Рикс, подтолкнув ее в глубь рощи, не увидел их. А плакала девушка бесшумно — лишь пару раз вздрогнули плечи под грубой тканью накидки.

— А теперь — рассказывай! — холодно приказал северянин, резко повернув беглянку и грубо припечатав ее спиной к одному из березовых стволов.

Девушка удивленно подняла на мужчину бледное, с темными синяками под блестящими глазами, лицо, и Рикс самодовольно усмехнулся. Нет, ему, конечно, не нравился вид изможденной и переживающей рабыни, но и в таком состоянии она была чудо, как хороша. А еще явно осознавала, какую невозможную ошибку она совершила.

— Что рассказывать? — обреченным шепотом переспросила Анифа, поежившись под пристальным и жестким взглядом воина.

— Зачем сбежала?

Девушка вздохнула — прерывисто и очень грустно. Очередная слеза выступила в уголке ее почему-то посветлевших глаз и медленно скатилась на скулу. Это неожиданно взволновало северянина, и он, непроизвольно подняв ладонь к осунувшемуся лицу, почти мягко провел пальцами по девичьей щеке.

Анифа ожидаемо вздрогнула, и ее взгляд стал колючим и неприязненным.

— Потому что не хочу больше быть под вождем, разве непонятно? — с неожиданной силой выпалила она.

— Ты рабыня, — напомнил Рикс ей зачем-то, — Нет разницы в том, что ты хочешь.

— Я… я… я больше не могу это выносить!

— Тогда почему сбежала сейчас? — поинтересовался Рикс жестко, обхватив пальцами тонкую шею и слегка надавив на дернувшуюся челюсть — маленькую и очень-очень хрупкую; слегка не рассчитать силы — и сломаешь. — Надо было дождаться, когда мы уедем. И никто бы тебе не помешал.

— Одна бы я не выбралась, — придушено выдохнула маленькая танцовщица, — Только с караваном.

— У тебя не было и шанса, — криво оскалился мужчина.

— Шанс есть всегда… Но боги, видимо, отвернулись от меня…

— Богам плевать на камни под их ногами. А ты даже не камешек. Всего лишь маленькая песчинка. С чего ты взяла, что им не плевать на тебя?

— Вера… — рассеянно прошептала девушка, горестно поморщившись, — Вера — это все, что у меня осталось… Я… не могу больше…

Рикс непонимающе качнул головой. Но хватку ослабил и, обессиленная, Анифа медленно сползла на землю. Как ребенок, она прикрыла ладошками голову и тихонько всхлипнула.

Вот теперь северянин почувствовал раздражение.

Всегда сильная, всегда полная какого-то внутреннего огня и света, сейчас рабыня была как затушенный уголек — маленький и невзрачный. Куда все подевалось?

Откуда взялась вся эта скорбь? Что именно она оплакивает?

Этого Рикс не понимал совершенно.

Он ожидал увидеть беглянку, да, пусть маленькую, да, пусть слабую и совершенно неумную, но которая будет рваться и пытаться сделать хоть что-то, раз решилась на такой поступок.

Но не видел.

И это раздражало.

Что ее не устраивало? Ему думалось, что один из торговцев (как оказалось, именно Хашим) соблазнил ее какими-то обещаниями и дорогими подарками, и та бездумно кинулась за ним, надеясь на лучшую долю. Есть ли разница, перед кем раздвигать рабыне ноги?

Но она сказала: “Не могу быть больше под вождем”.

И что же это могло значить? Да любая кочевница душу продала бы за место быть подле его побратима, быть его наложницей, причем, на данный момент, самой любимой и выделяемой им.

И одно дело, если бы Шах-Ран был жесток к ней. Но он видел — собственными глазами видел! — с какой страстью и неподдельным желанием она отдавалась порой несдержанному в своей порывистости кочевнику! С каким удовольствием принимала его — и их! — ласки и ярко кончала, безумно соблазнительная и искренняя в своих чувствах и эмоциях.

Так что не так-то, демоны ее дери?!

Присев перед девушкой на корточки, Рикс снова обхватил подбородок девушки ладонью и заставил ту вскинуть вверх свое искаженное от горя лицо.

