Два трудных боя еще раз дали понять красным бойцам, что враг многочислен, хитер, лучше вооружен и обучен. На соединение с батальоном роты Катаева шли осторожно, проселочными и лесными дорогами, которые указывал один из бойцов, бывший лесник. В деревне Тарты отряд встретился с дозорами своего батальона. Катаев выехал к Деткину для доклада.

Иван полюбил своего командира с первого дня пребывания в отряде. Деткин чем-то напоминал ему отца, смутные воспоминания о котором сохранились от далекого нерадостного детства. Такой же строгий и такой же по-отцовски внимательный, Павел Иванович умел многое потребовать от своего заместителя, спросить за ошибки, но умел и подбодрить в трудную минуту. «Сейчас будет распекать. И есть за что», — подумал Катаев, закончив доклад о походе на Алмаз и Богородск.

Деткин встал. Его темные, со стальным блеском, глаза потеплели, суровая складка у губ дрогнула в улыбке.

— Хорошо командовал. Молодцом и сам дрался. Спасибо, Иван Антонович, — отступая от официального тона, сказал Деткин и обнял Катаева.

Командир впервые назвал заместителя Иваном Антоновичем. До этого во внеслужебных разговорах между ними Деткин называл Катаева просто Ваней. Но сегодня уважительное обращение не радовало.

— Не совсем хорошо командовал, Павел Иванович, — горько вздохнул Катаев. — Тридцать восемь бойцов потеряли. Это и выговорить-то трудно, не то что смириться с такими потерями. — Иван отвернулся к окну и долго молча смотрел на плясавшие в лужах крупные дождевые капли.

— Ждал я от тебя таких слов. Да, цену людям надо знать. Каждая напрасно пролитая капля крови будет на совести командира. Вспомни еще раз все свои действия. Подумай, какие ошибки должен принять лично на свой счет. И еще одно. Знаешь, что тебя некоторые называют «сорвиголова»? Такое прозвище если и может кому польстить, то уж никак не командиру. Знаю, ты чуть что кричишь: «За мной, в атаку!» Но помни, если погиб командир — враг половину сражения выиграл. Ведь за тобой в бою сотни людей! Им в первую очередь и все время нужна твоя голова, а личная храбрость — только в особую минуту.

Кольцо белых сжималось. Под натиском противника из Николо-Березовки в Тауш прибыл в полном составе Бирский ревком с отрядом из восьмидесяти добровольцев. Биряне привезли с собой орудие, пятнадцать пулеметов, две тысячи винтовок и много боеприпасов. Им даже удалось доставить два вагона мануфактуры, которую продали населению. Вырученные деньги пошли на содержание красных частей, насчитывавших теперь около девятисот штыков и сабель. Было решено сформировать из них стрелковую бригаду в составе двух полков. Командиром бригады штаб назначил Павла Ивановича Деткина, командирами полков — бывших прапорщиков Титова и Воробьева. Большинство комиссаров составили работники Бирского ревкома, особенно из числа бывших учителей.

Полки стали называться 1-м Бирским и 2-м Бирским. Этим воздавалась дань уважения первым красным добровольцам — уроженцам Атняшинской и Емаш-Павловской волостей, которые входили тогда в Бирский уезд. С таким решением согласились ставшие добровольцами несколько позднее крестьяне Таушинской, Рябковской и Бедряжинской волостей соседнего с Бирским Осинского уезда.

В первых числах августа 1918 года расположение красных сил на линии железной дороги к западу от Красноуфимска до Камбарки было следующим. В Карманово и Камбарке стоял отряд Колчина, к северу по линии деревень Альняш, Елово — отряд Башкатова, от Елово вверх по Каме — отряд Аплока. Все они действовали самостоятельно и не имели связи с бригадой Деткина. Кроме того, Аспу, Уинск и Ашап занимали небольшие красные отряды, позднее вошедшие в состав 3-го полка бригады.

