля соединилась с жидкостью, девушка поднесла свой кубок к губам и начала жадно пить.

— Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано, — почти нараспев произнесла леди директор, продолжая держать поднос. — Наполнение — важнее пустоты. Жертвенность — важнее жизни. Целостность — важнее разобщенности. Каждая из вас — уникальный сплав чертежей жизни ваших предков, начертанных в вечности. Но с этого момента и до тех пор, пока не будет достигнута конечная цель, вы — часть друг друга. Связанные одной нитью.

Жрица взмахнула рукой и неведомая, невидимая глазу сила, приподняла иглу над подносом, чтобы красная нить смогла проскользнуть в ушко, самостоятельно завязавшись на одном конце плотным узелком. Еще один взмах рукой и игла волоча за собой нить, словно длинный хвост, прямо по воздуху поплыла ко мне.

Душу всколыхнуло желание сбежать и именно это и было моим первым порывом, но ноги буквально приросли к полу, а язык прилип к небу. Я не могла ни пошевелиться, ни закричать, с ужасом наблюдая приближение иглы, которая, спланировав, словно хищная птица, откинула длинный широкий рукав и воткнулась в мою почти прозрачную кожу на запястье.

И поползла под неё, подобно паразитирующему на теле человека червяку, стремящемуся забраться поглубже, чтобы не обнаружили, просовываясь все дальше, глубже, протыкая хрящи и суставы, и протягивая за собой нить.

Боль ударила внезапно, как наотмашь. Но что-то меня поддерживало, не давая упасть, не давая отключиться, заставляя сознание сосредоточиться на тянущей, как при медленном выдирании жил, боли. Я будто бы попала в нескончаемый ночной кошмар, который нельзя было остановить, нельзя было поставить на паузу или промотать вперед, чтобы узнать, чем дело кончилось. Я должна была прожить этот кошмар. Прожить, прочувствовать каждую его секунду.

— Контролируйте силу, мой принц, — тихо проговорила леди директор куда-то в душный, с маслянистым привкусом туман, который продолжал застилать все вокруг. — Не сдержитесь — и сломаете её.

— Принц? — встрепенулась Мерула и начала внимательно озираться.

Игла прошла через всю руку, сквозь локтевой сустав, вверх по плечу, пробралась через надплечье, ключицу и вылезла из шеи, вынимая за собой и окровавленную нить, которая продолжала тянуться, не заканчиваясь и теперь имея гораздо большую длину, чем до этого.

Покрытая моей кровью игла поплыла по воздуху и хищно воткнулась в гостеприимно вытянутое запястье Мерулы. Девушка не закричала, не охнула, не застонала, вообще не издала ни звука, в то время, как игла, таща за собой нить, начало которой так и осталось где-то во мне, пробиралась сквозь её тело.

Наоборот, глаза молодой колдуньи сияли предвкушением, а губы едва сдерживали рвущуюся наружу улыбку. И в какой-то момент лицо девушки, до этого простое, почти невзрачное, показалось мне, по-прежнему безмолвно вопящей от боли, но не способной ни сбежать от нее, ни выплеснуть наружу, едва ли не злорадным.