— Я ношу под сердцем твоего ребенка.

Впервые за много дней яростный и сильный снежный вихрь, из-за которого совершенного ничего не было видно, немного затих. И Анифа наконец-то смогла встать в полный рост и, надежно ухватившись за перила, посмотреть на далекий берег — темную линию хвойных деревьев, густо припорошенную снегом, но все равно резко констрастирующуюся с серой водой и такого же цвета неба.

Крупные снежинки, похожие на изысканные узоры на украшениях, падали на густой мех тяжелой шубы и шаль, в которую Анифа закуталась. Такого снега в степях не бывало, и даже когда девушка дышала на них, пытаясь растопить, таяли хлопья медленно и с неохотой.

Да, здесь было очень холодно и колючий воздух нещадно щипал ее щеки, лоб и губы. Но за время, проведенное на длинной и быстроходной ладье, девушка привыкла к этому непривычному и безжалостному холоду, а неожиданное умиротворение и внутреннее спокойствие давно вытеснили страх перед новыми землями и неизвестным будущим.

Тихонько рассмеявшись непонятно чему, Анифа повернула голову в сторону носовой части корабля — высокому и изогнутому гребню, на конце которого была вырезана округлая голова какого-то страшного чудовища. Именно там, широко расставив для надежности ноги, стоял ее мужчина, который в объемных меховых одеждах и тяжелой накидке казался еще больше и крупнее, чем обычно. Он выглядел горой — неприступной и несокрушимой, а его длинные волосы, сильно отросшие за несколько последних лет, белоснежным пламенем трепетали на ветру и будто бы поджигали длинный мех на откинутом назад воротнике.

При взгляде на Рикса сердце некогда рабыни привычно сжалось — от нежности, от какой-то непонятной тоски и невероятно сильной любви к человеку, подле которого она не только почувствовала себя женщиной — по-настоящему любимой и желанной, — но и женой и матерью. И хотя никакого свадебного обряда для них не проводили, наличие сына — самого прекрасного на свете сына, который унаследовал внешность и здоровье своего отца — давали, как Анифа считала, полное право считать себя его супругой.

Сейчас Рикс оказался в своей стихии, в родной стороне — и молодая женщина была безумно за него рада. Он выглядел правильно и органично на борту этого корабля — пока не капитан, а простой пассажир, — в окружении водной и снежной стихий, подставив лицо белым хлопьям и ветру.

А еще он уже погружал в этот мир и их сына. Он держал Рана на сгибе своего локтя, хотя разглядеть ребенка из-за толстого кокона одежд, в которые ей приходилось его обряжать из-за холода, было невозможно, но Анифа с легкостью могла представить круглое, пока еще загорелое личико и сверкающие ледяной синевой глаза, с восторгом и бесстрашием глядящие вперед. Наверняка, безрассудно наплевав на холодный ветер, он пытливо расспрашивает своего отца о чем-то, а Рикс с необычайной терпеливостью отвечает на каждый выпад, на каждый вопрос этого маленького и любопытного малыша, не по годам бойкого и развитого.

Страдая на ладье от безделья, Анифа иногда задумывалась и вспоминала все события, которые привели ее сейчас на это судно. Картинки с необыкновенной яркостью вставали перед ее глазами и иногда вызывали тягучую и царапающую боль. Но тогда девушке стоило поглядеть на Рикса или Рана, а еще погладить по своему пока что плоскому животу, в котором, тем не менее, уже зародилась новая жизнь, и счастье не только окутывало ее спасательным оплотом, но и вытесняла все неприятные ощущения.

Но ведь и отмахнуться от своего прошлого нельзя — ведь именно оно привело ее в сегодняшний день.

Она вспоминала самую большую трагедию своей жизни — спаленную и разграбленную деревню, убийство отца и братьев.

Вспоминала годы рабства и лишенной каких-либо прав жизни в стане Горха.

Вспоминала уроки танцев матери и мудрые наставления двух старух, которые в итоге очень пригодились, когда она серьезно занялась врачеванием в Дариорше.

