Я держался исключительно на медитации восстановления, предельно четко контролируя все свои действия и меридианы. Через открытый канал души мне приходилось выкачивать такое количество праны, что хватило бы на десяток жизней. Недостаточно укрепленные каналы выгорали или забивались и тускнели, но основные круговороты работали, хоть и на пределе.

— Скорость двести десять, двести двадцать… невероятно! Двести пятьдесят! — возбужденно говорил второй пилот, не понимая что происходит. — Мы обгоняем врага!

— Вспышка слева! — крикнула Инга, но привыкший что щиты держу я экипаж даже не почесался поставить конструкты. В результате корабль ощутимо тряхнуло от первых же попаданий, а мне пришлось сместить вектор движения.

— Ставим щиты! Цесаревичу не до нас! — приказала супруга, и они таки поставили достаточно крепкие конструкты, выдерживающие по несколько попаданий. Но мне и в самом деле было не до того. Приблизив щит ещё ближе, я заставил судно ускорится и вскоре крейсер паладина превратился в догоняющего.

И всё же радости это не прибавило. Хоть до входа в бухту оставалось несколько минут, черное небо тут и там вспыхивало от взрывов. Оставшиеся корабли сопровождения и прикрытия безуспешно пытались избавится от противников. Вяземская, оставленная мною в тылу именно на такой случай, со своим звеном самоубийц, засыпала врагов градом снарядов, мечась от одного судна к другому, но это было бесполезно.

Маневр, который еще пару часов назад казался мне пусть и не гениальным, но вполне рабочим, привел к тому, что большая часть боеспособных офицеров и одаренных оказалась на судах без боекомплекта и сейчас вооруженные до зубов враги разделывались с остатками нашей обороны.

Допустить этого я не мог, а потому, твердо взяв штурвал, направил захваченное судно на ближайший вражеский крейсер. Краем сознания я почувствовал недовольство соратников, кто-то говорил, что самоубийство не выход, но сейчас всё зависело от хорошо поставленного удара. Одного единственного.

Миг, и наша скорость резко падает, по инерции судно еще летит, но вся моя сила уже сосредоточена не в толкающем щите, а в формирующейся бомбе. Никогда еще мне не приходилось отправлять конструкт так далеко, а потому я сосредоточился, до предела обострив все чувства. И только когда почувствовал, что смогу — бросил конструкт вперед.

Экипаж легко уходящего от тарана вражеского фрегата, сосредоточившего на нас огонь, прекрасно знал, что у нас нет вооружения. Но сегодня его ждал самый большой сюрприз в его жизни. А заодно и последний. Конструкт врезался в щит и мгновенно его уничтожив раскрылся, сминая броню и выводя из строя маневровые двигатели и орудийные башни.

— Подбили? Но как? — ошарашенно проговорила Инга. — Чем?

— Не отвлекаться! — приказал я, создавая второй конструкт и отправляя его вслед за первым. Противники не сумели воссоздать щит достаточной мощности и ядро влетело в корпус корабля, и только там раскрылось, вызывая многочисленный взрывы. — Подготовиться к пересадке на Гнев!

— Всем постам минутная готовность. Черепаха, мы идем на сближение, подготовить Гнев империи к принятию нас на борт. — протараторила Инга.

— Слышим вас хорошо, мы уже на месте, ждем вас. — ответила радостная Ангелина. Наконец мы влетели в пространство над бухтой, и я невольно выругался. Сотни пожарищ окружали замерший под прикрытием скал авианосец. Лишь немногим удалось добраться до спасительного корабля, большая же часть отвлекала флот противника от верного направления и рассчитывать на их офицеров мы не могли.

— Курс к ближайшему врагу. — приказал я. — Медленному.

Дважды повторять не пришлось и на дисплеях появилась пунктирная линия, отображающая маршрут к следующей цели. Я не питал никаких иллюзий, попасть на расстоянии больше полутора километров, даже если удастся сохранить резонанс с конструктом на такой дальности, почти нереально. Но я старался.

— Есть попадание, взрывы на палубах с пятой по третью. — довольно прокомментировала Инга, вновь выстраивая подходящий маршрут. Я, хоть и был выжат словно лимон, тоже порадовался. Тем более что палуба Черепахи начала раскрываться и в свете прожекторов появился Гнев империи.

