Воин ухмыльнулся и легонько качнул головой. Конечно, он не мог не знать о том, как женщины вождя относились к новой пассии его побратима. Шах-Рана, как обычно, не интересовали внутренние дела гарема, и все же тот непроизвольно сделал все, чтобы женщины невзлюбили Анифу — его особое отношение к танцовщице не заметил бы только слепой. И все же он оставил девушку без защиты — и ей приходилось самостоятельно справляться с нападками и предвзятым отношением своих “сестер”. Не всегда успешно, конечно, — куда молоденькой девочке против прожженных и опытных хищниц тягаться? Потому она, как правило, просто старалась быть как можно более незаметной и не привлекать к себе лишнего внимания.

И потому это была сугубо его, Рикса, инициатива — одеть и украсить “цветочек” побратима новыми тряпками и золотом. По его мнению, эта драгоценность заслуживала того, чтобы быть в достойной оправе.

И Хашим не разочаровал его. Старый знакомец Рикса, он и бровью не повел, услышав от северянина неожиданную для него просьбу. На памяти торговца, этот воин еще ни разу не покупал что-то из женских штучек. Ни у него, ни у кого-либо еще. Он слыл холодным и жестоким человеком, не слонным к сантиментам. И последнее, что можно было представить с его участием — этот выбор той или иной вещички для девушки.

И хотя Рикс сказал, что красавица подле него — “любимый цветочек” вождя, одного взгляда на миниатюрную и изящную брюнетку с глазами лани хватило Хашиму для уверенно вердикта: дело не только в этом. Хотя это и казалось невозможным и нереальным — северянин, с его черствым сердцем и крутым нравом, оказался покорен.

Но торговец, разумеется, ничего не сказал.

Вместо этого он споро достал из одной из своих сумок очередные свертки и, положив перед собой на землю, поочередно достал четыре женских платья, невольно вызвавшие у Анифы вздох восхищения, а у прочих женщин — завистливое шипение. Красивые и яркие, украшенные вышивкой и лентами, они были очень тонкой и изящной работы и наверняка стоили целое состояние. Особенно два наряда, выполненные в лучших традициях Востока и явно не предназначенные для повседневного использования, так как они были из тончайшего, почти прозрачного шелка и к тому же чрезмерно открыты. Именно к ним прилагались сокровища из последнего свертка — целых два драгоценных гарнитура из золота и серебра с гранатами и рубинами. Приняв из рук торговца изящное, но, тем не менее, тяжелое ожерелье из нескольких ярусов, Анифа восторженно вздохнула и недоверчиво покачала головой — при всей тяжести драгоценного металла украшение было тонким и при этом очень ярким и сияющим. Она еще никогда не видела настолько искусной и мастерски выполненной работы.

— Эти драгоценности очень идут госпоже, — мягко улыбнувшись, сказал Хашим.

Слова торговца заставили девушку очнуться и нахмуриться.

— Я рабыня, — сухо заметила она, возвращая ему украшение, — А не госпожа.

— Отнюдь, — улыбка мужчина стала хитрее, — Ты красива и нежна, как райский цветок. А это значит — ты госпожа. Даже если на тебе будет надета грубая роба, а лицо — испачкано землей.

— Это все твое, кроха, — грубо перебил торговца Рикс, неожиданно недовольный его восхвалению, — Прими это и будь благодарна.

— Я не могу, — брови на лице девушки сошлись на переносице еще сильнее, — Это слишком… дорогой подарок.

— Любимый цветок вождя должен быть украшен самым лучшим образом, — возразил Хашим, — Эта одежда и драгоценности должны порадовать в первую очередь его, а не тебя, госпожа. Да и северянина тебе не переспорить.

— Но…

— Замолчи, девочка, — жестко приказал воин, — Я не спрашивал твоего мнения.

Северянин бросил несколько слов торговцу, и тот стал торопливо, но аккуратно складывать вещи обратно, заворачивая в полотно. Закончив, он протянул свертки Анифе, но их перехватил Рикс.

