– …ястреба или даже кобчика, – закончил за него Вуек. И тотчас же, сорвавшись с постели, распахнул дверь и выглянул в коридор. – Никого! – объявил он с облегчением. – А я уже решил было, что он подслушивает…

– Да что ты, Вуек! И придет же такое в голову! – сказал Каспер с укором. – Вуек, а ведь он присутствовал при разговоре о нашей поездке… Может быть, его преосвященство поручил ему удостовериться в нашем умении беречь тайну?

– Может быть, все может быть, – сказал пан Конопка хмуро. – Только за такие дела берутся не бургомистры, а всякие ихние фискалы, или как там еще они называются! Я вот простой боцман, но… – Фразу свою пан Конопка не закончил…

– Каспер Бернат! – раздался окрик со двора.

– Это он опять! – сказал студент и, набросив рясу, выглянул в окно.

Браневский бургомистр стоял уже в сапогах, в дорожном плаще и в шляпе.

– Письмо вы, конечно, не успели заготовить, – сказал он, – но вот вам совет: вы можете сделать своему другу драгоценный подарок. И в Италии с вас не написали бы такого отличного портрета… Сверните его трубочкой, я буду с ним очень осторожен, а друг ваш закажет потом для него рамку.

«Подарок отца Миколая? – подумал Каспер. – Збигнев, конечно, передаст его Митте… Да, я неплохо получился на этой картинке. Однако не нарушу ли я этим клятву?.. Конечно же нет, – тут же успокоил он себя. – Никому ни о чем ни слова. Пусть так, но я никому ничего не говорю, не пишу… Ах, отлично придумал Филипп Тешнер, да хранит его святая троица! И ко времени как: Збышек ведь не сегодня-завтра уедет! Я и клятвы не нарушу, и все-таки пошлю Митте весточку… Вот нехорошо только, что это подарок отца Миколая…»

Обуреваемый подобными сомнениями, Каспер, однако, взобравшись на кресло, уже проворно вытаскивал гвозди, которыми сам же приколотил холст к стене. Потом, свернув его в трубочку и перевязав ниткой, он ловко швырнул сверток прямо в руки Филиппу Тешнеру… Да, бургомистр, как видно, человек совсем не заносчивый!

– Пускай докладывает его преосвященству, – сказал Каспер скорее самому себе, чем Вуйку, – я ничего дурного не сделал!

Пан Конопка, отвернувшись к стенке, молчал.

– Ты спишь, Вуек? – спросил Каспер тихо.

– Нет, не сплю… И вот моя пани Якубова еще толкует, что я, мол, уж очень быстр на решения… А я ведь ничего не сделаю, пока про себя дважды не прочту «Ave Maria».

– Ну, а я уже трижды успел прочитать «Ave Maria», – со смехом признался Каспер. – Это пока я вытаскивал гвозди из стены.

К радости Каспера, отец Миколай не нашел ничего предосудительного в том, что молодой друг его через браневского бургомистра отправил в Мандельштамм свой подарок.

– Весть о твоем отъезде скоро дойдет и туда… И девушка поймет, что, уезжая, ты думал о ней. Из отъезда твоего мы не делаем тайны, нужно только, чтобы, будучи здесь, ты ни с кем не общался.

И то, что Каспер так распорядился подарком учителя, отца Миколая нисколько не огорчило.

– Поэты любят, чтобы их стихи и песни ходили в народе, – успокоил он юношу. – То же можно сказать и о художниках. Им нужно, чтобы на их картины любовались люди… Множество людей! Если бы не столь разительное сходство с тобой и не то, что у святого Кристофора неподобающе хмурое выражение лица, я бы, пожалуй, освятил образ и отдал его хотя бы в часовню святого Бенедикта Поневежского, пускай бы смотрел на него народ… Я хоть и не настоящий художник, однако тоже не лишен некоторого тщеславия. И, если картина, написанная мною, напомнит девушке о ее любимом, я буду удовлетворен вдвойне.

«Матка бозка, все, наверно, понимают, что портрет я шлю не Збышку, а Митте!» – подумал Каспер краснея.