А в следующее мгновение на него обрушился град снарядов со всех судов противника. Они, словно видя единственную мишень начали бить из всего что было, и даже отсюда стало видно, как проседают щиты Черепахи.

— Закрыть бронепалубу! Сосредоточить огонь ПСО. — раздались приказы Ангелины, и как бы не было обидно в этом я был с ней совершенно согласен. Так и потерять лучший корабль флота не долго.

— Следующий ближайший. — приказал я, переключившись на свою задачу. — Ангел, держите оборону, мы попробуем расчистить вам путь.

— Мы собираем выживших. — немедля ответила Ангелина. — Уйти не можем.

— Бросьте их и взлетайте! — раздался в эфире возмущенный голос Марии.

— Нет. Мы своих не бросаем. — мрачно сказал я. — Держите щиты на максимуме, не отвлекайтесь на остальное. Мы попробуем справится.

— Спасибо. — ответила Ангелина. Первая супруга тоже много чего хотела сказать, но судя по тому, как резко прервалась её передача — передумала.

— Умрете, я вас лично прикончу! — выкрикнула Мария, отключив связь, и что-то от неё это совсем не выглядело шуткой. Хотя настроение все равно немного поднялось, я даже увидел несмелые улыбки на лицах офицеров.

— Полный вперед. Ближайший. — вновь приказал я, подставляя щит под двигатели и постепенно приближая его к кораблю. Объяснять задачу не потребовалось. Маршрут был перестроен и через несколько секунд мне пришлось вновь принимать на щиты удары десятков пушек.

Только когда третье судно начало снижаться с пробоинами в корпусе, до противника, кажется, дошло что происходит и весь вражеский флот начал отчаянно маневрировать, стараясь держаться от нас как можно дальше. И были в этом не только минусы, но и плюсы — нам на несколько минут удалось так расширить пояс жизни, что враги перестали попадать по Черепахе.

— Мы почти всех погрузили. — радостно сказала Ангелина, защищавшая товарищей и собиравшая выживших с других судов. — Идите на стыковку!

— Принято. — сказал я, тут же направляя захваченный крейсер вниз. Противники, очевидно так же сложившие наши переговоры, попытались пойти на перехват, существенно просаживая щиты, но сбить их окончательно не могли и через минуту мы должны были наконец приземлится. Вот только чувство опасности взвыло раскаленным и гвоздями впившись в виски, а затем в наушнике раздался предупреждающий писк.

— Вражеское судно идет на таран! Это крейсер паладина! — крикнула Инга, но я и без её подсказок видел стремительно приближающуюся хищную птицу, окруженную непробиваемым полем. До столкновения оставались считанные секунды. Кто-то начал ругаться матом, кто-то молиться и крестится. Большинство же вцепилось в свои кресла в ожидании удара. Но его не последовало.

Внезапно, для экипажа, атакующего наш корабль, для моих соратников и вообще для всех кроме меня, вражеский крейсер резко взмыл в небеса, перепрыгнув захваченное чудно, а через секунду на борту неприятеля произошло сразу несколько взрывов. Судно опасно накренилось, рискуя перевернуться, но в последний момент сумело удержаться. Как им казалось.

Я вновь создал свой щит прямо под золотым свечением защитной сферы противника, и струи воздуха, внезапно получившие опору, с многократно превышающей технологические пределы силой оттолкнулись, окончательно переворачивая крейсер. На мгновение маршевые двигатели оказались сверху, корабль резко пошел вниз, но через несколько секунд пилот умудрился выправить положение.

— Держимся рядом с паладином! — приказал я, и когда наши корабли оказались на расстоянии досягаемости вновь подложил противнику свинью. Остальные враги, взбодрившиеся с появлением паладина, в шоке наблюдали за происходящим.

Генрих Великий, паладин святого Папы, обладатель непробиваемого щита, впервые терпел поражение. Они пока не могли в это поверить, еще надеялись на чудо, но экипаж крейсера принял единственно верное решение — снижаться. Потеряй они управление на высоте в пару километров — не выживет никто.