— Тут? — бросил он одинокому молодому воину, скучающего подле входа в шатер в компании фляги с водой.

Тот при появлении вождя немного выпрямился, но не встал. Рука, державшая устремленное вверх копье, покрепче сжала древко, но в целом положение не изменила. Охранник кивнул. Он понял, о чем идет речь.

— Красивая девка, — усмехнулся юноша, — Но явно нездешняя. Хотя… Девка есть девка. Две руки, две ноги. Лишь бы дырка была приличной, а больше с нее что взять?

Шах-Ран ничего ему ответил, но машинально кивнул. Не в его правилах затыкать рты воинам. Они его соратники. Его братья. Даже такие молодые и зеленые, как этот, поставленный сторожить его шатер от несуществующей опасности.

Вождь откинул в сторон полог и вошел внутрь.

Одна-единственная жаровня служила не только средством обогрева места ночлега, но и одиноким источником освещения — скудного и рассеянного, из-за чего почти ничего не было видно. Но взгляд мужчины привычно обошел пространство, выхватывая незамысловатый скарб, точнее, его очертания. И постель, которая занимала добрую часть шатра. И тонкую белеющую фигурку на ней, грациозно раскинувшуюся на покрывале во всей своей соблазнительной красоте и непорочности.

Девушка не спала. Ее широко раскрытые глаза и судорожный блеск в них Шах-Ран заметил даже в полумраке шатра. И возжелал их владелицу с новой силой.

“Красивая девка” — пронеслись в голове мужчины слова стражника.

Но это было неверное определение. При появлении вождя девушка не поднялась, как того требовалось рабыне. Но перевернулась на спину и лениво потянулась, будто только что проснулась. Она даже зевнула и зажмурилась, будто кошка. Разрез на платье обнажил точеную ножку с изящной ступней, а края глубокого декольте разошлись в стороны, открывая взору не только нежную, не тронутую загаром грудь, но и нежно-розовый кружок соска.

Девственница?

Да как бы не так! Танцовщица явно прекрасно знала цену своей привлекательности и пользовалась этим умеючи. А нетронутая девка так себя не ведет.

Рабыня представляла собой крайне соблазнительное зрелище. И Шах-Ран подступил навстречу ему, поддаваясь этому соблазну. И остановился, глядя сверху вниз на распростертое перед ним тело.

— Раздень меня, — приказал вождь глухо, разводя руки в стороны. Всё веселье куда-то пропало, зато возбуждение вырвалось на свободу и проявилось через рычащие в голосе нотки и еще более член. Вождь набросился бы на девушку сразу же, но… заставил себя сдержаться. Резона торопиться не было. Зато приучить, заставить девочку привыкнуть к себе — очень даже.

Рабыня послушно соскользнула на пол, покрытый коврами. И оказалось, что достает своей черноволосой макушкой лишь до середины его груди. Вместо того, чтобы поднять голову и посмотреть ему в лицо, она положила ладошки на стеганый жилет и стала сноровисто расстегивать ремешки, перехватывающие плечи и широкую грудную клетку — быстро, споро и умеючи.

Девушка явно знала, как вести себя с мужчиной. Сколько раз Горх подкладывал ее под мужчин своего рода? Сколько раз сама, по своей воле, она отдавалась, чтобы получить благословение и защиту? А ведь по невинному личику и не скажешь, что та была распутной.

Хотя какая разница?

"Лишь бы дырка была приличной", — сказал его воин.

… Разобравшись с жилеткой, танцовщица взялась за мужские штаны. И если ремень и завязки не вызвали у нее никаких трудностей, то сапоги так просто не снять. Девушка ничего не сказала, лишь вздернула голову, наконец-то посмотрев на вождя — спокойно, храбро и без какого-либо страха в красивых больших глазах.

Этот взгляд понравился Шах-Рану. И он, подняв руку, обхватил крошечное личико своими пальцами, мягко поглаживая подушечками гладкую и нежную кожу и смазывая полоски ритуального макияжа. От этого первого его прикосновения девушка наконец-то затрепетала и рвано выдохнула.

Шах-Ран сел. Опустившись перед ним на колени, рабыня не без труда стянула с ног вождя сапоги, а следом — и штаны. От набедренной повязки, которая представляла собой цельный кусок светлой льняной ткани, мужчина уже избавился сам. И не удержался от тихой ухмылки, когда девушка при виде твердого и окрепшего уже члена стыдливо отвела взгляд в сторону.

