– Послушай, – обратился он к кузнецу, – тебя, Петер, знают и ценят все парни не только в Осеках, но и в Шкотах, и на Бискупской горе… Собери десятка два своих молодцов и, если надо будет…
– Понимаю, – отозвался Петер, – по мне, конечно, лучше бы не проливать крови, но, если придется, гданьские ребята не подведут… Вот только оружия настоящего у нас нет…
– За этим дело не станет, – пообещал Збигнев, – весь наш «рыцарский зал» обыщу! – И, как ни уговаривали его Каспер и Митта, молодой Суходольский решил еще раз вернуться домой.
Выходя на крыльцо, Збигнев заметил невзрачного маленького человечка, который немедленно нырнул за угол.
«Так и есть, – подумал молодой шляхтич, – Франц прав: у святых отцов имеются здесь соглядатаи… Хорошо, что хоть мы с Каспером и Миттой прошли сюда незамеченными». И действительно, направляясь под вечер в Осеки, Збигнев много раз оглядывался, но ничего подозрительного не заметил.
«Ну, уж теперь я этого мерзавца повожу!»
«Водил» своего непрошеного спутника Збигнев по всему городу. Нырял в проходные дворы, заглядывал два раза «на огонек» в харчевни и наконец, убедившись, что шпион отстал, свернул к дому.
Упаковав с помощью старого Юзефа все развешанное по стенам «рыцарской комнаты» оружие, Збигнев распрощался с плачущей матерью и Вандой. В сопровождении того же верного Юзефа он направился в Осеки. Старик шел следом за своим панычом, наблюдая, нет ли поблизости соглядатая.
…Стучали в свои колотушки ночные сторожа, редкие прохожие опасливо обходили Збышка стороной. Молодой Суходольский благополучно добрался до домика Франца.
Ночь была мутная, мглистая.
– Эх, и славная же ночка для бегства! – таким восклицанием встретил товарища Каспер. – Жаль даже, что придется ждать утра! Впрочем, и святым отцам такая ночь для высадки пришлась бы как нельзя более кстати!
Время было позднее, но никто не ложился спать. Уршула вышла было во двор снять с частокола кринки и горшки и вдруг тотчас вернулась обратно.
– Заприте дверь, – сказала она по виду спокойно. – Может, ничего страшного и нет, но из порта с набережной подымаются солдаты.
– Проследи, к нам ли они сворачивают, – отозвался Франц так же спокойно. – Увидишь, что идут нашим переулком, – беги задами за Петером Кёнигом!
Прошло несколько минут. Франц выглянул за дверь. Где-то в конце переулка по направлению к его дому продвигалась группа людей. В тишине и темноте только слабо позвякивало и поблескивало оружие.
– Уршула! – позвал он.
Но жены его уже не было.
– Ну, если это барон с ландскнехтами, – сказал Франц, возвратившись в дом, – нам нужно будет продержаться, пока не подоспеет кузнец со своими ребятами. А ну-ка, заваливайте окна и дверь чем придется!
Загремели столы, тяжелые дубовые лари, скамьи, табуреты, кровати… Митта работала наравне с мужчинами, пока Каспер, подтолкнув Збигнева, не показал на нее глазами. Девушка была необычно бледна, руки ее дрожали.
Збигнев отвел Митту на чердак и, заложив слуховое окно периной, оставил девушку там.
– Верно, так-то будет поспокойнее, – заметил Франц.
Дом превратился в неприступную крепость.
Потом Франц, Збигнев и Каспер разобрали оружие и зарядили мушкеты и пистоли.
В дверь громко и отрывисто стукнули три раза.
– Кто там? – спросил Франц, раздувая фитиль аркебузы.
– Открывайте во имя воинствующей церкви!
– Вот что, молодчик, – отвечал Франц. – Если воинствующей церкви что от меня нужно, на это есть день! Проваливай-ка, а не то получишь сливу в лоб!
– Живее! – вдруг донесся с улицы рыкающий бас. – Что вы там, заснули, что ли? Ломай дверь!
– Барон Мандельштамм! – узнал голос Збигнев.
В заваленном вещами окне осажденные оставили маленькую щелку для наблюдений. Не успел Франц подать знак, чтобы затушили масляную лампу, как к щели приникла чья-то физиономия и немигающий глаз попытался при свете небольшой коптилки оглядеть комнату. Франц сунул в щель еще не потухший фитиль. Человек заорал от боли и тотчас же отскочил от окна.
