Что же все-таки толкнуло северянина сделать шаг в сторону топчана? А следом и другой, третий? Вытянувшись возле постели, он запоздало подумал о гневе Шах-Рана, который мог в любой момент обругать его и прогнать. А то и наказать ведь…

И вот он заметил его. Сверкнул глазами. Но ничего не сказал. Лишь внезапно толкнулся вверх бедрами, и от неожиданности Анифа вскрикнула, распахнув глаза. Она заметила близость Рикса и вздрогнула. Выпрямилась, зачем-то прикрылась руками и низко опустила голову, скрывая лицо за распущенными волосами. Ее лицо, красное от возбуждения, покраснело еще больше, только на этот раз от стыда. И это отозвалось в Риксе теплой волной, будто порывистый ветер поднял вверх горячий степной песок, к которому много лет назад северянин привыкал с большим трудом. Но если обжигающий ветер неприятный, то вид краснеющей Анифы возбуждал и заставлял обмякший член снова налиться кровью, а яйца сжаться от напряжения.

Неожиданно Шах-Ран обхватил девушку за талию и резко поднял вверх, покидая ее тело. Наклонил ее, прижал к своей груди и положил ладони на ягодицы, разводя половинки в стороны и снова демонстрируя не только влажное лоно, но и припухшие мышцы вокруг заднего прохода.

Все верно. Шахран же трахал ее в зад. И Анифа кончила от этого, как настоящая шлюха.

Зачем вождь показывает ему это? Зачем дразнит? Чтобы позлить? Или показать, чего он, Рикс, лишен?

— Хочешь ее? — вдруг спросил вождь, — Девка не смогла успокоить твой стояк? Неужели ты так пьян, что готов позариться на чужое?

— Будь ты проклят, — зло прорычал Рикс, тем не менее протягивая руки и кладя их на мгновенно вздрогнувшую женскую спинку. Ощущение нежнейший шелковистой кожи под пальцами пронзилило северянина молнией, и он сильнее подался вперед.

— Ну и хрен с тобой, — прошипел Шах-Ран, — Давай. Вперед. Только аккуратней с моим цветочком. Она хрупкая. Смотри, не сломай.

— Нет, господин… — тихонько прошептала Анифа, вскидываясь, — Пожалуйста, я… не смогу…

— Ну-ну, девочка. Расслабься. Не плачь, — успокаивающе проговорил Рикс, оглаживая ее лопатки и позвоночник.

— Прогнись сильнее, — приказал Шахран, — Оттопырь задницу. И брат прав — просто расслабься. Ты без проблем примешь нас обоих. И ты сможешь почувствовать нечто большее, чем обычное удовольствие.

— Нет-нет, — обреченно замотала головой Анифа, пытаясь выскользнуть меж двух мужчин. Но их руки удерживали ее без каких-либо усилий, — Не надо, прошу!

Но северянин уже прижал конец своего члена к сжавшейся дырочке. Алкогольное опьянение, вроде как отпустившее его, усилилось от восхитительного торжествующего чувства и именно оно заставило сердце стучать как сумасшедшее, а дыхание — задержаться.

Девушка продолжила упрямо сопротивляться — она жалобно просила пожалеть ее и даже тихонько заплакала. И словно не понимала, что своим ерзанием и движениями только больше распаляла обоих мужчин.

Поэтому одним точным ударом вождь вошел в нее, выбив очередной жалобный и одновременно порочный стон. А следом и Рикс вогнал в растянутый анус свои пальцы, но лишь для того, чтобы следом протиснуться и членом. Толчок — и он почти полностью внутри. Анифа опять всхлипнула, но тут же обмякла, смиряясь.

Северянин в исступлении задвигался — сразу быстро и глубоко, толкаясь о бедра и каждым толчком вызывая у Анифы испуганные и болезненные всхлипы.

Из-за двух членов, двигающихся в ней одновременно, было тесно и туго. И очень-очень больно. Казалось, все ее внутренние органы оказались сдавлены с двух сторон, но хуже всего было ощущение невозможности вырваться из захвата мужчин. Из-за сильного трения и глубоких толчков девушку будто разрывало изнутри, и она болезненно вздрагивала и содрогалась всем телом. И вот-вот могла лишиться сознания от интенсивности и мощи невероятно сильных ощущений.

