Встретившись с Дилмуродом в середине зала, он проверил, всё ли необходимое найдено. Убедившись что с этой частью плана они справились, направились к выходу.

Дальнейшая дорога к дому прошла без приключений. Остаток ночи князь посветил изготовлению снадобья для излечения отца. Утром, ещё до завтрака, он стоял у дверей особняка отца, прижимая к груди глиняный горшочек, завернутый в ткань. Не слушая возражений старухи — управляющей, Павел поднялся в спальню. Там он бесцеремонно растолкал отца и заставил его выпить содержимое горшочка. Отец с трудом удержался от того чтобы не извергнуть лекарство наружу, но уже через несколько минут откинулся на подушках и уснул. Павел, утомленный приключениями, сел в кресло у изголовья отца и тоже задремал.

Проснулся он от того что отец отчаянно спорил с кем — то своим звенящим голосом. Павел открыл глаза и обнаружил, что императорский лейб — медик стоит с противоположной стороны кровати и мешает отцу встать, уперев ему ладонь в грудь.

— Я прекрасно себя чувствую! — воскликнул отец и, судя по последовавшему усталому вздоху медика, сделал это не в первый раз.

— Хорошо. Попробуйте встать, Пётр Павлович. Ваш сын проснулся и сможет засвидетельствовать, что я вас предупреждал о том, что делать этого не надо. Вы слышали меня, Павел Петрович? — обратился он к князю. Тот подтвердил.

Отец сел на кровати. Спустил ноги на пол. Вздохнул, оперся руками о матрас и с трудом встал. Его зашатало. Он начал падать лицом вниз, медик тут же подхватил его и уложил обратно в кровать.

— Я предупреждал вас, князь и повторюсь ещё раз: если вы не дадите себе отдых на протяжении хотя бы двух десятков дней, последствия будут плачевными. Ваш рассудок ясен, уж не знаю каким чудом, но тело истерзано проклятьями. Требуется восстановление сил.

— Да как же тут отдохнёшь! Уже, небось, пронюхали все что я в себя приходить начал. Потянутся с прошениями. И ведь отказать в приёме решительно никому нельзя. Разобидятся! Придётся мне вместо работа на благо престола мириться с высокородными балбесами, — посетовал отец.

— Так уезжайте из слободы, — посоветовал врач.

— Куда? — скорбно вопросил отец, — я бы и сам не прочь спрятаться, в тиши и покое заняться приведением в порядок мыслей и документов. Так они ж наперечёт все мои имения знают!

— Если мне не изменяет память, Пётр Павлович, у вас есть брат, и он является настоятелем монастыря святителя Илии. Церковь неподсудна светским властям, и в стенах монастыря вас просители не достанут.

Отец задумался. Ненадолго, как он всегда это делает.

— Решено! Еду в монастырь, — провозгласил он.

Плечеевы, подобно многим другим высокородным семьям, предпочитали заводить одного ребёнка, если первенцем был мальчик. На этом, как правило, останавливались. Девочки наследовать не могли по старинному обычаю Империи, подтверждаемому каждым восходящим на трон Императором. Именно потому Павел был единственным ребёнком в семье. А вот его дед небезосновательно прослыл большим оригиналом. Он завёл двоих сыновей: Петра, отца Павла и Кирилла. Кирилл Павлович был много младше Петра, хотя сейчас разница в возрасте уже не чувствовалась. Павел уж точно никакой разницы в возрасте между отцом и дядей не замечал. Дядя хоть официально и приходился отцу братом, но у них были разные матери. Историю повторного брака деда Павел не знал в точности, об этом в семье предпочитали помалкивать, и ни одной из своих бабушек он не видел, но одно он знал доподлинно: Кирилл был магом воздуха, что было нехарактерно для рода Плечеевых. Кирилл, будучи младшим сыном, мог бы, подобно герою авантюрного романа, начать интриговать против старшего брата, в надежде занять его место и стать наследником, но он оказался не настолько амбициозен. Или, как думал Павел, дядя был достаточно умен. Он и сам был бы не против, что бы у него был старший брат, который взвалил бы на себя обязанности главы семьи и начальника имперской тайной службы, а сам Павел мог бы жить в своё удовольствие. Кирилл получил положенное отпрыску благородной семьи образование и по достижении совершеннолетия поступил на службу в церковь. Да, в Империи церковь даже формально не была отделена от государства, священники официально являлись имперскими чиновниками. Так что дядюшка Кирилл со временем стал лицом очень и очень важным даже в общеимперском масштабе. О характере его деятельности Павел практически ничего не знал. Даже не так: он знал, что Кирилл Плечеев является настоятелем крупного монастыря, расположенного неподалеку от Александровской Слободы. Такова была официальная информация. И, как положено официальной информации, она почти наверняка не соответствует действительности. Чем на самом деле занимается дядя, Павел не знал, хотя наверняка — чем — то очень важным. Недаром отец поддерживал с ним активную переписку. И вот сейчас, далеко не факт что он захотел поехать в гости к брату только для поправки здоровья. Хотя, знать об этом Павел не желал.

