«Глупый обряд эти прощания, – так она и сказала. – А некоторые еще через силу выдавливают из себя слезы!»

С горя девушка принялась еще раз перечитывать письмо Збигнева. Смешной какой этот Збышек – пишет ей заодно с Каспером, как будто можно людей соединить насильно!

На приписку отца Тидемана Ванда не обратила внимания, но заботливость брата ее растрогала.

Збигнев писал, что он давно ждал от Куглера самого плохого. «Какое несчастье было бы, Вандуся, – пояснял он, – если бы ты навеки соединила с ним судьбу! И не горюй, что пришлось нам переселиться в Осеки. Наш городской огромный дом старому Юзефу убирать было уже не под силу, а больше слуг держать мы все равно не смогли бы. В скором времени мы с Миттой вернемся, она будет помогать тебе и матушке по хозяйству, вот тогда ты оценишь ее немецкую аккуратность. Мы заживем на радость друзьям и на страх врагам. Митта очень понравилась всем – и в Ольштыне и во Фромбоке. Отец Тидеман даже сказал, что теперь он верит в то, что я смогу открыть в Осеках школу, поскольку Митта будет мне помогать…»

В конце письма Збигнев заклинал сестру не падать духом, а Каспера просил поддержать ее словом и делом.

Но… каравелла уже готова к отплытию, и Ванда не уговаривала Каспера остаться. Он-то для нее дороже всего на свете – дороже отца, мамули и даже горячо любимого Збышка… Но он, Каспер, он такой сильный, мужественный, смелый, умный, у него своя судьба. Слишком много бед свалилось на его еще молодую душу… Быть может, пройдет время, он вернется из плавания, и тогда… кто знает? А может, в этих волшебных дальних странах он позабудет о ней?

Внизу хлопнула дверь. По лестнице простучали быстрые шаги. Ванда вскочила со стула, но снова заставила себя сесть.

Как во сне увидела она склоненное над ней дорогое лицо, прямые тонкие брови и синие-синие, как гданьская бухта, глаза.

Это был их первый поцелуй.

После напутственной службы в костеле святой Елисаветы Каспер, ступив на палубу «Гелиоса», принял командование своей каравеллой.

Отдав нужные распоряжения, он подошел к трапу и стал внимательно приглядываться к смутно светлевшему берегу. Вот у мола еле заметно выделяется стройная фигурка в плаще.

– Отдать концы! – прозвучала команда боцмана.

Каравелла стала медленно отделяться от причала.

Девушка, стиснув руки, следила за отплывающим кораблем.

– Будь счастлива, моя Ванда! – донеслось до нее с капитанского мостика.

– Не забывай меня, Каспер! – прикрываясь плащом от ветра, прошептала Ванда.

Мальчик передвинул планку трикетрума и отметил что-то в своей самодельной тетради. Потом откинулся на спинку кресла и загляделся на усыпанное звездами небо. Сегодня оно было необычайно ясное, как в тех чудесных дальних странах, откуда отец привозит такие интересные рассказы и запах ванили и сандала в своем дорожном сундучке. Только там небо синее, а здесь – бледно-бледно-голубое…

Было поздно. В доме все уже спали. Даже Вандзя, верный товарищ Вацка, зевая и потягиваясь, ушла вниз больше двух часов назад. Если бы не голод, который – единственный – мог заставить Вацка спуститься вниз, мальчик просидел бы за своими вычислениями до утра.

С надеждой оглянулся он на стол. «Так и есть! Ну что за золотая у нас мамуля!»

Ведь, не приготовь мать еды, он, просидев всю ночь напролет, так и лег бы голодный!

С жадностью схватив кусок пирога в одну руку, а ломоть хлеба, густо намазанный гусиным жиром, – в другую, Вацек тут же и хлеб и пирог положил обратно на тарелку.

Дело в том, что отец Миколай как-то сказал: «Мы люди и, в отличие от животных, должны управлять своими чувствами».

Это замечание Миколая Коперника очень любит повторять своим близким капитан Каспер Бернат.

О, кто-кто, но отец Вацка умеет управлять своими чувствами! Мама говорит, что если бы не это, он так и умер бы прикованным к скамейке гребцом на галере! Или потом, убедившись, как изувечено его лицо, отец мог бы ожесточиться на всю жизнь, бросить родину, близких, любимое дело…

Отламывая по кусочку от пирога и от хлеба, Вацек неторопливо запивал их молоком и, только расправившись с ужином (а может быть, это следует считать завтраком? Скоро начнет светать!), с удивлением обнаружил под последним куском пирога на тарелке листок бумаги.

