— А с моря? — спросил Вильгельм.

— Что мешает нам продать туркам или болгарам, или, еще лучше — и тем, и другим подводные лодки. Действовать они будут практически у своих берегов и вполне смогут блокировать Проливы ос стороны Черного моря. А о том, чтобы не пустить русских из Черного в Средиземное море, англичане позаботятся и без наших усилий еще в мирное время.

— Задумка просто великолепна, — восхитился кайзер. — Англичане придут в неистовство, русские в Проливах для них ничуть не менее страшны, чем наш флот.

— В таком случае, ваше величество, предлагаю вызвать сюда Ягова[7]. Вы дадите ему указания действовать в соответствии с этим планом и неофициально передать эти предложения русским.

— Полагаешь, Бернгарда не стоит посвящать в эти предложения? — задумчиво спросил кайзер.

— Ваше величество, канцлер с его идеями любым путем договориться с англичанами может просто саботировать даже ваши прямые указания, — честно ответил Трипиц.

В это же время Бюлов думал о возможности начала войны и строил планы, как оставить Англию нейтральной. Именно при ее нейтралитете война становилась не только возможной, но даже и желательной. Шанс, по его мнению, еще оставался, особенно с учетом возможных совместных действий в Балканском кризисе. Не надо только глупо провоцировать англичан и просто остановить строительство новых кораблей. Самой трудной задачей в этом плане была необходимость уговорить Вильгельм II от строительства его самых любимых игрушек — линкоров.

В это же время звучали дудки на кораблях германского флота в бухте Яде. Флот открытого моря готовился к мобилизации. А линейный крейсер Кайзерлихмарине «Мольтке» и сопровождающие его легкие крейсера «Дрезден» и «Карлсруэ», с полуротой третьего морского батальона на борту линейного крейсера и взводами из той же роты на остальных крейсерах, шли рядом с колонной английских броненосцев к Дарданеллам…

Примечания:

[1]Подлинные слова русского посланника в Софии Неклюдова, написанные в 1913 г. нашей реальности

[2]Повод для выполнения договора. Дело в том, что юридически Тройственный союз Германии. Автро-Венгрии и Италии заключался, как оборонительный. Поэтому объявление одной из этих держав войны своему противнику делало его недействительным. Чем в 1914 году и воспользовалась Италия, уклонившись от участия в воне на стороне Германии

[3]Персонаж, введенный автором

[4]Во время кризиса, возникшего при поражении турок в 1-й Балканской войне, французы действительно проводили частичную мобилизацию приграничных округов

[5]Далее — слегка отредактированные слова из мемуаров Тирпица

[6] Далее — подлинные слова Вильгельма II

[7]Готлиб фон Ягов — статс-секретарь (министр) иностранных дел Германской Империи в это время. Как и в нашей реальности

Российского предела имперская мечта:

Босфор и Дарданеллы на вечные лета.

Все манит сквозь метели восточная звезда.

Босфор и Дарданеллы — раденье и беда.

В. Грачев

Молчит полумесяц и снова с востока

Таинственный ветер подул.

Молчит полумесяц и снова

Идут на войну

Петербург и Стамбул.

М. Покровский

Заседание Особого Совещания по делам на Балканах и Ближнем Востоке сегодня должно было состояться в присутствии императора в Зимнем дворце. Отчего всем, обязанным присутствовать на совещании, становилось понятно, что решения будут приниматься исторические и, скорее всего, радикальные. Михаил Суровый в таких случаях часто поступал как истинный гвардеец — сначала рубил, а потом уже смотрел, за что.

