В основном тогда.

— Так вот, Метр девяносто, а сейчас я раскрою тайну, — возвестила Стелла, опуская бинокль и глядя на Адриана. — Ведь ты наверняка хочешь спросить меня, почему я позвонила тебе среди ночи, ведь хочешь, да?

Ну конечно.

— Хочешь! Или нет?

— Да, хочу, хочу! Но ты поступила правильно, — сказал Адриан. — Ведь, в конце концов, не каждый день кто-то въезжает в Дом Трех Мертвецов.

— Не каждую ночь, — поправила его Стелла.

— Да без разницы, не каждый день или не каждую ночь — в любом случае я считаю это правильным. Я имею в виду, что ты позвонила.

Стелла хмыкнула в ответ, убрала с лица прядь волос пепельного цвета и спросила:

— А что, если это еще не все? Если есть и другая причина?

Адриан почувствовал, как у него в груди образовался теплый комок — робкая надежда, сказочно прекрасная и одновременно такая пугающая. Он ничего не мог с ней поделать. Это чувство было ему уже знакомо: рано или поздно внутри него раздастся хлопок — проклятый взрыв разочарования, после которого теплые комки в груди исчезнут, оставив после себя пустоту. О да, Адриан хорошо знал, как все будет, — но только бы не опять то же самое, пожалуйста!

— И что же это за причина? — спросил он как бы между прочим, прекрасно осознавая сам, почему он здесь.

Из-за милой, едва заметной шепелявости Стеллы, из-за ее шампуня, а также из-за смотровой площадки Всемирного финансового центра в Шанхае высотой четыреста семьдесят четыре метра. И было еще одно, крошечное, обстоятельство, почти не заслуживающее упоминания: Стелла Мараун являлась единственным человеком во всем мире — может, разве что еще миссис Элдерли, — с которым Адриан разговаривал действительно с удовольствием.

— Итак, — прошептала Стелла таинственно и торжественно, — причина, по которой я подняла тебя с постели, заключается в том, что Дома Трех Мертвецов больше нет!

— Нет? — упавшим голосом переспросил Адриан, чувствуя, как рушатся все его надежды: что бы теперь ни сказала Стелла, это никак не будет связано с ним.

— Нет, — прошептала Стелла. — Нет. То, что ты видишь перед собой, является не чем иным, как… Домом Четырех Мертвецов!

— Прости, что ты сказала? — удивился Адриан. — Как? Так быстро умер кто-то еще?! Это заявка на мировой рекорд!

— Идиот! — Обругав его, Стелла посмотрела вниз.

— Почему же, — возразил Адриан, — ведь кто-то должен был умереть.

— Да — кто-то.

— И? — допытывался Адриан. — Кто же именно?

Стелла резко повернула голову и с серьезным видом посмотрела на него, а поскольку внизу неожиданно вспыхнули фары фургончика, ее глаза загорелись слишком ярко для тех слов, которые сорвались с ее губ. Она сказала тихо и невероятно медленно:

— Здесь никому больше не нужно умирать, об этом уже позаботились. Они привезли мертвеца с собой.

— Что?!

— Что слышал. Привезли с собой. С бесплатной доставкой на дом.

— И когда ты мне позвонила…

— Да, — кивнула Стелла, — они заносили мертвеца в дом, в настоящем гробу. Ты понимаешь, Адриан?

Ясно, чего тут не понять! Адриан пристально посмотрел в окно, за которым в холодной ночи мелькали смутные тени незнакомых людей, потом откашлялся, как ему показалось — слишком громко, и наконец сказал:

— Чего тут не понять? Теперь мы живем рядом с трупом.

Уже в начале ноября на улицах воцарилась настоящая зима. Стоял немилосердный холод, у маленьких детей слезы замерзали на щеках, школьный автобус почти всегда опаздывал, и каждое утро Адриан оставлял на белоснежном покрывале огромные следы своих сапог. Раньше уже при первой снежинке, которая по недоразумению падала с неба, миссис Элдерли брала с полки засаленную книгу сказок Андерсена и издавала особый мужской свист. Она владела им, как никто другой, просто мастерски — два длинных и один короткий. Стелла и Адриан сразу же сломя голову неслись к качелям. Когда миссис только начала читать им сказки, детям было лет по шесть, а в конце, когда истории уже успели им надоесть, — по десять.

