— «Олл райт, ядрена корень!»

Барона беспокоило одно маленькое обстоятельство, которое, однако, лишало его сна и аппетита: дошли слухи, будто английский кабинет не очень-то верит в успех Врангеля, считает все его затеи обреченными на провал, и, неизвестно, насколько все соответствует действительности, будто бы намечается сдвиг английской политики в сторону соглашения с Советской Россией. Все это настораживало, создавало атмосферу неуверенности. О, коварный Альбион!..

Когда барон обратился с прямым вопросом к Уинклеру, тот пожал плечами:

— Ничего не могу сказать определенного. Несомненно одно: силы Польши исчерпаны, она сама жаждет мира, относится к вам с подозрением, так как вовсе не желает возвращаться под эгиду нового русского царя. Ваши частные успехи не могут повлиять на создавшуюся ситуацию в целом. Логика истории. Кстати, наше правительство уведомило меня сообщить вам, что оно отзывает нашу военную миссию из вашей армии. Гуд бай!

Несколько минут барон стоял в оцепенении. Потом, придя в себя, сказал резко и зло:

— Ну и катитесь к чертовой матери! А танки я назад не отдам… Не отдам!

…Когда Фрунзе несколько дней спустя после приезда на Южный фронт сообщил в Москву о том, что угрозу Донбассу можно считать ликвидированной, в столице этому не сразу поверили. Каким бы ни был талантливым полководцем Фрунзе, он все же не чудотворец: пришел — увидел — победил! Ведь всем казалось, что Врангель рвется в Донбасс с далеко идущими целями: оставить республику на зиму глядя без угля; он, конечно же, зная, что разутая, раздетая, потрепанная в боях Тринадцатая армия не в силах противостоять его «бронированной» кавалерии, постарается бросить в наступление отборные части.

Но Фрунзе обладал способностью гениально схватывать обстановку. Врангель был для него врагом коварным, хитрым, а следовательно, — не прямолинейным. На войне не всегда нужно верить очевидным вещам. Если Врангель демонстративно рвется в Донбасс и Таганрог, трубит о своих намерениях на весь мир, то следует крепко призадуматься.

Михаил Васильевич почти знал, что замышляет барон. Однако догадки остаются догадками. В самом ли деле намечается грандиозная провокация? Это можно проверить только с помощью разведки.

Вскоре разведка установила странный, на первый взгляд, факт: те самые английские танки, которыми Врангель старался запугать красноармейцев, шли не в направлении на Донбасс, а совсем в противоположную сторону: к каховскому плацдарму.

Фрунзе вызвал к себе на квартиру начальника 9-й дивизии Николая Куйбышева. Дивизия составляла фронтовой резерв.

Когда Михаил Васильевич увидел Николая Куйбышева, то ему показалось, будто в комнату вошел Валериан Куйбышев. Братья были очень похожи. Но вот Николай снял фуражку — и иллюзия исчезла: у Николая была выбритая до блеска шишковатая голова. Начдив был несколько смущен: жена командующего Софья Алексеевна как-то по-свойски стащила с него мокрую шинель и усадила за стол. В качке попискивал ребенок. Ярко светилась «молния», подвешенная к потолку. На белой стене красным огнем горел коврик. Домашний уют, непринужденность хозяев… Стали собираться гости. Пришел адъютант Сиротинский с женой, старый сослуживец Михаила Васильевича Аркадий Осинкин, тоже с женой. Появился чай. Зеленый, ташкентский. Хозяйка угощала курагой, кишмишем, земляными орехами. После плова сам собой завязался общий разговор.

Николаю Куйбышеву Михаил Васильевич сказал:

— Вам письмо и посылка от брата.

Потом стал рассказывать о туркестанских делах Валериана Владимировича.

— Хочу перетащить его сюда. Специально послал телеграмму Владимиру Ильичу: прошу, чтобы перевели на наш фронт. Кстати, Валериан Владимирович поручил мне опекать вас.