В Георгиевском зале дворца к указанному в приглашениях часу собрались все, даже слегка покашливающий от простуды министр иностранных дел Дурново. Вокруг специально установленного лакеями для заседания круглого стола расселись — глава Совета Министров премьер-министр Столыпин, министр иностранных дел Дурново, его советник по делам Османской империи Зиновьев, военный министр генерал Редигер, начальник Генерального Штаба генерал Михневич, глава морского ведомства адмирал великий князь Александр Михайлович, глава Государственного совета граф Коковцов и министр финансов Барк. В ожидании появления императора сидевшие рядом Коковцов и Барк шепотом обменивались какими-то своими финансовыми новостями, а Александр Михайлович столь же негромко общался с Редигером и Михневичем. А обсудить требовалось многое. Конечно, после разворота политики империи в сторону Дальнего Востока о русском Константинополе практически никто не вспоминал. Но и о том, что половина российского экспорта, в том числе почти девяносто процентов экспорта зерна, осуществлялось через турецкие проливы никто не забывал. Отчего в печати время от времени появлялись критические статьи с призывами обратить внимание на черноморский район и проливы вместо дальней и малоосвоенной окраины. Но кто из серьезных политиков и деловых людей внимает крикам газетных писак? Вот и тянули с решением этого вопроса, видимо как всегда надеясь, что все само рассосется. И пусть все хотели как лучше, оно получилось, как всегда. Внезапно нарыв «Восточного вопроса» лопнул, грозя залить переполнившим его гноем все вокруг. Начали итальянцы, а за ними подключились балканские страны… Возможное вступление болгар в столицу Османской империи неизбежно привело бы к вмешательству других держав в проблему Константинополя, что лишило бы Россию всякой надежды не только на приобретение Проливов, но на возможность какого-либо косвенного контроля над ними. Отдавать кому-то контроль над Константинополем и Проливами никто из присутствующих не хотел. С другой стороны, русские политики и военные опасались, что успехи Сербии могли вызвать вмешательство в ход событий Австро-Венгрии. Что породило бы ненужные в данный момент осложнения. Вплоть до войны, что было совсем нежелательно, учитывая сложную обстановку в Китае и Маньчжурии.

В результате пришлось срочно формировать Особое Совещание и искать выход из сложившегося практически безвыходного положения. А выход никак не находился, при том, что ситуация обострилась до предела.

Наконец в зале появился император. И сразу после обмена приветствиями предоставил слово Столыпину.

— Господа, буду краток, — заявил не любивший обширные речи премьер-министр. — Перед нашим совещанием стоит только один вопрос — что делать в связи со сложившимся положением. Ибо Проливы в руках сильного государства — это значит полное подчинение всего экономического развития юга России этому государству. Что является для нас, как мы все понимаем, неприемлемым.

Воцарилось неловкое молчание. Никто не рвался выступать первым, так как никто, в сущности и не видел никаких способов решения этой задачи.

— Предусматривая возможность долговременной оккупации Константинополя, нам казалось бы крайне желательным воспользоваться временем, пока союзники еще находятся у ворот турецкой столицы, чтобы послать туда воинскую часть с целью охраны порядка и безопасности европейской колонии и христиан во время отступления озлобленной турецкой армии, — наконец решился высказать свое мнение Дурново. — Наличие нашей воинской части в Константинополе создало бы для нас реальный залог того, что в решении вопроса о дальнейшей судьбе турецкой столицы и Проливов за Россией останется решающий голос. Особенно в свете последних предложений, которые нам конфиденциально переданы германским правительством.

— Повторите еще раз для всех эти предложения, — приказал Михаил.

— После возможной оккупации Константинополя болгарами, наиболее вероятным исходом германское правительство считает высадку в городе европейского десанта и последующий созыв международной конференции. На которой, по германским сведениям, англичане предложат ввести в Константинополе режим международного правления по образцу Танжера. В таком случае германское правительство не будет против оккупации нашими частями Верхнего Босфора с целью установления там нашего контроля и последующий переход этого района под наш протекторат. Таким образом, мы получаем контроль над режимом Проливов. Но, как мне представляется, по германскому замыслу такие наши действия должны привести к трениям между нами и англичанами, а, возможно — и французами.