— Ваше благородие, прошу вас вернуться на командный пункт, — тихо попросил Кощиенко. — Мы без вас, не дай бог, не отобьемся. Командовать некому будет.

— Много на себя берешь, унтер, — зло ответил Строев. — Мне виднее…

Разговор прервали дикие вопли и стрельба. Обозленные хунхузы мчались галопом прямо на стены, словно собираясь проломить их тушами своих коней. И стреляли, прямо на скаку, беспорядочно и неприцельно.

— Внимание! Прицел шестьсот! Целься! — скомандовал Кощиенко. — Готовьсь! Залп! — и выстрелил сам в одного из побогаче одетых бандитов.

Даже на фоне оглушительной пальбы бандитов дружный залп из десятка винтовок прозвучал солидно. Да и упавшие полдюжины всадников сразу несколько охладили пыл тех, кто это заметил. Но остальные продолжали мчаться как ни в чем не бывало, приближаясь к стенам.

— Целься самостоятельно! Пачками! — приказал Анемподист, передергивая затвор. И снова выстрелил, продолжая тщательно выцеливать самых импозантных всадников на лучших лошадях. Стреляли все, даже поручик, тщательно целясь, сделал несколько выстрелов из винчестера.

Но вал конников стремительно приближался, словно не замечая падающих то там, то тут подстреленных всадников. А иногда и кувыркающихся через голову раненых или убитых лошадей. Образовывающиеся в таких местах заторы лишь на время сдерживали часть лавины. Оставалось шагов триста до стены, когда Анемподист вспомнил о полученных приказах и, отставив винтовку, трижды изо всех сил дунул в выданный ему свисток. В одну из бойниц высунулось нечто многоствольное… А потом звуки пальбы дополнились звуками длинной, при этом как бы заикающейся, чередой выстрелов картечницы. Словно заработал гигантский «Зингер[3]». Стену начало затягивать дымом, но легкий ветерок постепенно относил его в сторону и Кощиенко воочию снова увидел знакомую картину. В отличие от пулемета развернуть ствол картечницы развернуть оказалось намного сложнее, но в обстреливаемом районе привычно для его глаза трупы лошадей и людей лежали десятками. Уцелевшие хунхузы уже развернулись и мчались назад. Пограничники постреливали им в спины, стараясь не тратить зря патроны.

Поручик приподнялся, с удовольствием посмотрел на поле. Повернулся к Кощиенко.

— Командуй, унтер. А я пойду в штаб, — приказал и ушел. Оставив Анемподиста разбираться происходящим на стене. Впрочем, разобрался он сравнительно быстро. Одного тяжело раненого случайной пулей по его приказу унесли к фельдшеру, двое легкораненых перевязали тут же и оставили на постах. Проверил сколько осталось боеприпасов, особенно к картечнице. И все.

А потом начался второй штурм. Хунхузы спешились и пешком, прилегая при каждом выстреле, начали подбираться поближе к стенам. Под метким огнем русских это у них выходило медленно. К тому же бандиты, как заметил Кощиенко и не очень-то рвались под пули, тем более под огонь картечницы. И если бы не страх перед главарем и его подручными, которые наблюдали за атакой издали, хунхузы явно предпочли бы бежать подальше от этого страшного места. Но пока вокруг укрепления шел неторопливый, тягучий как патока пехотный бой, привлекший все внимание бандитов. В результате поезд, который должны были хунхузы захватить, пронесся мимо них совершенно неожиданно. Но главарь шайки, даже упустив главную добычу, не хотел уходить, не отмстив оскорбившим его русским. И даже имел некоторые шанс проделать это. Если бы…

если бы не внезапная атака казачьей сотни, появившейся из-за холмов в разгар второго штрума. Атака, которую знаменитый в некоторых кругах Хун Мэй не пережил, потеряв голову от удара острой казачьей шашки….

Примечания:

[1] Тара емкостью 0,125 литра, в которой продавалась водка

[2]Хун Мэй — красные брови, прозвище главаря хунхузов. Взято из книги А. Рыбакова с его любезного разрешения

[3] Марка популярной в то время швейной машины с ножным и ручным приводом. Продавалась и в России

страданияОсманские страдания

В Истамбуле Константинополе, да

Да был жестокий Бей-паша.