Очень ярко перед ней вставала фигура Повелителя объединенных племен — высокая и мощная. Его глаза до сих смотрели на нее через время и расстояние пытливо и проницательно, то вспыхивая похотью, то каким-то детским восторгом и восхищением. А иногда Анифе казалось, что она видит в них обиду и тоску, но…

Он ведь все-таки отпустил ее!

Вспоминала маленькая танцовщица и то, с каким трудом ей дались роды. Ран рос необыкновенно большим и тяжелым малышом и даже родился раньше срока — до того, как его отец вернулся из похода. У нее открылось сильное кровотечение и, как потом оказалось, почти весь стан тогда стоял на ушах, беспокоясь и волнуясь о ней. А ведь обычно рожающая женщина никогда не бывала центром какого-то особого внимания! Удивительно и то, что тогда ей очень помогла Лиша — это вечно ревнующая и злящаяся на нее девушка. Оказывается она, частенько находясь подле Анифы, всегда внимательно следила за тем, как та готовит лекарства и лечит, и именно эти знания помогли ей как следует позаботиться о роженице. За что Анифа ей оказалась очень обязана.

И, конечно же, она никогда не забудет, как появившийся в Дариорше Рикс впервые взял на руки своего сына — своего первенца. С какой гордостью и плохо скрываемой нежностью держал он его и демонстрировал своим воинам и побратиму!

И, наверное, именно в тот момент нити, связывающие ее и Шах-Рана, были наконец окончательно разорваны. После того странного разговора между побратимами Анифа действительно еще долго чувствовала неудобство и темное смятение, хотя, по сути, ничего обычного не произошло. Но день, когда Рикс прилюдно признал своего сына — с невероятным жаром и пылом, — навсегда останется в ее памяти, как самый светлый и счастливый. Ведь потом, не стесняясь ни окружающих его мужчин, ни собственной порывистости, северянин с жадностью обнял ее и жарко поцеловал. Привычно назвал своим Огоньком, а еще страстно прошептал:

— Любимая! Единственная! Пламя моего сердца! Дыхание моей жизни!

А потом были долгие дни и ночи, наполненные невероятной нежностью и любовью, заботы и трепетных ласк. И все это дарил ей мужчина, который всегда был больше зверем, чем человеком — диким и яростным, необузданным и сумасшедшим.

Боги… Ее сердце до сих сладко трепещет, когда она вспоминает о его необычайной страсти…

Но когда Рикс решил назвать сына в честь побратима, она удивилась. Она думала, что тот выберет какое-нибудь родовое имя из своего языка, зато вождь принял это как должное и только улыбнулся понимающе. А Анифа и не подумала предлагать свой собственный вариант.

А еще Шах-Ран оказался прав — в какой-то момент Рикс все-таки задумался о возвращении на родину. Иногда на его лице стало появляться очень странное и задумчивое выражение, а, баюкая в своих необъятных руках сына, он тихонько говорил с ним на своем родном языке и даже что-то пытался напевать. Картинка, конечно, оказалась очень умиляющей, но Анифа всерьез обеспокоилась и в итоге разговорила северянина.

После были продолжительные и не всегда спокойные беседы с вождем… и с другими воинами… И спустя четыре года после рождения Рана они отправились в путешествие в компании двух кочевников, которые приняли решение последовать за командиром своего отряда. Шах-Ран оказался не против. А супругам на прощание сделал дорогой подарок.

Словно почувствовав горячий взгляд молодой женщины, устремленный в его спину, Рикс неторопливо и мягко повернулся. После продолжительного перерыва он, тем не менее, довольно быстро привык к особой качке ладьи на воде и больше всего переживал, что у Анифы проявится так называемая морская болезнь.

Но его Огонек оказалась на удивление стойкой. Несмотря на то, что после родов она немного располнела, она по-прежнему была миниатюрной и казалась хрупкой, как фарфоровая статуэтка, но без каких-либо проблем перенесла и продолжительную езду верхом, и первый переход по излучине, что привела их в основное русло полноводной и бурной реки.

И спустя столько месяцев, на пронизывающем ветру и холоде, она держалась крепко и спокойно, хотя по своей природе, Рикс это знал точно, была страшной мерзлячкой. Поэтому и куталась во все возможные одежды и меха и была похожа на смешного и неуклюжего колобка.