Штаб бригады в начале августа находился на разъезде Трун, а ее части в селе Тауш, деревнях Старые Казанчи, Верх-Татышлы и в районе севернее станции Янаул. Здесь решено было держать оборону, если потребуется, то и круговую, против белых, особенно наседавших с юга и востока, и одновременно подавлять кулацкие выступления в своем расположении. В этих условиях особенно много значила поддержка красных бойцов со стороны большинства местного населения. Ее предстояло завоевать не только разъяснением задач Советской власти, но и безупречным поведением каждого бойца и командира.

Деткин с первых дней командования бригадой ввел в частях строгую революционную дисциплину. Перед ее требованиями все были равны: от комбрига до последнего обозного. Продукты для бойцов у населения только закупались. Любые самовольные конфискации наказывались строжайшим образом. Бойцы узнавали об этом уже при вступлении в бригаду, когда принимали под роспись воинскую клятву. Горе было тому, кто ее нарушал. Как-то один из ротных командиров присвоил два тюка мануфактуры. Военный трибунал бригады приговорил мародера к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор был приведен в исполнение. Этот случай, наряду с другими, менее существенными, наглядно показал крестьянам, что людям с красными лентами на околышах фуражек действительно чужды корыстные цели, что Деткин и его бойцы не только защищают местное население от врагов, но и любой ценой стремятся оградить его от лишних тягот, связанных с расквартированием большой массы вооруженных людей.

Разумеется, на такую заботу крестьяне отвечали взаимностью. Однажды Деткина постигла крупная неприятность. Он неизвестно где обронил полевую сумку с двухмесячным жалованием для бойцов бригады. Спустя некоторое время под окном штаба, в котором сидел расстроенный Деткин, послышался шум. В дом вошел часовой.

— К вам, товарищ комбриг, какой-то человек пробивается. Мы ему говорим: «Нельзя!» А он такой настырный, все равно лезет. Спрашиваем, в чем дело. Не отвечает. Только самому, говорит, командиру скажу.

Деткин приказал впустить настойчивого незнакомца.

— Что привело ко мне, земляк?

— Видишь ли, дело-то какое, Павел Иванович, — мужик смахнул заскорузлой ладонью пот с лица. — Ехал я по дороге и вдруг вижу: сумка лежит. И не какая-нибудь сумка-то, а военная. Поглядел кругом — никого.

— А ты покороче, отец. Командиру некогда твои лясы-балясы слушать, — прервал часовой.

— Пусть говорит, не перебивай его, Потапов.

— Так вот я и говорю, — собравшись с мыслями, продолжал старик, — и говорю, Павел Иванович, что поднял я ту сумку, а в ней деньги. Да столь много! Отрядные, подумал, не иначе. А когда на пригорок выехал, вижу, ты вдалеке к деревне подъезжаешь. Стало быть, смекнул я, деньги эти Павла Ивановича и надобно их немедля вручить ему лично.

Деткин принял бережно протянутую сумку и обнял бородача.

— Вот спасибо! Я-то сижу горюю. Где, думаю, потерял деньги? Ведь не один десяток верст за день отмахал, трудно будет найти пропажу. А она, оказывается, следом за мной идет. От всей бригады — спасибо!

В середине августа штабу бригады Деткина, дравшейся в полуокружении на свой страх и риск, удалось, наконец, установить связь с командованием Красной Армии. На разъезд Трун прибыли представители Второй армии, штаб которой находился в Сарапуле. 18 августа комбриг Деткин был назначен начальником боевого участка левого крыла Второй армии. Под его командование переходили все красные отряды и части, находившиеся в районе оперативных действий бригады, в том числе отряд Колчина близ Камбарки и отряды в границах Осинского уезда. Кроме того, Деткин назначался «комиссаром 1-й Бирской пехотной бригады в составе 1-го и 2-го Бирских Советских полков с соответствующими по штатам частями кавалерии, артиллерии, инженерных войск, с предоставлением ему права формировать части, производить мобилизацию как людей, так и лошадей и обоза; назначать, увольнять и отстранять от должностей всех начальствующих лиц до командира бригады включительно. В случае надобности давать полномочия по формированию новых частей для сведения их во вторую бригаду, организовывать военные суды, штабы, получать военное снаряжение, вооружение и денежные средства из всех государственных учреждений. Производить конфискацию имущества у лиц, восставших против существующей рабоче-крестьянской власти».