— Грузин. Ну и что из этого?

Дата, нахмурившись, положил руку на эфес кинжала.

— Грузин, и горячий. Дайте ему дорогу, — повторил русский офицер, и взгляд его остановился на дрожащей правой руке Дата. Он побледнел, не зная, что делать.

Иностранец презрительно улыбнулся и посмотрел на Дата.

— Знаю об их горячности, слыхал. Но знаю и то, какие грузины ловкие. Пусть этот верзила встанет на колени и проползет под ногой.

Он расхохотался, чуть согнул лежавшую на столе ногу и снова принялся качаться на стуле.

Полковник повернулся к Дата и, замявшись, сказал:

— Он предлагает нагнуться и пролезть под ногой... не знаю, право, — ему было неловко, и он нервничал.

Англичанину надоело ждать. Он небрежно свистнул Дата и жестом показал, что он может лезть.

Коста зажмурился и замер.

В воздухе блеснул кинжал Дата.

— Вот так мы, грузины, умеем стоять на коленях! — загремел Дата и, когда шкипер «Цхенисцкали» открыл глаза, отрубленная по колено нога английского офицера конвульсивно дергалась на полу.

...Дата почувствовал опасность только тогда, когда выскочил из павильона на улицу и вдохнул холодный морской воздух.

На бегу он оглянулся назад. В открытых дверях павильона стоял русский полковник. Оцепенев, он держал в руках револьвер. Было ясно, что офицер колеблется. «Может быть, он одобряет мой поступок, — мелькнуло у Дата, но тайный голос заботливо подсказывал ему, — беги!» Дата заскочил за столб и начал торопливо рыться в хурджине, где лежал парабеллум.

Полковник выстрелил два раза в воздух и скрылся за дверью.

Дата бросил хурджин в воду и бросился на узкую темную улицу. Кто-то кричал ему вслед: «Стой!».

По дороге бежали три гвардейца с наведенными винтовками.

— Ух, проклятый фонарь, — проговорил Дата, и раздался троекратный выстрел парабеллума.

Гвардейцы распластались на земле. Четвертую пулю Дата послал в фонарь, и на площадке стало темно.

— Дата! Дата! — послышалось из-за угла темной улицы. Букия узнал голос Коста Корта.

Дата двумя прыжками пересек площадку, подбежал к Корта.

На пристани, там, где стоял «Цхенисцкали», что-то шлепнулось в воду.

— Человек в море... — раздался крик.

Гвардейцы подскочили к берегу.

— Человек?

— Кто видел?

— Откуда упал? — запыхавшись от бега, спрашивали гвардейцы у матросов «Цхенисцкали», стоявших на палубе своего катера.

— Человек, в самом деле человек, — убежденно твердил Сесирква. — Все мы ясно видели высокого мужчину. Он бежал, пошатываясь....

— ...Стал у пристани, оглянулся и прямо в море... — добавил другой.

— Он был ранен? — спросил высокий гвардеец.

— Ну, как мы могли разобрать в такой темноте?! — отвечал Сесирква.

— Откуда прыгнул?

— Оттуда, где вы теперь стоите!

— Что же дальше? Утонул? — не отставал гвардеец.

— Саженей десять проплыл, по-моему, а дальше я его уже не видел. Может быть, и утонул.

К гвардейцам прибавилась портовая охрана. Прибежали и милиционеры. С катеров, больших судов и из лодок выходили на берег матросы.

Англичанина увезли в больницу. Никто не сомневался, что раненый преступник утонул.

— Хорошо сделал. Мучения, потом расстрел... Нет, так лучше, конечно.

— Зря погубили человека, — слышалось в толпе.

Сесирква и его товарищей без конца расспрашивали, как и в каком месте прыгнул в море незнакомец. Как был одет, какого роста, в самом деле спотыкался или шел нормально.

По показаниям матросов установили: тот, кто прыгнул в воду, был высокого роста, в черкеске. Не кто иной, как отхвативший англичанину ногу горец.

Приказали приняться за поиски утонувшего.

«Вдруг найдут наш мешок с камнями, и попадем под подозрение, — поделился Сесирква с товарищами тревогой. — Впрочем, под водой чего только не найдешь, какое нам до этого дело!»

Коста открыл калитку небольшого двора и приласкал бросившуюся ему навстречу овчарку. Собака, повизгивая от радости, скакала вокруг него, потом широкими прыжками помчалась за старым знакомым к дому.