И вот ужас — ее порочное тело, которое Шах-Ран так долго приучал к себе, обучал и заставлял привыкнуть к себе, снова недвусмысленно отозвалось на боль и поступательные фрикции. Анифа даже зажмурилась и потрясенно замотала головой.

— Тебе нравится! — торжествующе прорычал вождь, невероятно крепко сжимая своими ладонями ее бедра, — Нравится, черт тебя дери! Да!

Ответом на это восклицание послужил сладкий и томный стон девушки, в котором совсем не звучала боли. И этот звук отозвался в ушах обоих мужчин, заставив начать двигаться еще сильнее. Еще быстрее.

Внутренние мышцы рабыни стали непроизвольно сжиматься — это были уже хорошо знакомые вождю конвульсии удовольствия и наслаждения, которые потрясли и Анифу, и бравших ее воинов. И звуки страсти разнеслись по шатру, ошеломляя и оглушая. И возбуждая всех троих до невероятного уровня.

И это до невозможности острое возбуждение сделало свое дело — Шах-Ран кончил первым. С громким рыком и проклятиями. Воспользовавшись этим, Рикс дернул девушку на себя — обхватил ее руками, как немного раньше побратим, и стал остервенело мять груди и ощупывать живот. А еще гладить лобок, то и дело задевая набухший клитор. Прижавшись лицом к тонкой линии шеи, Рикс вдохнул сладкий и тонкий, смешанный с мускусным запахом пота аромат девушки и почти заскулил от удовольствия — врываясь раз за разом в податливое тело, он с восторгом ощущал в полной мере сокращающиеся мышцы и спазмы, от которых Анифу потряхивало и буквально выворачивало от раздирающих ее внутренности ощущений.

Но слаще, конечно, были ее стоны — они ласкали слух, звучали песней в ушах и очаровывали своей мелодичностью и неожиданной искренностью.

Да, вождь оказался прав. Несмотря на свое сопротивление, несмотря на страхи и стыд, в какой-то момент она определенно стала получала удовольствие от ощущения двух челенов внутри себя. Это маленькая и хрупкая девочка, танцующая и занимающаяся любовью с одинаковым пылом и страстью, не только выдержала двойной напор, но и эгоистично приняла ласку и наслаждение, снова достигая вершин экстаза. И сводя тем самым воинов, совершенно не привыкших оказывать внимание к своим любовницам, с ума.

Лиша с трудом сдерживала ярость и негодование. Но слезы помимо воли всё текли по ее щекам, выбешивая ее еще больше.

Она не хотела смотреть на постель. Но, снова страшно обиженная приказом вождя, оскорбленная грубостью ее побратима, она не могла не глядеть на мужчин перед собой, которые самым невообразимым и диким образом делили между собой одну женщину. И сейчас коченица ненавидела эту женщину всеми фибрами души — больше и сильнее, чем когда-либо.

Разумеется, не признавать ее экзотической и утонченной красоты, чуждой ее родным местам, Лиша больше не могла. И потому она злилась еще больше. За дни совместного путешествия она даже стала понимать причины болезненной привязанности воинов к рабыне. Ее танцы, как бы Лише не хотелось этого не замечать, были невероятно красивы и чувственны и при этом лишены яркого эротизма и порочности. А хрупкость и нежность ее маленького тела, невинные глаза и личико вполне закономерно вызывали желание оберегать их обладательницу. Или же сломать.

Не зря Шах-Ран называл свою рабыню “цветочком”. Анифа действительно была похожа на нежное и экзотическое растение, которое требовало к себе пристального внимания и ухода. Думать об этом Лише было неприятно, но и не думать об этом она уже не могла — да, она ненавидела эту девку, но какой-то странной ненавистью. Все-таки это была добрая и простая девушка, смиренно принимающая жестокую страсть мужчин, и испытывать к ней по-настоящую сильную злобу, при всем желании, у Лиши не получалось.

Сейчас, видя с каким остервенением двое воинов берут ее вместе, она ощущала жалость и одновременно — ни с чем ни сравнимое вожделение. Чувство унижения, что она испытала, пока Рикс трахал ее рот, утихло, и на его смену пришли острые и терпкие ощущения по всему телу, но особенно — внизу живота. Там у нее стянулся настоящий и даже неприятный узел, который нетерпеливо ждал, когда его развяжут. Ей бы уйти, покинуть этот пропахший похотью и желанием, наполненный страстными вздохами и стонами шатер, позорно сбежать и остудить гудящую и тяжелую голову.