Поговаривают даже, что молодые испытуемые будут в монастыре знакомиться с военным делом, но юношам не верится в такое счастье.

А пока что отцы доминиканцы с рвением изучают фолианты и рукописи, особенно те, что вывезены из Испании: после изгнания мавров ревнителем веры Фердинандом Католиком в стране осталось множество трудов этих неверных, полных еретических измышлений и лжеученых доказательств, оспаривающих свидетельства священного писания о сотворении мира, устройстве Вселенной и круговращении светил. Поэтому-то старенький, подслеповатый и малограмотный отец библиотекарь понимает, что скоро на смену ему призовут нового, более сведущего человека.

По-настоящему веселое оживление в жизнь обители вносят нечастые, особенно в весеннюю распутицу, посещения гостей.

Поэтому, когда у монастырских ворот остановилась до самого верха забрызганная грязью карета, даже грозные окрики отца эконома не могли удержать свентожицских испытуемых и послушников: все они высыпали за ограду.

С козел кареты соскочил сидевший рядом с возницей молодой, статный монах, открыл дверцы и почтительно помог выйти пожилому прелату в богатой мантии. Человек в мантии был отлично известен не только в обители, но и в Кракове, и в Вармии, и в Крулевце, и в Риме. Звали его патер Арнольд фон Бреве.

Глядя на сопровождавшего его статного юношу, под рясой которого так и ходили могучие мускулы и стройная выправка напоминала отнюдь не монаха, а скорее солдата, испытуемые только молча подталкивали друг друга: похоже на то, что патер Арнольд привез наконец обещанного и столь долгожданного учителя военного дела.

Отец эконом тотчас же вызвал к себе повара, виночерпия и кравчего, а навстречу именитому пастырю уже спешил сам его преподобие настоятель.

За обедом, устроенным в честь гостей, в трапезной прислуживали те же послушники и испытуемые, поэтому в монастыре скоро стали известны все сведения о молодом человеке, прибывшем с фон Бреве.

Во-первых, никакой он не монах, а человек светский, мирянин, да к тому же имеющий звание бакалавра. Во-вторых, совсем не для ознакомления юношей с военным делом прибыл он сюда. Четыре года назад он с отличием закончил обучение на факультете семи свободных искусств в Краковской академии, был оставлен там же помощником профессора, а сейчас под руководством отца Арнольда готовится, приняв схиму, вступить в доминиканский орден. Это будет, надо думать, один из столь необходимых по нынешнему времени ученых монахов: юноша готовится защищать диссертацию для получения ученой степени магистра богословия.

Здесь, в свентожицской обители, как объяснил за столом отцу настоятелю патер Арнольд, бакалавр будет знакомиться с драгоценными древними рукописями и книгами. Это принесет ему пользу в его подготовке к диссертации. Заодно он приведет в порядок библиотеку – такое пожелание выразил магистр ордена доминиканцев отец Фока Равеннский. Это и будет искус юноши. К деятельности доминиканца-миссионера молодой человек готовил себя буквально с самых отроческих лет.

Имя будущего миссионера молодые послушники и испытуемые также узнали: звали его пан Збигнев Суходольский. Был он краковяк родом, сын славного шляхтича пана Вацлава Суходольского, из имения «Сухой дол». В настоящее время семья юноши переехала на жительство в город Гданьск.

Можно ли упрекать в излишнем любопытстве молодежь, если даже отрешившиеся от всего земного опытные борцы за веру – отцы доминиканцы не могли подавить в себе желание побольше узнать о будущем библиотекаре! Монахи обступили обоих гостей, когда те вышли в монастырский сад.

Не присутствовал здесь только ученый отец Флориан, а ведь он по Италии знает патера Арнольда. Говорят, в Болонском университете они сидели на одной скамье… Мог бы отец Флориан, хотя бы ради старого знакомого, изменить своей привычке уединяться подальше от людей!

Отец Флориан поначалу произвел на Збигнева неприятное впечатление. Этому способствовала, может быть, манера монаха ходить с высокомерно закинутой головой, а может быть, его истощенное серо-желтое лицо со впалыми щеками и недобрым взглядом огромных черных глаз.