– Что, не шляхетский способ обороны? – видя недовольное лицо Збигнева, спросил Франц. – А когда нас с вами, пан Збигнев, будут поджаривать на костре, вы и шляхетство свое забудете! Тс-с-с! – и, приложившись, тут же выстрелил.
Громко охнув, один из ландскнехтов свалился к самым ногам лошади барона.
– Доннерветтер! – заорал Мандельштамм. – Один окривел, второй убит – этак они мне всех людей изведут, а я за каждого солдата деньги плачу! Суньте аркебузу в окно и палите! Раз – мимо, два – мимо, но в конце концов кого-нибудь да подстрелите!
Начальник ландскнехтов, подойдя к барону, стал что-то шептать ему на ухо.
– К чертовой бабушке! – заорал тот. – Тогда пускай его преосвященство нанимает своих солдат. Давайте-ка сюда этого кривого!
Ландскнехт подошел, прижимая к глазу тряпицу.
– Ты рассмотрел, сколько там этих еретиков внутри? – спросил барон.
Солдат молчал.
– Тебе что, язык отстрелили? – грозно рявкнул Мандельштамм.
По лицу ландскнехта расплывались слезы и кровь.
– Их там не один человек, – сказал он дрожащим голосом. – Разрешите пойти на перевязку!..
– Кто схватит еретика живьем, – кричал Мандельштамм, – тому святой отец обещает пятьдесят талеров, а я за мертвого от себя еще двадцать пять добавлю! Вперед, ребята! Веселее!
Первый из выполнивших приказание барона солдат упал тут же с размозженной головой. Трудно сказать, от чьей руки он пострадал: выстрелы Каспера и Збигнева прозвучали почти одновременно.
Толпа вначале отшатнулась от окна, потом, понукаемая начальником, снова к нему придвинулась. Барон что-то кричал наемникам, стараясь все же держаться от опасного места подальше.
– Не забывайте о двери! – предостерегающе шепнул Франц. Но было уже поздно.
Тра-а-а-х! В вышибленную филенку просунулось тупое дуло аркебузы.
– Наподдай! Наподдай! – командовал кто-то на улице по-немецки.
– Наподдам! – с сердцем пробормотал Збигнев и действительно так наподдал по дулу, что на крылечке раздался треск сломанных перилец и что-то с грохотом рухнуло вниз.
– Расходился наш пан шляхтич, – с одобрением промолвил Франц. – Небось в грудь мерзавцу под самые ребра его же аркебузу вогнал!.. Окошко! Окошко!
Так и перебегали осажденные от двери к окну и от окна к двери.
– Что-то Уршулы с подмогой так долго нет! – с тревогой сказал Збигнев.
– Ночь, – коротко отозвался Франц. – Трудно людей созвать…
– Бери их! – бесновался на улице барон. – Живыми или мертвыми бери!
На крылечке слышно было кряхтение, какая-то возня. С грохотом повалился с самой верхушки заслона тяжелый дубовый табурет.
– Эх, поддается дверь, – пробормотал Франц с досадой. – Давайте еще что-нибудь! – добавил он, оглянувшись.
А Збигнев с Каспером уже подтащили к двери огромный куль с мукой.
– Пускай они даже высадят дверь, – с угрозой пробормотал Збигнев, – мы с Каспером станем по обе стороны и будем защищать узкий проход. Вспомним о Фермопилах!
Вспоминать о Фермопилах было некому: Франц вообще о них не слыхал, а Касперу было не до них – он с аркебузой наготове сторожил у окна.
Вдруг он в тревоге повернулся к товарищам:
– Барон отдал приказание поджигать дом!
Осажденные прислушались.
– Ленивые свиньи! – отдавался в узеньком переулке голос барона. – Где же факелы? Тащите их сюда! А вы вчетвером собирайте щепки, в порту этого добра много! Мы выкурим их всех, как лисицу из норы!
В пылу гнева Мандельштамм забыл об осторожности.
– Посторонитесь-ка! – сказал Франц товарищам.
Долго он не целился. Беглый хлоп недаром столько месяцев пробыл в егерях у бургомистра Тешнера. С одного выстрела он валил оленя.
В маленькой комнатке раздался ужасающий грохот.
– Господин барон убит! – прорезал наступившую тишину чей-то пронзительный возглас.
– И тебя туда же! – сквозь зубы пробормотал Франц.
Второй выстрел последовал за первым.