– Молодой человек, не уходите, пожалуйста. Когда все решат, вам раздадут задания по физике.

– А мы с классным руководителем насчет физики не договаривались… Можно я тогда схожу пока в туалет?

Обратно в аудиторию я не вернулся, и не потому, что я не смог бы решить задание по физике. Я понял, что меня жестоко обманули, не сказав о том, что это физико-математическая, а не просто математическая олимпиада.

На вступительном экзамене по математике все было, как в школе: парты – задание – учитель – доска – мел – указка. Во время решения билета, в аудитории послышался странный стон. Выяснилось, что один абитуриент так хотел стать военным автомобилистом, что перенервничал и грохнулся в обморок прямо во время экзамена. Это еще раз подтверждало, что не все были такими раздолбаями, как я, но присутствовали и те, кому не было все «до лампочки». Я же, по сути, придерживался принципа «чему быть, того не миновать»: поступлю – нормально, не поступлю – пойду топтать кирзачи, а если на Флот, то прогары.

На следующий день результат – «хорошо», а это означало, что я допущен к следующему вступительному экзамену.

Вечером в расположении роты наши кураторы со старших курсов, как обычно, делились своими байками. Видимо, им была дана установка по привитию нам любви к армии. Честно сказать, у них это получалось. Как-то незаметно пришло желание вступить в ряды многочисленной и многонациональной армии России. Но чем-то меня угнетали автомобильные войска, да и Рязань в целом. С утра мне подвернулся шанс немного исправить свою начинающуюся карьеру военного автомобилиста. Я не преминул воспользоваться им и поменял все на корню.

Утром следующего дня от дневального поступила команда, чтобы все, кто не сдал первый экзамен, собрались на плацу. Как оказалось, туда приехали «покупатели». Это офицеры, откомандированные из других военных училищ, где был катастрофический недобор абитуриентов. В их задачу входило привезти хоть сколько кандидатов на поступление. Напомню, что в девяностые годы служить в армии было «западло».

Сейчас уже и не вспомню, с каких училищ были там представители, но было их человек двадцать. Ради интереса и я вышел послушать, что рассказывают отцы-командиры, а заодно и поддержать ребят, с которыми уже успел сдружиться.

– Наше училище находится в центре Санкт-Петербурга на Петроградской стороне в нескольких сотнях метров от Петропавловской крепости. Неподалеку на вечной швартовке стоит легендарный крейсер Аврора… Эрмитаж…

Невский проспект… Русский музей…

Я навострил уши. Для меня Питер был не просто Северной столицей, но, в первую очередь, – колыбелью русского рока (коим я «заболел» несколько лет назад), туда было огромное желание попасть каким угодно образом. Профессия военного как-то незаметно отошла на задний план при этих словах офицера. Я даже не услышал, что это за военный вуз и каких специалистов он готовит.

В голове волнами потекли мысли: «Рок-клуб» на Рубинштейна, цоевская «Камчатка» на Блохина, «Полигон» на Лиговке, кафе «Сайгон» на Невском. Я знал все эти злачные места из каких-то журналов, газет, книг, которые совсем недавно начали появляться. В конце концов, из песен любимых исполнителей. И все это могло совсем скоро оказаться рядом со мной. Осталось лишь поймать удачу за хвост, которая в лице подполковника, находилась на плацу училища.

– А я вот сдал вступительный экзамен на «четверку», но имеется большое желание поступить в ваше училище.

Напомню, что собирали на плацу, тех, кто сдал экзамен на «два». Военный мне ответил примерно, как в легендарном фильме Ивана Охлобыстина «ДМБ»:

– Нет препятствий патриотам! Я сейчас схожу в приемную комиссию, заберу твое личное дело, куплю билеты на вечерний поезд «Москва – Санкт-Петербург». Можешь собирать пожитки и дуть на электричку до столицы.

Действительно, вечером на Ленинградском вокзале вдали от посторонних глаз стояла группа подростков, желающих поступить в Санкт-Петербургское высшее зенитное ракетное командное ордена Красной Звезды училище. Я все-таки узнал, куда я ехал поступать.

Кстати, запомнилась фраза, которую кинул напоследок курировавший нас курсант, когда я сказал ему, что еду в Питер:

– Что ни делается – все к лучшему!