— Ты же знаешь, что делать, да? — глухо спросил он у танцовщицы и, когда та кивнула, широко расставил ноги в стороны, — Тогда приступай. Для начала ртом.

Девушка заметно вздрогнула, но покорно потянулась навстречу мужскому паху, аккуратно взяла орган обеими ручками и припала губами к самому кончику.

Теперь уже вздрогнул мужчина. Появилось желание намотать длинные косы на кулак, чтобы насадить рот девушки на себя по самую глотку. Но он сдержался. И с жадным любопытством стал наблюдать за ее действиями.

И вот открытие — они совершенно не показались ему опытными. Рабыня гладила и облизывала его плоть слишком уж медленно и осторожно и не впускала в свой рот полностью. Но острый язычок смачивал чувствительную кожу и обводил проступившие венки, заставляя подрагивать от возбуждения и то и дело прерывисто дышать. Не поднимая глаз, девушка ласкала вздымающий перед ее лицом член и опаляла жаром своего дыхания, как настоящее пламя. И когда желание большего стало уж совсем нестерпимым, Шах-Ран поддался вперед, обхватил танцовщицу под мышки и вздернул вверх, опрокидываясь вместе с ней на постель.

Рабыня тихонько пискнула и инстинктивно уперлась ладонями в покрывало. А вождь, положив руки на девичьи бедра, слегка надавил сверху вниз, чтобы рабыня легла на него всем телом сверху.

Но мешала ткань платья. И поэтому мужчина стал резко задирать подол, а следом и вовсе порвал тонкую непрочную ткань, оставив кусочками висеть на хрупкой пояснице и тонких плечах.

Это испугало рабыню, и она сдавленно вскрикнула. И при этом непроизвольно села прямо промежностью на пах лежащего под ней вождя. Это позволило заметить — промежность у нее была горячая и влажная. Это заставило мужчину улыбнуться — ублажая его, девушка тоже возбудилась, что, несомненно, упрощало дело. Можно было не церемониться.

Тихо зарычав, Шах-Ран толкнулся бедрами вверх. Его член, влажный от слюны и соков, скользнул между их животами, не попав куда надо. Но, закусив губу и закатив глаза, рабыня почему-то слабо простонала. Такая острая реакция удивила Шах-Рана, и если на деле это было просто игрой, то игрой весьма искусной.

— Горх соврал, — неожиданно прошептала рабыня, — Я не девственница.

— Это неважно, — ответил мужчина равнодушно и спокойно, снова подкидывая бедра вверх. И на этот раз — попадая головкой между нежными и мокрыми, полностью готовыми к его вторжению складочками.

Девушка застонала, и Шах-Ран одним сильным и точным толчком вошел в нее, вызвав болезненное всхлипывание из небольшой, но по-юному крепкой груди.

Мужчина переворачивал ее снова и снова, безжалостно врезаясь на всю длину своего огромного естества. Это было больно. Анифа устала сдерживать стоны и крики — искусала губы и сорвала голос и в итоге безвольной куклой опала в руках Шахрана, позволяя ему брать ее без устали снова и снова.

Кончив, он снова совал свой член опять ей в рот. И трахал пальцами. А, отвердев, снова раздвигал уставшие бедра в стороны и трахал опять.

В голове Анифе все помутилось. Своего тела она практически не чувствовала. И даже идея, занозой сидевшая в ее душе на протяжении практически всей ее жизни, померкла и будто бы замылилась в дурмане насилия, что творил с ней вождь.

Никогда еще рабыню не использовали для утех так долго. Так много и так по-разному. Изначально она не боялась лечь в постель с ненавистным ей человеком. В ее жизни были мужчины — эгоистичные и жестокие, пользующиеся ее лишь для утоления собственной похоти. Что такое нежность и ласка, она не знала.

Не знала она и того, что, раз кончив, мужчина может брать женщину снова и снова, будто обезумевший. Анифа не сталкивалась с таким ни разу. Скоро в шатре стало так жарко, а воздух вокруг до того пропах мужским семенем и потом, что одурманил не хуже какого-либо наркотического отвара.