Да, осмелела. Снесло ограничители. Почувствовала, что он держится за меня. Я стала по годам вспоминать свою девятнадцатилетнюю жизнь, чтобы найти ответ быстрее, чем он выставит условия. У меня была одна тайна, которой я не предавала большого значения, но мама иногда мне о ней напоминала. Напоминала, но также, как и я, не знала, что с ней делать, кроме как никому об этом не говорить, даже брату. Видимо, отец не успел ей всё раскрыть или не хотел. Это фотография бабушки Глафиры. На ней она молодая стояла рядом с великаном, человеком в два раза выше, чем она, даже больше, чем в два, в два с половиной. Этот великан был её отцом.
Огромный человек, но одет по тогдашней моде, в костюме с галстуком бабочкой. Кто им шил тогда одежду, интересно, в то время? Он же не мог быть таким большим только одним на всю страну. И в каком огромном доме он жил? Папа сказал, что он очень мало знает про него. Где-то лет в пятьдесят он ушёл на Север в монастырь. Был архитектором в Москве. Считал в уме огромные числа и всё помнил. Звали его Феоктист. Я ещё маму часто спрашивала, а как же он женился на нормальной женщине? Ну, чисто физически? Как это можно себе представить, и что оба получали от такого секса? Допустим, она забеременела каким-то образом, а ребёнок-то в животе от великана мог её убить! Мама ничего конкретного сказать не могла, конечно. Пошутила только, если бы знала про Феоктиста, не стала бы от папы рожать от страха. Хотя, как-то добавила, что в древности боги брали в жёны земных женщин, намного меньше их по размеру. И на многих допотопных старинных фресках изображены люди трёх размеров. Это она от папы знала, как пить дать.
— Всё дело в твоей генетике, — сказал Ярослав.
У меня опять началась паника, или испуг, или возмущение. Я уже не знаю, что он увидел в моих глазах, но просто замер. Сказал и замолчал, выжидая, что случится. Если бы я сама знала, что случится и чего от меня ждать.
— Говори, Ярослав! Вы взяли мой генетический материал?
— Да, — он был послушный, как верный пёс. Я его таким никогда раньше не видела. Он пасовал передо мной. Куда только делись все его важные закидоны и повелительный тон? Вот она власть, да, дурманит.
— Это же незаконно!
— О каком законе ты говоришь? Ты хотела правду, кажется?
— И что в моём коде? Или в ДНК? Ты можешь мне ответить?
— Есть вероятность, что ты можешь родить сверхчеловека. Человека с другими характеристиками и с другими когнитивными способностями. Не проси от меня научного объяснения, я, к сожалению, не генетик и не биолог, да и ты тоже. Я хотел уберечь тебя от такой жизни, от человека-эксперимента. Бэлла не знает, что я в курсе её планов по отношению к тебе, она думает, что мы просто влюблены в друг друга, и это ей мешает. Она думает, что я выкрал тебя с ужина, чтобы ты работала у меня в ресторане.
Сказать по правде, такой разворот событий был, конечно, неожиданным, но в моей голове часто появлялись мысли, что у меня есть какая-то наследственность, которая может проявиться тогда, кога её никто не ждал. Мне надо было поднажать и пойти учиться на биофак, разобраться самой в том, какая у меня ДНК, как её читать, и какая опасность может мне грозить с потомством, если это вообще опасность. Время от времени я читала в интернете новости про генную инженерию, но без должного образования, различить, где журналистский бред и отсебятина, а где настоящие научные данные, мне было ещё трудно.
Неожиданно я натолкнулась на волновую генетику учёного Петра Петровича Гаряева, а там совсем по-другому воспринималась ДНК и геном. Там работал принцип нематериальный, а информационный, и говорилось, что план построения организма записан на волновом языке. Но я мало, что поняла, только намётки какие-то, что многое можно поменять волновым воздействием, звуком. Меня это сразу затянуло и потрясло, как будто он знал, что говорил, то есть я тоже это знала. Спросить было не у кого, и я оставила все свои домыслы до лучших времён. А тут такое.
— А какие гарантии, что у меня будет постчеловек? — ужас какой-то и фантастический вымысел. Разве можно это просчитать?
— Насколько я знаю, у тебя был предок по отцу, монах-великан. Ты знаешь про это?