— Слушай меня, девочка, — глухо и яростно пророкотал он, заглядывая в глубину ярко-янтарных глаза, блестящих от пролитых слез, — Тебе повезло в одном — занятый подготовкой, вождь не заметил твоего отсутствия. Поэтому мы вернемся в стан и ты забудешь об этой глупости. Ты снова будешь улыбаться, будешь танцевать и раздвигать перед Шах-Раном ноги. Столько раз и так долго, пока ему не надоест. Это в твоих же интересах. А в день, когда он перестанет тебя желать, я заберу тебя себе. Поняла меня? Это куда как лучший вариант, чем быть постельной грелкой для остальных воинов, которые будут делить тебя и брать по очереди — невзирая на все твои вопли, крики и даже кровь. А наши ребята те еще жеребцы.

— Как будто я не знаю! — порывисто вскричав, Анифа в ярости оттолкнула от себя руку северянина.

— И что это значит?! — прищурившись, пророкотал Рикс, — Кто-то уже трахал тебя?! В Дариорше?!

Уму непостижимо! Под боком вождя?! Нарушив неприкосновенность гарема Шах-Рана?!

— Какого черта не сказала?! — взревел северянин.

— Нет! — испуганно распахнув глаза, выпалила Анифа, — Не здесь… Еще… до вождя… В стане Горха…

“Зачем этот разговор? — недоуменно подумала девушка, — Чего он добивается, это проклятый северянин?!”

Рикс мгновенно успокоился.

— Твой глава сказал, что ты была девственницей, — куда как более мирно проговорил он, ослабив на миг сжавшиеся на шее Анифы пальцы.

— Соврал, — горько откликнулась девушка.

Рикс не удивился. Но одно дело — это действительно брать бесправную рабыню, еще и такую привлекательную — кто ж осудит этих жестоких, живущим по собственным правилам и законам кочевников? И совсем уже другое — насиловать совсем еще юную, маленькую и хрупкую, девочку.

Сколько их было?

Вряд ли всего пару. Иначе не смотрела бы сейчас Анифа с такой яростью, с такой болью и даже… Ненавистью.

— Это участь женщины, — философски заметил он, окончательно расслабляя свою ладонь и уже поглаживая пальцами нежную и тонкую шею, которая под этими движениями несколько раз судорожно дернулась. — Будь ты частью рода, такая судьба, может быть, и обошла бы тебя. И то не факт. Думаю, в твоем племени были те еще привычки…

Девушка снова поникла, уронив голову на грудь. Ее волосы, растрепавшиеся и выбившиеся из косы, густой волной заструились по ее лицу, скрывая его. Но больше Анифа не плакала. Или же — сдерживалась и таилась.

И Рикс сделал вещь, совершенно для себя неестественную и странную. Присев перед девушкой на корточки и обхватив тонкие плечи, он притянул ее к себе, обнял и стал аккуратно поглаживать по голове. Но вместо того, чтобы расслабиться и довериться этому неожиданному проявлению доброты и заботы, Анифа замерла и напряглась. И даже задержала дыхание.

А вот северянин с жадностью вдохнул запах ее тела и волос, которым так и не смог надышаться окончательно, пока они ехали верхом, а он прижимал, лаская, ее к своему торсу.

Ему очень нравилось, как она пахнет. В отличие от других женщин степей, танцовщица регулярно, каждый день, мылась — или в речке, или в деревянной лохани, которая теперь постоянно стояла у Шах-Рана в шатре, который тоже, кажется, насквозь пропах запахом вереска. И его даже не могли перебить ароматные масла, которыми пользовались другие наложницы.

Желание вспыхнуло в нем с новой силой. С такой же легкостью, как и сам северянин откинул прочь и свое раздражение и досаду на девушку, и всяческие мысли, порочное и темное вожделение наполнило его тело и вытеснило прочь всё остальное.

Опустив ладонь, Рикс стянул с рабыни накидку и тут же сжал маленькую грудь. Анифа протестующе дернулась и шумно выдохнула:

— Нет!

Мужчина не обратил на этот протест никакого внимания, влекомый лишь собственными желаниями. Толкнув девушку на спину, он навис сверху и в жадном поцелуе припал сначала к шее, потом провел дорожку к ключице, а следом — и к груди, которую он легко обнажил благодаря широкому вырезу.

— Нет! — громко крикнула Анифа, отталкиваясь.

Зарычав, Рикс перехватил кулачки девушки, которыми она стала отбиваться от него и задрал над головой. Свободной рукой он спешно подтянул подол ее платья и нижней сорочки вверх, жестко раздвинул коленом ноги и навалился сверху, вклиниваясь между бедрами.