Воин еще немного переговорил с торговцем — уже не так весело и беззаботно, наверное, давая очередное поручение. Не зная, чем занять себя, девушка стала разглядывать вещи, которые выбирали для себя наложницы вождя. И не могла не признать, что ее одежда и украшения оказались в разы лучше. Но и остальные товары были крайне хороши. Помимо платьев и драгоценностей она разглядела и другие затейливые вещички — благовония и чаши для них, светильники и лампадки, миниатюрные жаровни на изящных ножках и свечи, косметику в деревянных коробочках и духи в маленьких склянках. И многое-многое другое. Похоже, женщины очень хорошо знали торговцев, потому что все время о чем-то расспрашивали их и даже немножко ругались.

Дарина, например, эта светловолосая русина с небесно-голубыми глазами и маленьким изящным ртом, почему-то была недовольна доставшейся ей шкатулкой с специальными красками и кисточками для лица. Она быстро чирикала что-то на языке торговца и даже показывала на пальцах, шумно возмущаясь и высказывая свое отношение к хмурящемуся мужчине в темно-зеленой, немного выцветшей от степного солнца одежде. При этом ее большие глаза в обрамлении пушистых ресниц так широко раскрывались, что, казалось, вот-вот вывалятся наружу. Это было зрелище неприятное и отталкивающее.

Громко ругалась и Малья — с очень смуглой кожой, большой грудью и бедрами женщина на лет десять старше самой Анифы. Она держалась очень высокомерно и раздраженно, беззастенчиво используя такие грубые слова и выражения, что танцовщица невольно смущалась. Наложница держала в руках красивые узорчатые кушаки и то и дело прикладывала их к разложенным на ковре платьям, видимо, разъяренная несоответствием цветовой гаммы или тканей — Анифа не до конца поняла, чем именно.

А вот рыжей Арт явно не нравились украшения. Заметив, какие драгоценности достались новенькой, она рассвирепела и, если бы не присутствие Рикса, наверняка набросилась бы на Анифу с требованием поделиться. Поэтому сейчас она пыталась добиться от другого торговца иного, более качественного товара. Она говорила что-то о “любимой женщине” и “драгоценной наложнице” вождя, которая “заслуживает только самого лучшего” и недовольно топала ногой, когда торговец потерянно разводил руками в стороны. Анифе даже стало немного жаль его. Атаковавшая его женщина была самим воплощением несдержанной ярости и экспрессии. А от ее высокого и визгливого голоса хотелось непроизвольно поморщиться и закрыть ладонями уши.

Вечером это же дня Анифа с наслаждением облачилась в новый наряд. Сегодня ей снова надо было танцевать, и она впервые за долгое время радовалась предстоящему выступлению.

Легкое ярко-алое платье необыкновенно шло ее черным волосам и выгодно оттенял светлый тон кожи. А драгоценности с рубинами были как никогда кстати — жаль, в шатре вождя не было зеркала, чтобы оценить свой новый и потому свежий образ. Золотая вышивка, бегущая размашистыми разводами по лифу и бокам юбки, очень красиво блестела в свете огня, а широкий подол при резком повороте взметался аж до середины бедра, создавая иллюзию полыхающих языков пламени. Низкие и пышные рукава с разрезами, скрепляемые специальными застежками на рукавах, были практически невесомы и также трепыхались при малейшем движении — словно перышки на крыльях невозможной и сказочной птицы.

Вместо того, чтобы привычно заплести волосы в многочисленные косицы, Анифы оставила их распущенными — Шах-Рану, как ни странно, так нравилось больше всего. Поэтому именно они и послужили ей своеобразным плащом и красиво укутывали обнаженные плечи и спину.

Когда танцовщица появилась в кругу сидящих около костра людей, редкий человек смог отказать себе в праве взглянуть на нее и залюбоваться. Днем неизменно тихая и скромная, если не сказать — незаметная, сегодня девушка стала магнитом, притягивающая к себе недоверчивые и восхищенные взгляды.

Казалось, от обычно хрупкого и нежного облика новой наложницы ничего не осталось. Ни одна из присутствующих здесь женщин не могла похвастаться настолько ярким цветом своего наряда, что уже привлекало внимание. Было отмечено и количество и качество драгоценностей на ней, но все же нельзя было не признать — и эта одежда, и эти украшения были словно специально созданы для Анифы.