Но не прошло и двух месяцев пребывания молодого Суходольского в чине монастырского библиотекаря, как юноша в корне изменил свое отношение к отцу Флориану, а потом между ними завязалась дружба, которая очень повлияла на дальнейшую судьбу Збигнева.

Началось это с незначительного по виду случая.

Заканчивая разбор бумаг и книг, наваленных в углу библиотеки, Збигнев обнаружил небольшую рукопись неизвестного автора.

Так как молодой бакалавр, приводя в порядок библиотеку, по свойственной ему аккуратности считал своим долгом одновременно составлять и опись книг, то ему потребовалось установить имя автора рукописи.

Единственное, что он мог выяснить, это то, что написана она была на испанском языке, с которым юноша был знаком слабо. Испанские записи чередовались с формулами и вычислениями, а также были снабжены примечаниями, сделанными уже на арабском языке.

Никто из ученых монахов не мог помочь Збигневу, пока, наконец, отец Артемий, имевший звание доктора церковного права, не посоветовал:

– Обратись, сын мой, к отцу Флориану. Быть может, он заинтересуется рукописью: он у нас известный библиофил… А кстати, он, может, и переведет тебе труд этого испанца… А уж имя автора он тебе безусловно сообщит. Ступай, в эти часы он обычно совершает прогулку по саду.

С чувством невольной робости приблизился Збигнев к маячившей в конце аллеи высокой сгорбленной фигуре.

– Простит ли меня досточтимый отец Флориан, если я побеспокою его просьбой взглянуть на эту рукопись? – Юноша нерешительно протянул свернутый в трубочку пергамент отцу Флориану.

– Я простой монах, и не мне заниматься таким делом! – отрезал тот, смеривая Збигнева недоброжелательным взглядом. – Обратитесь к доктору церковного права отцу Артемию.

– Отец Артемий и направил меня к вам, – ответил Збигнев. – Он сказал, что никто, кроме вас, мне не поможет. Я слыхал, – добавил Збигнев, умоляюще складывая руки, – что вы любите старину. А это, как видно, старая рукопись… кажется, прошлого века.

Но монах отрицательно покачал головой.

Сконфуженный юноша повернулся уже, чтобы удалиться, когда услышал низкий голос отца Флориана:

– Постой! Bene![48] Давай сюда рукопись, посмотрим, что это такое… Если я обидел тебя, прости: я человек больной и иногда бываю несправедлив.

Оба сели на скамью, Флориан углубился в чтение. Долго тянулись для Збигнева минуты молчания, прерываемого только сухим покашливанием монаха.

Наконец отец Флориан вернул юноше рукопись и, покачав головой, спросил:

– Читал ее кто-нибудь? Кто, кроме тебя, видел ее?

– Отец Артемий начал ее читать, но другие братья даже не стали смотреть…

– Bene! Это рукопись не столь старинная… Трактат о вере и о познании, принадлежащий малоизвестному монаху, философу Диэго Гарсиа, сожженному в 1489 году в Барселоне… Когда-то я за большие деньги приобрел копию этой рукописи для своей библиотеки… Еще убедительнее изложены такие же мысли у моего соотечественника Помпонацци[49]… – И, словно недовольный вырвавшимися у него словами, отец Флориан поспешил закончить разговор: – Ну, ступай с миром, сын мой! Сообщи только, новый библиотекарь, как ты собираешься поступать с трудом Диэго Гарсиа?

– Я сам не знаю… Заставлю рукопись большими фолиантами. Все равно, за незнанием языка, кроме вас, никто не сможет ее прочесть… К большому моему сожалению!

– Не сожалеть об этом ты должен, а радоваться, – возразил отец Флориан строго. – Отцы доминиканцы проявили себя ревностными защитниками веры, однако лучше все-таки, чтобы еретический трактат этот никому не попадался на глаза!

– Ваше преподобие, – сказал Збигнев умоляюще, – я готовлю себя к вступлению в доминиканский орден… И, несмотря на ваши слова, я очень хотел бы ознакомиться с трудом этого несчастного… Как хорошо было бы, – добавил он с невинным самодовольством, – если бы мне, только что принявшему пострижение, ничем не прославившемуся монаху, удалось опровергнуть такое лжеучение!