Николай Куйбышев совсем смешался. Он был боевым командиром, три года отвоевал в империалистическую, дослужился до капитана, трижды ранен, давно вышел из-под чьей бы то ни было опеки, награжден орденом Красного Знамени, именными золотыми часами, а тут старший брат вроде бы хлопочет за своего. Нескладно получается…

Фрунзе рассмеялся.

— Да, да, так и сказал на прощанье: прошу опекать Николая. Он-де парень скромный, о себе заявить постесняется, да и не любит быть на виду. Помогите, говорит, ему проявить себя в полную меру на большом деле. Нас, мол, шестеро детей было в дворянской семье армейского офицера Владимира Яковлевича Куйбышева, и все шестеро в большевики ушли. Вот и должны мы свою честь поддерживать друг перед другом.

— Мне ничего не нужно! — решительно заявил Николай, побагровев до кончиков ушей. — С чего он только взял?..

— Вам-то не нужно, а мне нужно.

И, переходя на деловой тон, сказал:

— Как вы думаете, почему Врангель рвется в Донбасс?

— Известное дело.

— А вы уверены, что он рвется именно в Донбасс?

— Разумеется.

— А я не уверен. Даже больше того: в Донбасс Врангель не так уж и рвется. Я думаю: достаточно одной дивизии, чтобы приостановить наступление врангелевцев на Донбасс. В Донбасс не пропустите белых вы с вашей Девятой. Нужно лечь костьми… Я приказываю вам это! Знаю: Девятой всегда приходится принимать первый удар на себя: так было под Курском, так было, когда дрались за Донбасс. Слышал, как брали Анапу, Новороссийск, как бились с полковником Назаровым под Константиновкой и с генералом Улагаем на Кубани. Придется и теперь…

Начдив Девятой сосредоточил свою дивизию в районе Волноваха. Именно здесь противник поднял невообразимую возню, стремясь создать видимость подготовки широкого наступления. И все-таки восточная группировка Врангеля была сильна. Когда Фрунзе говорил, что напор в этом месте может сдержать одна дивизия, то лишь подбадривал Куйбышева. Но командующий, в самом деле, ничего не мог снять с других участков фронта. Он с нетерпением ждал подхода Первой Конной, а ее продвижение с польского фронта почему-то задерживалось. Конной предстояло строевым порядком покрыть многие сотни километров. Михаил Васильевич слал телеграммы Ленину, просил всеми мерами ускорить подход конницы Буденного:

Девятая дивизия Куйбышева составляла ядро группы, которой предстояло не пустить Врангеля в Донбасс. Ядром дивизии был 77-й полк, самый крепкий, самый стойкий. Сперва бой завязался где-то в стороне, в местечке Конские Раздоры. Потом белые всей мощью Донского корпуса навалились на 9-ю дивизию. Девятая устояла. Ее 77-й полк почти полностью был уничтожен. И все-таки белые просчитались. Николай Куйбышев неожиданно для них перешел в контрнаступление. Врангелевцы очутились в цепком кольце. Не помогли им ни бронеавтомобили, ни аэропланы. Избиение длилось два дня, в конце концов белым удалось прорваться и уйти на мелитопольские позиции.

Это была крупная и решительная победа: отстояли Донбасс, враг понес серьезные потери. Девятой стрелковой было передано Красное знамя ВЦИК. Николай Куйбышев второй раз за этот год удостоился высшей награды — ордена Красного Знамени.

С щемящим чувством тревоги ждал Фрунзе вылазки Врангеля на Правобережную Украину. Владимиру Ильичу сообщал:

На левом берегу Днепра существовал пятачок, занятый красными: каховский плацдарм. Обороняли его четыре дивизии. Каховский плацдарм имел свою историю. Образовался он совсем недавно, в августе, после того как Уборевич приказал командующему правобережной группой Роберту Эйдеману форсировать Днепр. Под жесточайшим огнем противника Эйдеман занял плацдарм. Это был, несомненно, очень мужественный человек, а такие люди всегда интересовали Фрунзе.

— Куда девался Эйдеман? — спросил он Уборевича.