«Поздравляю тебя, сынок, с твоим четырнадцатилетием! – прочитал он. – О еде ты вспомнил несомненно только сейчас, когда уже давно пробило двенадцать и, значит, наступило 10 мая! В день твоего рождения отец решил тебе сделать подарок. Завтра он с дядей Збышеком выезжает во Фромборк к отцу Миколаю. Ты столько раз просил его взять тебя с собой, так вот радуйся: желание твое будет исполнено! Дядя Збышек договорился с твоим учителем, тот отпускает тебя на десять – двенадцать дней. Постарайся же лечь пораньше, как только поужинаешь, чтобы перед дорогой встать свежим и бодрым. Спи спокойно! Мама Ванда».

Легко ли выполнить это пожелание «спи спокойно», когда ты узнал такую замечательную новость!

Вацек снова взглянул на ярко сверкающие звезды, его потянуло еще раз проверить свои вычисления – ведь на этот раз он лично передаст их отцу Миколаю! Но нет, мамуля с такою уверенностью написала «спи спокойно», что он обязан лечь немедленно.

Внутренность крошечной башенки над домом капитана Берната в Осеках в точности походила на фромборкскую башню, которую отец столько раз описывал мальчику. Тут же, у стола, находилась и постель Вацка – скамья, покрытая волчьей шкурой. Подражая своему кумиру в мелочах, мальчик надеялся когда-нибудь стать на него похожим и в крупном.

Прочитав наскоро молитву, Вацек нырнул под волчье одеяло и тут же его сбросил: на дворе весна, жарко! И вдруг понял, что хоть и весна, но ночи еще очень холодные, к утру бывают заморозки. Жарко ему не от тяжелого одеяла и не от первых лучей солнца, заглянувших в окно.

Жаром обдало Вацка потому, что на ум ему пришло событие, которое случилось тоже в мае, ровно два года назад. Мальчик даже почувствовал, как сильно застучало его сердце, в точности как тогда, когда он узнал о поступке отца. Вацек до сих пор не понимает, как мог отец без спроса взять у него на столе тетрадь и отвезти ее канонику Миколаю Копернику!

Рукопись двенадцатилетнего астронома носила пышное название «Геометрия звезд». Мамуля объяснила, что отец взял тетрадь с собою во Фромборк по ее просьбе, для того чтобы удостовериться наконец, действительно ли из мальчика может получиться ученый, а не капитан, как мечтают его родители.

Отец Миколай был столь снисходителен, что, прочитав от начала до конца это «творение», отозвался о рукописи, что «она интересна, но свидетельствует о недостаточности знаний молодого астронома» (пан Езус, какой срам!). В тот раз Коперник прислал Вацку в подарок изданную в Гданьске книгу Георга Иоахима де Лаухена, более известного под именем Ретика, – «Первое повествование». В ней кратко излагались астрономические воззрения Коперника.

В прошлом, 1542 году, в мае же, Вацек получил от Коперника новый драгоценный подарок: отпечатанную в Виттемберге главу из его обширного труда «Об обращении сфер». Глава называлась «О сторонах и углах треугольников, как плоскостных, так и сферических», и к ней было приложено много разъясняющих текст тригонометрических таблиц. И снова ее привез отец, который об эту пору всегда старается навестить своего дорогого Учителя, если только не уходит в это время в плавание…

Теперь Вацек, конечно, ни за что не осмелился бы писать ученый труд, да еще давать ему столь многозначительное, но, по сути, ничего не означающее заглавие! Мальчик чувствовал, как и сейчас горят от стыда его щеки.

Книгу Ретика он прочел, но еще плохо в ней разобрался. А вот руководство «О сторонах и углах» освоил настолько, что уже неплохо производит вычисления. Так уж у них – четырнадцатилетнего школяра и великого астронома – повелось, что, пользуясь любой оказией, Вацек отсылает во Фромборк свои чертежи и вычисления, а ему с обратной почтой привозят отзывы ученого о его труде. И надо сказать, что раз от разу отзывы эти становятся все полнее и обстоятельнее: отец Миколай, по великой своей снисходительности, заинтересовался молодым астрономом!