— Да, — еле выговорила я в полном изумлении, — а как вы меня-то нашли?
— Этим не я занимался. Есть такая контора, которая работает с генетическим материалом населения, его останки стояли на особом положении с пятидесятых годов прошлого века.
— Только из-за его роста? Рост же не показатель когнитивных способностей, там часто просто расстройство гипофиза, — блеснула я познаниям сама не знаю чего, то есть того, что читала в интернете и смотрела про великанов. Они и правда в большинстве были больными, особенно с проблемами ног, с трудом передвигающимися и рано умирали, в основном, в сорок лет.
— Нет, у него была другая история, в том-то всё и дело. Он был невероятно умён и совершенно здоров, а также предсказывал будущее, но об этом мало, кто знал. К нему приезжали многие сильные мира сего.
— А ты знаешь, в каком монастыре он жил? Я бы съездила туда, — я сразу подумала о маме, ей бы тоже было интересно. Если бы папа был жив, я бы всё ему рассказала про Ярослава и про то, что произошло. Он бы мне точно помог и подружился бы с Яриком. Заставил бы его меня уважать, как он уважал маму. А не эти полутайны и «сиди и жди у моря погоды, я приеду позже».
— Где-то недалеко от Кольского полуострова, но я туда уже ездил, монахи ничего не говорят и делают вид, что я ошибся, типа, впервые слышат о монахе-великане. Показывали мне свои малюсенькие кельи. С ними не договоришься.
— А почему я? Для меня это очень важный вопрос.
— О тебе было известно, как только ты родилась и твой генетический материал попал прямиком из роддома куда следует. Но ждали, пока ты вырастешь, с детьми всё неопределённо и сложно. У детей другая физиология в принципе. Ты же знаешь, что детские врачи — это отдельная медицина.
— А, ждали вырасту я до трёх метров или нет, понятно. Не выросла, какая досада! Я, что, рожу обязательно великана? — я прям испугалась, что сказала.
— Это вряд ли, ты должна родить гения, Вероничка, — он как-то многозначитеьно улыбнулся.
— Ну, когда это ещё будет, я не собираюсь замуж, мне учиться надо.
Этого ещё не хватало на мою голову.
— Конечно. Ты где учишься-то?
— На заочке. Гостиничное дело. Но это так, не мечта. Я бы на биофак пошла в МГУ, надо бы только подготовиться как следует. Я учебники уже купила и лекции скачала. Трудновато, если честно. Ксения сказала, что ты философ.
— Да, а ещё что она наговорила? Представить сложно. Но это всё Бэлла замутила, Ксению нельзя во многом обвинять.
— Ярослав, скажи, наконец, что за конфликт у тебя с Бэллой? Что вы делите? Почему вы такие непримиримые? — я решила воспользоваться моментом.
— Ты ураган какой-то, Вероничка! Я открываюсь тебе так, как никому ещё не открывался. Подумать только! Такая маленькая девочка, такое юное создание. Такие синие глазки, — он опять вздохнул и улыбнулся, — Бэлла моя мать, только и всего. Мы примиримые, просто она беспардонно лезет в мои дела, хотя я ей уже много раз доказывал, что могу жить абсолютно самостоятельно. Отца у меня нет, во всяком случае, я про него ничего не знаю. Был, конечно, но, по её словам, погиб в Афгане. Они были не расписаны, и в свидетельстве о рождении записан мой дед. Этого никто не знает, видишь, как я с тобой откровенен.
— Правда? Бэлла твоя мама? Уф! — я так обрадовалась, — значит, мне не надо её бояться?
— Конечно, нет, я же с тобой.
И тут на меня нашёл приступ нежности. Может быть, ещё и потому, что у него тоже умер отец. Я протянула ему руку, и он притянул меня к себе. Все обиды и недосказанности куда-то испарились. Чувство близости и радости опять начали возвращаться. Мы сдирали наперегонки с себя одежду и даже не смогли добраться до нашей любимой кровати в соседней комнате.
У меня как будто гора с плеч свалилась, потому что я поняла, что он по серьёзному меня не обманывал. Мне стало так хорошо и свободно, что я начинала просто растворяться в нём, уносясь в то самое долгожданное облако наслаждения и даже чего-то больше.