В доме отца царил ужасающий кавардак, в обязательном порядке сопровождавший отъезд столь значительной персоны. Так что старуха — домоправительница принялась проявлять свой организаторский талант в полной мере. Павел же потихоньку улизнул, намереваясь отоспаться. Он позаимствовал из отцовской конюшни пару скакунов и они с Дилмуродом двинулись домой.

Что ж, планам отдохнуть не суждено было сбыться. Павел испытал чувство дежавю. Как и в день возвращения с юга, в саду его поджидал Феофан Домидов. Естественно, он ел. Как обычно, ел он со вкусом и отменным аппетитом. Павел понимал, что его раздражение при виде уплетающего булочки графа обусловлено недосыпом и усталостью, но счёл что следует выплеснуть негатив. Он плюхнулся на стул рядом с графом и сказал:

— Я исцелил отца. Вашим планам не суждено было сбыться.

— Моим планам? — Феофан выгнул бровь.

— А чьим же ещё? Отца прокляли тёмные, а вы с ними заодно. Благо являетесь одним из них. Не пытайтесь меня убедить, что не знали о проклятии отца. Если вы замешаны в заговоре, значит знаете всё о его участниках, да и вообще — сами его, скорее всего, и составили.

— Не стану спорить, я знал об этой шалости, — спокойно сказал граф.

— Шалости? — князь готов был крикнуть слуг и велеть им вышвырнуть тучного графа вон.

— Князь, прекратите истерику. Это Александровская Слобода, здесь решаются судьбы доброй половины мира, вы даже не представляете себе что творится на уровне вашего отца. Голову даю на отсечение, он прекрасно осведомлён о том, что моя партия собиралась его проклясть — и прокляла. Так же он осведомлён о том, что именно я дал вам средство для его исцеления. Ведь этого вы не станете отрицать?

Князь задумался. А ведь верно, именно Домидов практически открыто дал ему ключ к спасению отца, когда отправил в свою библиотеку. Надо полагать, и книга оказалась на видном месте совсем не случайно. Князь несколько раз глубоко вдохнул и взял себя в руки. Однако, граф, похоже, тоже решил выпустить пар и метнул в князя ещё одну шпильку:

— Если же вам претит придворная жизнь, сделайте милость: уезжайте в имение и живите спокойно. Рыбку удите, гуляйте. Больницу для простолюдинов постройте. Многие так делают.

— Нет, — тряхнул головой князь, — я останусь здесь. Хоть мне и не нравится то, чем вы занимаетесь.

— А что же. Позвольте узнать, такого предосудительного в нашем занятии? — невинным тоном вопросил граф.

— Вы обращаетесь с людьми словно с шахматными фигурами.

— Во так, значит? Интересная точка зрения, — Домидов отложил очередное канапе, положил руки на стол ладонями вниз, внимательно посмотрел на князя и начал говорить, тщательно подбирая слова:

— Помните, когда мы встретились здесь недавно, я говорил о вашем коне? О том, что дабы получить такую вот мощную и выносливую зверюгу, понадобилось на протяжении тысячи лет выводить породу, скрещивая отборных коней?

— Помню, — ответил князь, пытаясь понять, чему клонит Домидов.

— А как, по — вашему, получилось, что аристократы владеют магией, а простолюдины нет?