В маленьком дворике в тени магнолии и инжирного дерева стоял домишко. Коста тихонько поднялся на балкон, пропустил вперед спутника. Скрипнули половицы.

— Кто там? — раздался за дверью женский голос.

— Это я, Еври, не зажигай света... открой дверь.

Дверь отворилась.

Коста и Дата вошли в комнату.

— Что случилось? Все ли хорошо? — спросил тот же тревожный женский голос, стукнул оконный ставень.

— Нет, не все хорошо, Еври, — Коста потянулся к кувшину на столе, налил себе воды. — Я привел своего друга. Как-нибудь припрячь его до завтрашнего вечера. Я не могу остаться, и появиться снова до завтрашнего вечера тоже не могу. Тебе расскажет обо всем мой друг Дата. Понятно?!

— Понятно, Коста, — кивнула Еври и вышла в соседнюю комнату.

Коста встал, кивнул Дата:

— Не беспокойся! Приду за тобой, когда Мария будет уже на катере.

— Надеюсь на тебя, Коста. Пригляди за Сесирква, он горяч, сам знаешь...

— Не беспокойся, — повторил Коста и позвал хозяйку: — Пойдешь на работу, Еври, дом запри на замок и, пока я не появлюсь в булочной, и не думай возвращаться домой.

— Хорошо, постелю гостю и уйду...

— А хлеб у тебя найдется? — спросил Коста.

— Конечно, найдется.

— Оставь и воду, чтоб он не умер от жажды.

Коста вышел на балкон и сбежал по лестнице во двор.

Рассветало. Коста медленными шагами шел в порт.

Народу на площади становилось все больше.

Всем было интересно увидеть человека, так необычно расставшегося с жизнью.

Лодки сновали вокруг места, куда, по показаниям, прыгнул незнакомец.

Привели и ныряльщиков.

Коста смешался с толпой.

— Кто этот бедняга?

— Кто бы ни был, только погубил себя. Кто знает, может быть, и нам не лучше придется.

— А мы-то что? С нас взятки гладки!

— Английский адмирал грозился, что, если не сдадим до вечера живого или мертвого, весь город разрушит.

— Говорят, начальство приедет из Тбилиси, — говорили в толпе.

Коста посмотрел на свой катер. Увидел среди матросов Сесирква и успокоился: «Значит, все в порядке. Бог нам в помощь».

О Дата Коста уже не беспокоился. Еври Иванидис он доверял больше, чем себе.

Красавица гречанка вот уже три года как крепко привязала к себе Коста. Пять лет тому назад она овдовела, но не пала духом, открыла булочную, стала сама торговать в ней.

Коста долго обхаживал Еври, потом, наконец, открылся в своих чувствах. До встречи с Еври Коста и не думал обзаводиться семьей: «Моя жизнь — это море, для чего мне жена, семья!». Дневал и ночевал на своем катере. Но теперь жизнь его пойдет по другому руслу. Он любит Еври.

Коста спокойно разгуливал по площади. Его спрашивали и сам он спрашивал: «Кто бы это мог быть?» Толков было множество. Одни твердили, что незнакомец был сван, спустившийся с гор, другие говорили: «Сюда заходили пастухи-мегрелы из Лака. Может, из них?» Третьи: «Видно, пришел издалека, такого в Поти никто не видел».

Коста немного успокоился: «Слава богу, кажется, обошлось. Мало ли кто в порту мог узнать его».

Одна из лодок сделала круг — леска за что-то уцепилась. Матросы с большой осторожностью тянули канат. Подняли. За леской потянулся хурджин.

Буфетчик, официант и русский офицер сразу его узнали.

— И труп ищите там же, откуда вытащили хурджин! — приказал начальник порта. На дно спустили ныряльщиков.

Наступил вечер, ловцы и ныряльщики выбились из сил, а великана в черкеске так и не нашли.

К ночи поиски прекратили.

Найденный хурджин успокоил англичан.

Наступила ночь. Наплывавшая еще с полудня черная туча прикрыла город, как бурка. Блеснула молния. Долго перекатывался гром. Упали первые редкие капли дождя, а через несколько мгновений тяжелые струи забарабанили по мостовой.

Дождь все усиливался. У шкипера готового к отплытию катера «Цхенисцкали» сердце колотилось от радости. «Ей-богу, помогает нам бог», — думал он и в который раз твердил Сесирква одно и то же: