Яркий лик солнца только занимался над горизонтом, разрезая своими лучами полосы облаков и освещая горизонт, когда замотанная в свою накидку Анифа тихонько прошмыгнула в небольшой шатер Рикса. Благодаря тлеющему очагу она разглядела узкий топчан и мирно спящего на нем мужчину. Одного, что не могло не радовать — не будет лишнего свидетеля ее появления. Мягко и бесшумно ступая по коврам, брошенными на деревянный настил, она подошла к постели и наклонилась. Анифа не собиралась прикасаться к мужчине, а хотела лишь позвать, но даже не успела издать и звука, как Рикс, широко распахнув глаза, резко выкинул вперед руки, одной обхватывая ее за затылок, а второй — приставив к горлу нож.
— Ты?! — ошеломленно выпалил северянин, когда девушка испуганно дернулась и порывисто выдохнула.
Всего мгновение — и Анифа оказалась брошена на твердое покрывало топчана, а сам Рикс, уже знакомо прижав ее собственным телом, навис сверху. Кривая и предвкушающая улыбка исказила его лицо, в отблесках очага сделавшееся еще более уродливым и пугающим.
— Что ты здесь делаешь? — пророкотал северянин, но, как ни странно, совсем не грозно и не раздраженно.
— Нам надо поговорить, — пискнула девушка.
Мужчина сонно проморгался, расслабляясь. Чуткий, как и у всякого воина, сон позволил ему ощутить присутствие человека в его палатке, и лишь выдержка не дала ему не навредить девушке, которая неожиданно навестила его.
Но сейчас, ощущая спросонья ее стройное и по-прежнему страстно желанное тело под собой, Рикс меньше всего хотел говорить. Овладев ее снова в той березовой роще у холмов, он нисколько не утолил свою похоть — наоборот, она разгорелась с новой силой. Но без разрешения побратима, разумеется, не смел на протяжении всех этих дней позволить себе хотя бы пальцем прикоснуться к ней.
Сдерживался. Держал себя в руках. Даже не смотрел лишний раз в ее сторону, хотя и очень хотелось.
Сейчас же она снова оказалась в его руках — соблазнительная и дрожащая, как попавшая в клетку птичка.
Как же отказаться от такого подарка судьбы?
— Потом… — рассеянно пророкотал он, обдавая ее губы жарким дыханием, — Потом разговоры…
— Нет, Рикс, я не за этим пришла… — едва успела выдохнуть Анифа перед тем, как северянин жадно поцеловал ее.
Однако он действительно оказался прав, этот жестокий варвар. Прав насчет того, что она противоречит самой себе. Какой бы ненавистью и обидой не пылало ее сердце, тело рабыни остро отзывалось даже на грубую мужскую ласку.
Но сейчас, несмотря на порывистость, Рикс был почти нежен. Содрав с нее накидку и тонкое платье, в которое она облачилась, проигнорировав в спешке сорочкой и кожаным корсетом, он жадно и при этом мягко ласкал ее тело — сжимал ладонями и покрывал поцелуями груди, прикусывая соски, гладил талию и живот, обхватывал пальцами бедра и ягодицы, вжимая в себя, и непроизвольно толкался обтянутым тканью полотняных штанов бугром в паху.
Да, спал Рикс одетым. И, инстинктивно отзываясь на ласки мужчины и снова ненавидя себя за это, Анифа тихонько скулила, но, пробравшись ладошками под свободную рубаху, обнимала и царапала широкую спину северянина, вызывая тем самым у того довольный и глухой рокот.
А Рикс торжествовал. Мало того, что маленькая танцовщица сама пришла к нему — сама! — так еще и позволяла себя обнимать. И откровенно наслаждалась этим. В какой-то момент она сама потянула полы его рубашки вверх, и, полный восторга и удовлетворения, мужчина скинул сначала ее, а следом — и мешавшие штаны.
Снова оказавшись между распахнутыми женскими бедрами, Рикс, тем не менее, не стал торопиться. Проведя ладонью по мягким и податливым складочкам, он аккуратно проник пальцами внутрь, отмечая влажность и особую растянутость.
— Ты была с ним сегодня? — пророкотал он недовольно.
Анифа замерла. И ее руки, лежащие на его ребрах, тоже.
— Он вождь. И мой господин, — зачем-то, словно для себя самой, пробормотала девушка, — Если он хочет, то я…
Не дав девушке договорить, Рикс снова поцеловал ее — куда как жестче и грубее, чем до этого. И одним толчком вошел в нее на всю свою длину, заставив ту вскрикнуть и сильно прогнуться в пояснице.
Северянин двигался быстро и жестко, проникая так глубоко, насколько это было возможно. Но этого ему показалось мало и, обхватив колени девушки, он задрал их и развел в стороны, максимально раскрывая ту для себя.
И снова задвигался.
Сдерживая крики, Анифа прижала к лицу край покрывала, на котором лежала. Яростно прикусила и даже не поняла, что по щекам у нее потекли слезы.
Неожиданное наслаждение, о котором еще тогда говорил Рикс, и сильнейшая злость, перемешанная с обидой, переплелись внутри нее в своеобразном клубке, который разъедал ее нежную душу. Ей было неприятно, что она с такой легкостью, уже совершенно не сопротивляясь и не пытаясь доказать свою правду, отдается грозному северянину. Более того — она действительно получала от этого болезненное, но удовольствие.
И это после ночи, проведенной в объятьях Шах-Рана!
Нет, ее не смущала откровенная измена человеку, которого она должна называть и считать своим господином. Ее не пугало, что, вообще-то, за происходящее сейчас действие ей полагалось суровое наказание.
Но ее невероятно злило, что она отдается именно этому человеку — побратиму вождя, воину-северянину, грозному и уродливому Риксу.
Еще и стонет под ним так позорно… Пытается сдержать крики… Подается навстречу всем его движениям, всем его толчкам и глубокому проникновению… Изгибается, бесстыдно выпячивая обнаженную грудь и с жадностью ловит удивительные всполохи внутри себя, которые в итоге ведут к мощному взрывы и искрам в прикрытых веками глазах.
В отличие от Шах-Рана, Рикс кончает куда как быстрее. И при этом тихо, но грязно ругается. Но выходить, чтобы слезть с нее и лечь на спину, не торопиться. Вместо этого он поцеловал ее — лениво и расслабленно, зализывая прикушенные до крови губы. И снова поглаживает своими широким мозолистыми ладонями, будто успокаивая.
Не выдержав напора чувств, Анифа неожиданно для самой себя заплакала — тихонько, почти неслышно, щедро поливая своими слезами ткань покрывала. Не сразу, но северянин — это жесткий и, казалось бы, бессердечный мужчина — заметил это. И порывисто обнял, повернувшись на бок, и прижал девушку к себе.
К женским слезам он, как правило, всегда был равнодушен. Они не трогали его. Но плач маленькой рабыни неприятно уколол его. Еще он не мог понять их причину. Он настолько омерзителен ей? Она настолько ненавидит его?
Тогда зачем она пришла?
Терпеливо дождавшись, когда Анифа выплачется, он уже привычным для себя движением обхватил ее подбородок и вскинул вверх, чтобы та посмотрела на него. И приказал:
— Говори.
Рабыня несколько раз моргнула мокрыми от слез ресницами. В ее глазах, этих янтарных омутах, сейчас напомнивших ему заходящее в вечерних сумерках солнце, он не увидел ни злобы, ни ненависти, ни страха. Лишь какую-то странную обреченность.
Анифа заговорила не сразу. Она тоже смотрела прямо в глаза Рикса, как будто пытаясь увидеть ответы на какие-то свои вопросы. И только потом тихонько прошелестела:
— Когда вождь уедет, его наложницы захотят избавиться от меня. Я боюсь.
И хотя ни один мускул не дрогнул на лице северянина, ни одна эмоция не отразилась на нем, внутри Рикс мешался, не понимая, о чем толкует Анифа.
Избавиться? Зачем это женщинам?
Потом память подкинула ему некоторые моменты, на которые он и внимания в свое время не обратил.
Например, как ревниво и зло себя порой ведет Лиша, дочь главы одного из кочевых племен. Как обиженно и неприязненно глядели на рабыню наложницы Шах-Рана, когда Рикс выкупал для той наряды и украшения. Как по-бабьи скандалили женщины, когда вместо того, чтобы выбрать кого-то из них, вождь снова, раз за разом, оказывал предпочтение танцам и обществу рабыни.
Или как якобы случайно ее толкнули прямо в навозную лепешку, когда Анифа возвращалась с реки с постиранным бельем. Или наступали на сидящую около костра девушку, несомненно, малозаметную из-за своего роста и комплекции, но не настолько же, чтобы та потом два дня хромала.