В Истамбуле Константинополе, да

Да в страхе он народ держал.

Д. Шагаева

«Новый султан флот не любил

и тот пришел в упадок»

А. Шапиро.

Двуколка свернула на Йазе-и-Кебир и неторопливо покатила среди обычного для стамбульских улиц беспорядка. Сидящий на облучке посольский кучер привычно-спокойно смотрел на суетливо спешащих пешеходов и двигающиеся в разные стороны повозки. Лишь время от времени флегматично ругая русским матом рискующих попасть под копыта торопыг, которые огрызались на него на своем, османском. Впрочем, сегодня на проспекте движение было не столь интенсивным, и коляска быстро добралась до двора посольства Российской империи. Где пассажира уже ждал первый секретарь посольства Александр Лисенко.

— Что скажете, Петр Иванович? — спросил он высадившегося из коляски Анжу.

— Знаете, Александр Андреевич, — капитан первого ранга ответил спокойно, но в что-то в тоне его голоса заставило секретаря насторожиться, — у меня возникло ощущение, что нашего любезного Николая Валерьевича турки водят за нос. Рассказывая и показывая ему только то, что ему приятно знать и он хочет видеть. По полученным мною новостям поговорим чуть позже, с вашего позволения.

— Хорошо. Жду вас в «секретной», — согласился секретарь.

— Четверть часа, — уточнил Анжу.

Через пятнадцать минут он, переодетый в белую «тропическую» форму, уже входил в специальную комнату для секретных переговоров, которую в посольстве все коротко называли «секретной». Там его уже ждали первый секретарь и его помощник — писарь секретной части.

— Рассказывайте, Петр Иванович, что узнали, — вежливо попросил секретарь.

— Сведений о том, что рассматривается возможность ввода нашего флота в Проливы, нет. Но получены сведения, что турки за последнее время доставили к Проливам морские мины для крепостного минного заграждения, которые собираются погрузить на заградители. А еще довели до полного комплекта расчеты артиллеристов береговых батарей. Причем как защищающих Босфор, так и у Дарданелл.

— Понятно, Петр Иванович… уточните только для меня, как специалист — крепостные мины, это что? — уточнил секретарь.

— Эти мины соединяются проводами с берегом и взрыватели на них включаются электрическим током. Пока они не включены — мины безопасны и корабли могут проходить прямо через заграждение. Но стоит появиться кораблям противника, на берегу замкнут рубильник. И корабли начнут подрываться в водах, которые до этого считались безопасными.

— Теперь все понятно. Спасибо за объяснение, — секретарь явно торопился доложить полученные сведения послу. Однако на прощание не забыл спросить. — Как вы полагаете, турки закроют Проливы для нейтральных судов?

— Как я узнал, в случае появления итальянского флота у Дарданелл, либо объявления войны кроме Италии, еще и странами Балканского Союза — закроют обязательно, — ответил Анжу и, поклонившись, вышел из кабинета. Ему еще предстояло надиктовать и отправить шифровку по своему министру — морскому. К тому же в кабинете его ждали несколько сообщений от осведомителей из разных портов Османской империи. И, как оказалось, в том числе и с описанием недавнего морского боя между итальянцами и турками, о котором в столице было известно только по слухам.

Анжу первым делом записал текст телеграммы в Петербург, после чего вызвал помощника и отдал ему шифрованный текст для отправки по телеграфу. А потом с нетерпением распечатал конверт от купца из Бейрута. Дмитрий Ономагулос, полугрек — полуармянин с примесью арабской крови, имел очень хорошие связи среди офицеров бейрутского гарнизона и, особенно, военного порта. При этом работал на русскую разведку уже лет десять. Однако предыдущий военно-морской агент, сдавая дела Петру, советовал быть внимательней с этим купцом. Так как подозревал, что «работал» этот осведомитель не только на него, но и на его коллег из Франции и Германии. Но все полученные от него сведения, которые Анжу смог проверить, полностью подтверждались. Поэтому Петр продолжал пользоваться его услугам и пока не разочаровался. К тому же Бейрут к интересным военно-морскому командованию России точкам относился постольку-поскольку, разве что из-за близости к Суэцкому каналу. Но сейчас письмо из города, у которого, по слухам, и состоялся бой итальянских крейсеров из их «летучего отряда» с флотом и местной береговой обороной турок.