Немногословно, но эта фраза, пожалуй, стала девизом всей моей жизни.

А тем временем, когда мы подъезжали к городу-герою Ленинграду (тогда уже Санкт-Петербургу), на территорию училища в Рязани в гости к абитуриенту Вольченко пришли дядя и папа.

– А он уехал в Питер. В зенитно-ракетное училище.

Дяде было пофиг, типа «баба с возу…», а отец был в гневе:

– Увижу – голову свинчу…

Колеса заскрипели о рельсы, выплюнув сноп искр на промасленную землю – утренний поезд из первопрестольной прибыл на вокзал Северной столицы. Продравшие мутные очи бывшие автомобилисты и будущие ракетчики с большого бодуна выходили из плацкарта.

Питер – есть Питер. Погода была обычная – морось и туман, так и подбивала вмазать помаленьку. Я и вмазал, что осталось в котомке. Мои порывы за следующей порцией алкоголя были жестоко и неблагодарно пресечены товарищем, который был назначен старшим среди нас:

– Ну, бля, уже хватит!

Не помню, доучился ли в училище этот «член общества борьбы за трезвость», не важно это уже, хотя в то тяжелое утро все мысли с проклятиями были обращены в его адрес. Шибко правильный он был.

Прибыли, как «покупатель» нам и обещал, в центр города – на станцию метро «Горьковская». Тогда она еще была не похожа на коровье вымя внутри и НЛО снаружи. Кстати, это мой однокурсник Андрюха «Никита» Никитин в нулевых годах (когда уволился из армии на гражданку) приложил свою мускулистую руку при изготовлении элементов декора обновленной станции. А в те годы это был крепкий монолит сталинской эпохи.

Как я уже сказал, что хоть на дворе и стоял месяц июль, погода была чисто питерская. А может это показалось изза возлияний, которые происходили у нас в дороге. А дорога другой и не могла быть. Ведь мы, семнадцатилетние подростки, только оторвавшиеся от родительской сиськи, почувствовали вкус свободы, когда были предоставлены сами себе. А всё потому, что офицер, который обязан был нас сопровождать к училищу, где-то потерялся на просторах столицы нашей Родины, возложив свои обязанности на старшего из нас.

«Горьковская» девяностых, как и любая другая станция Петербургского метрополитена, поразила обилием ларьков со всевозможной снедью и алкоголем близ нее. Моя душа очень желала еще поправить пошатнувшееся здоровье, поэтому я все же ухитрился незаметно приобрести в ближайшей палатке бутылку водки. Почему-то на всю жизнь врезалось в память ее название – «Менделеев».

Наш старший, увидев, что я купил алкоголь, культурно попросил его отдать (видимо, боясь получить по лицу), мотивируя это тем, что негоже приходить в первый день в училище подшофе. Он пообещал мне ее вернуть, когда мы обустроимся на новом месте. Естественно, это не произошло.

Позже он уверял, что подарил ее старшине, чтобы решить какие-то бытовые вопросы. Но мне кажется, что он ее выпил под одеялом. Так Дмитрий Иванович со своей периодической системой, из элементов которой можно было сложить нехитрую формулу С2Н5ОН, безвозвратно испарился, не приведя нас в тонус.

Училище оказалось всего в паре сотни метров от метро. На КПП стоял дежурным строгий старшекурсник:

– А че вы сюда приехали? Все абитуриенты у нас живут в учебном центре под Красным Селом.

А ведь «покупатель» ничего не сказал нам про это. Несолоно хлебавши и до сих пор не познакомившись с Менделеевым, мы выдвинулись назад к метро, чтобы доехать до Балтийского вокзала, а там на электричке до станции «Можайская». В пути нам предстояло провести минут сорок, я это время даром не терял и всю дорогу нашему старшему предлагал «бахнуть». Но он был неподкупен.

С горем пополам добрались до станции назначения. На перроне в воздух нам никто чепчики не бросал. И в целом людей здесь не было, окромя каких-то бабушек с корзинками да сумками-тележками. Для меня до сих пор остается неразгаданной шарадой: куда эти старушки со своими котомками на колесах каждое утро едут в вагонах электричек и метрополитена, толкая рабочий люд.