— Желаю, чтобы тебя тут не было! — ответила Эля. — Другого времени не нашёл? Почему всегда рядом торчишь, когда мы тут гуляем?

— А вы мне не госпожа! — ответил он Эле, оскалившись во весь свой зубатый рот, будто ему очень весело. — У вас тут нет слуг!

— Ты всеобщий тут слуга, вот и служи! А не развешивай свои уши как на просушку у нас под ногами!

— Я-то и служу, а вот кому вы служите, госпоже Нэе-Ат или только себе, это пусть госпожа решает! — он руками поднял тарелочку, издевательским манером нацепил себе на голову как шапочку и удалился прочь.

— Выгони его немедленно! Отсюда и прочь! — закричала Эля, чтобы наглец её услышал.

Я махнула на неё рукой, и она смолкла.

— Что же жениху не пожалуешься на грубияна? — спросила я, развеселившись от их перебранки. — Кажется, весь подсобный персонал Инар Цульф и набирал для нашей «Мечты».

— Да заняться ему больше нечем, как охранников-дворников воспитывать! — огрызнулась Эля. — Он и в лицо-то его не знает. Администрация нагнала, кого придётся, и забыла об этом. Пусть уж этот, лучшего не дождёшься. Да плевать я на него хотела! Это девчонки на него жалуются Лате. А она им: «А вы сами не вступайте в сожительство с теми, кто уж точно не поведёт ни одну из вас в Храм Надмирного Света». А намёк-то был брошен в нашу с тобою сторону. Я учуяла.

Она по-прежнему была для меня незаменима, опять пришла с утренним завтраком в мою жилую половину кристалла, а вечером сделала мне массаж ног, поскольку обладала не только мягкими и одновременно сильными руками, но и где-то приобретённым умением. Бегая весь день, я сильно уставала.

— Наша богиня Мать Вода наградила тебя своим совершенством, — приговаривала она. — Такие ножки бесподобные! Такая шёлковая кожа… Тот мужчина, кто станет твоим избранником, будет каждую ночь умирать от счастья, что такая женщина принадлежит ему… — и она гладила мои ноги с каким-то ненормальным сладострастием, приникала к ним, щекоча языком. От её опытных прикосновений я ощутила истому и резко отпихнула, едва не завезя ногой ей по лицу.

— Не лижи меня, как аристократическая комнатная собачка!

— Если бы ты только захотела, — зашептала Эля, — я обучила бы тебя таким штучкам, что любой мужчина, едва прикоснувшись, стал твоим бы на любое угодное тебе время! Ты же томишься без мужчины…

— Мне и одной неплохо живётся! — ответила я. — По крайней мере, я чиста. Я не собираюсь никого ублажать.

— Так не бывает. Ты же женщина, уж коли была замужем…

— У меня нет желаний, которые распирают тебя! Всякому желанию предшествует мысль и воображение. У меня таких мыслей нет!

— Так не бывает. Ты же живая, молодая, а одна…

— Уйди прочь!

Она никогда не обижалась, если я позволяла себе шпынять её, считая, что раз я госпожа тут всему, любое моё поведение естественно и оправданно. Но мне никогда не нравилось унижать людей, и я после своего срыва всегда стремилась загладить свою грубость тем, что дарила ей какие-нибудь милые мелочи, а также покупала игрушки её детям. Услужливость её сочеталась с искренней любовью ко мне. Одной только корыстью наши отношения не измерялись. У нас с нею был взаимно-необходимый симбиоз, что я и поняла, прожив на дистанции от неё три долгих дня.

Три долгих дня спустя у меня замерцал браслет связи. Озадаченная ранним часом, я всё же обрадовалась, не сомневаясь, что это призыв к примирению.

— Хорошо спала? — промурлыкал он. Видимо, настраивал меня на дальнейшую податливость. — Приходи к «Зеркальному Лабиринту». И раз уж я всё равно разбудил тебя, лучше в течение этого же часа. Артур будет ждать тебя.

— Зачем? — спросила я, решив больше не давать Рудольфу возможности загонять себя в тупиковую ситуацию.