В те времена Стелла и Адриан сидели на качелях по обе стороны от обладательницы надтреснутого голоса и огненно-рыжих волос, сияющих словно утренняя заря. Они пили горячее какао из термоса, и время от времени их навещала с короткими визитами обеспокоенная мать Адриана, снабжавшая сына все большим количеством одеял и бросавшая на миссис все более укоризненные взгляды. Надо сказать, бабушка Стеллы подбирала сказки с величайшей тщательностью, и все они оказывались такими печальными, что настоящим наслаждением было закутаться в одеяло, попеременно пить горячее какао и великодушно сочувствовать несчастным героям.

Миссис Элдерли читала разные грустные истории, но чаще всего «Снежную королеву». Втроем они объединились в сплоченное качельное сообщество и постоянно путешествовали по устоявшемуся маршруту — по пути Герды, разыскивающей Кая, чтобы вернуть его домой. Даже сегодня Адриан помнил наизусть некоторые места из этой сказки, а тогда он мог без труда декламировать большую часть текста вместе с миссис Элдерли: «Когда мы дойдем до конца истории, мы будем знать больше, чем знаем сейчас». Хотя однажды миссис неожиданно заявила: «Только, для вашего сведения, истории никогда не заканчиваются!»

Позднее, гораздо позднее миссис Элдерли как-то сказала им, что она стала выходить на холод для того, чтобы в голову снова не лезли всякие сумасбродные идеи. Видимо, именно тогда ее англичанин ушел в мир иной, — вот только она молчала о нем.

В то время на засекреченного мертвого англичанина указывало лишь неожиданное заявление бабушки Стеллы, что с этого момента она хочет, чтобы ее называли «миссис Элдерли», и никак иначе. И хотя истинная причина такого желания была неизвестна, ее просьбу исполнили не только шестилетние дети, но, как ни странно, даже мать Стеллы, и никто не знал, почему та согласилась. Именно так все и было. И в те прекрасные годы, когда бабушка Стеллы читала вслух сказки, о которых вспоминал Адриан, она уже выступала под именем «миссис Элдерли».

А сейчас… сейчас ноябрьский снег несся с диким воем по улице, заметая все вокруг. Адриан сидел возле кухонного окна с альбомом для эскизов в руках и пытался нарисовать снег, но снежинки никак не давали поймать себя — снежинки были облаками, растолченными в ступке, снежинки были звездами, которые устали висеть наверху, на небе, снежинки были…

— Ты вообще слушаешь меня?

Адриан отвлекся от вьюги за окном и повернулся к матери, которая в этот момент вытирала стакан и настороженно смотрела на сына.

— Что, мама? Ты что-то сказала?

— Послезавтра ты записан на прием к врачу. — Мать явно нервничала, так как постоянно кусала губы и с такой яростью полировала стакан, что Адриану казалось, будто тот в любой момент может разлететься на мелкие кусочки.

— Прием у врача, — повторила она и тут же поспешила добавить: — Я хочу, чтобы ты пошел туда.

— Мама! Ты же сказала, чтобы я подумал об этом.

— Ну и? Ты подумал?

— Да, подумал. Я подумал и решил, что никогда больше не пойду к этому эндо… к этому врачу!

Неожиданно мать Адриана, резко поставив отполированный до блеска стакан рядом с мойкой — тот даже не треснул, — подсела к сыну и принялась нервно теребить скомканное кухонное полотенце.

— Адриан, — вздохнула она, закрыв и снова открыв глаза. — Хорошо, тогда еще раз. Они подсчитали, какой у тебя будет рост, мы оба слышали эту цифру.

Прекрати!

Адриан ненавидел эти дискуссии так же, как лакрицу, каперсы и слишком короткие одеяла, вместе взятые. Ему было ясно, что сейчас начнется: уже через несколько секунд его мать со слезами на глазах станет рассказывать, что раньше происходило с ней самой — ведь она тоже была самой высокой в классе! Адриана уже тошнило от всех этих плаксивых историй — он так и сказал бы ей об этом, если бы кто-нибудь спросил его мнение. А слезы, они действительно появились: мать Адриана начала всхлипывать и рассказывать о годах, когда она возвышалась над всеми как каланча и никогда, даже в самые неприятные моменты, не могла никуда спрятаться.