– Не могу я только взять в толк, – продолжал Коперник, – почему Филипп Тешнер так заботится о твоем благополучии. Должен сказать, что этот человек не предпринимает ничего, если он тут же не извлекает пользы для себя… Впрочем, возможно, что он прослышан о профессоре Ланге и рассчитывает через дочку подешевле заказать гороскоп отцу, – добавил каноник со своей лукавой улыбкой, которую Каспер так редко за последние дни видел на его лице. – Не красней, пожалуйста, я пошутил…

– Вы не любите Филиппа Тешнера? – глядя прямо в глаза Учителю, вдруг спросил Каспер.

– Где же вся моя наука, милый Каспер?! – с упреком сказал отец Миколай.

На вопрос юноши он так и не ответил.

– Да, хочу узнать, мой молодой друг, – как бы невзначай, заметил на прощанье Коперник: – Филипп Тешнер не расспрашивал тебя о предстоящей поездке?

– Нет, – отозвался Каспер. – Но я ведь принес присягу и все равно ничего бы ему не сказал! Да и к чему ему было бы расспрашивать – он ведь сам присутствовал при вашем разговоре с владыкой!

– О, надо быть ясновидящим или гадалкой на внутренностях петуха, чтобы понять что-нибудь из нашей беседы, – с веселой улыбкой ответил каноник. – Тешнер, как и все, знает, что тебя отправляют в Италию учиться. Вармийский владыка, повторяю, великий государственный муж. Мы уже до этого с ним и с отцом Гизе обговорили все подробности даваемого вам с паном Конопкой поручения. Когда речь заходит об интересах родины, для Лукаша Ваценрода не существует родственных привязанностей… Даже секретарю своему епископ не сообщил об истинной цели твоей поездки, а если заходит речь о политике, секретарь для него важнее, чем Филипп Тешнер!

Укладываясь в этот вечер спать, Вуек с Каспером до того были утомлены, что даже не разговаривали. А поговорить было о чем.

Завтра понедельник, тяжелый день, поэтому боцман Конопка выедет послезавтра с одним штурманом, с которым он много лет назад плавал под командой капитана Берната. Они отправятся в Геную принимать построенный там для Вармии трехмачтовый фрегат. Однако морем – путь долгий, и оба моряка отправятся по сухопутью. Закончив дела в Генуе, Вуек со шкипером и подобранной ранее командой отправит фрегат в Польшу, а сам переберется в Рим и будет там у Мадзини дожидаться Каспера. С Каспером дело обстояло много сложнее. В такое смутное время студенту проникнуть в Италию без особых писем и рекомендаций трудно: страна охвачена огнем междоусобиц и восстаний. Миланские герцоги призвали себе на помощь наемников. Испанцы и французы наводнили страну своими войсками в надежде, пользуясь распрями итальянских княжеств, урвать себе кусочек этой цветущей и несчастной страны.

Неизвестно, кто там сейчас захватил власть и кому следует писать письма. Пока представится возможность, Каспер будет путешествовать в качестве странствующего студента.

На случай, когда и студенту из-за французских, испанских и прочих шаек пробираться станет трудно, в епископской канцелярии для него заготовили сертификат, из коего явствует, что Каспер Бернат отправляется в Рим как кающийся грешник, чтобы у ног его святейшества папы испросить отпущение грехов.

Однако, когда сертификат с огромными зелеными печатями был уже готов, отец Тидеман, глянув на Каспера, с сомнением покачал головой.

– Уж очень молод наш посланец, – сказал он, – для того, чтобы совершить грехи столь тяжкие, для коих требуется отпущение самого нашего святейшего отца…

– Да, – сказал Коперник задумчиво, – он слишком молод, а ведь поручение, которое мы ему даем, требует большой осмотрительности.

– Я не знаю, какого рода дела предстоят мне, – вмешался Каспер, который до этого дня ни за что не разрешил бы себе перебивать речь старшего, – но, ваши преподобия, возможно, что именно молодость отвлечет от меня какие бы то ни было подозрения.

– Как странствующий студент он спокойно доберется до Тироля, – рассуждал далее Коперник, – и, перевалив через горы, спустится в Ломбардию. Вот там-то и понадобится Касперу сертификат: его там на каждом шагу будут останавливать военные отряды. Однако надеюсь, в пути он не станет бриться, обрастет огромной рыжей бородой и будет выглядеть много старше. А итальянцы, как и испанцы, – ревностные католики, так что путь кающемуся грешнику будет всюду открыт…