— Я снял блокировку на твой выход из города. Так что можешь в любое время, как и прежде, выезжать за пределы ЦЭССЭИ по своим надобностям. Но не советую столь опрометчиво разрушать всё то, что досталось тебе немалыми трудами. Поэтому считай, что это официальное приглашение к разговору по поводу дальнейшего функционирования твоей «Мечты». К тому же в случае, если бы ты и покинула город, ты должна знать, что на твоё имя уже давно куплен дом в одном из столичных пригородов, документы на который оформлял Инар Цульф. Я удивляюсь, что он не ввёл тебя в курс дела. И если бы ты сбежала в тот раз, то подумай здраво, как ты стала бы жить, отказавшись от всего достигнутого? И настолько ли Цульф является твоим истинным другом, если он ничего не сообщил тебе о законно приобретённом и обустроенном доме? Если готов был отпустить тебя в старую развалину, давно превращённую в склад или цех, лабораторию, — не уточнял, что именно там находится. Весь этот его лепет о том, что он просто растерялся, не вяжется с качествами его очень рассудочной и изворотливой натуры. Цульф не настолько уж и боится твоего бывшего мужа, зная, как мало того интересует сугубо материальная сторона твоего существования и всё прочее, связанное с твоим благоустройством. Вспомни, с какой лёгкостью твой «защитник» выкинул тебя в бытовое неустройство. Даже если бы ты вернулась в лачугу на тот самый «Крутой Берег», для него это было несущественно. Для существа такого уровня, чья жизнь к тому же на данный момент и не связана с этой страной, как я понимаю, сама бытовая фактура твоей уже жизни есть несущественные мелочи в сравнении с его неведомой никому целью.

Я согласилась с его доводами, понимая, что Цульф обоснованно рассчитывал на то, что моё непродуманное поведение лично для него шанс обогатиться. А также присвоить мою «Мечту»! Возможно, он был и заинтересован именно в таком развороте,

— Твой лже-отец и лже-муж опять хочет забрать тебя к себе. Не исключено, что он и отпустил тебя со своего острова исключительно ради того, чтобы ты оценила то преимущество, когда жила у него за пазухой, как эмбрион в утробе матери, не заботясь о насущном и всегда тяжком выживании.

Тут он сделал паузу. Я молчала.

— Почему же не спрашиваешь, откуда я знаю, что твой ветшак хочет тебя забрать к себе?

Я молчала.

— Его видел в столице Инар Цульф. Старик потребовал у него, чтобы он привёз тебя в тот старый дом…

Я молчала.

— Однако, как удивительно совпали его желание вернуть тебя и твоё желание убежать…

Я молчала.

— Цульф ответил, что не в его силах вырвать тебя из города, где ты по-настоящему реализовала себя как художник, как мастер, обрела признание и вовсе не бедствуешь. У живущих тут людей большие возможности, ну и прочее. Тут он признался старому, что ты обрела в городе… — он помолчал, подыскивая определение, — Друга. И оторвать тебя от того, с кем ты счастлива, немыслимая задача. Ты не считаешь, что он преувеличил?

Я молчала.

— Тогда старик потребовал всего лишь устроить вашу встречу, а он не собирается насильно утаскивать тебя к себе.

— Я сказала Цульфу, что не желаю встречи с Тон-Атом, — произнесла я, наконец. — И не из-за тебя так, а потому, что я обижена на Тон-Ата за бабушку, когда он выкинул нас в полное неустройство. Я так и сказала, что при очередной встрече пусть Инар скажет, я остаюсь в ЦЭССЭИ.

— Разумно, — одобрил он. — А где конкретно Инар с ним встречается? — он при каждом случае пытался выудить у меня сведения о Тон-Ате.

— Тебе-то зачем? У Инара нет с ним контактов. Тон-Ат сам возникает в некоем доме яств «Нелюдим», когда и считает нужным.

— Что за «Нелюдим»? Не та ли башня у берега реки, которой владеет Чапос? Кажется, там законспирированный бордель…

Слово оказалось непонятным, а он не пояснил. — Видимо, старые связи дороги твоему ветшаку. Иначе, чего бы ему там делать при отсутствии сугубо мужских потребностей.

— Разве женщины не употребляют ту же еду, что и мужчины, а питаются светом и водой как цветы?

— Чапос не пускает женщин в этот «Нелюдим», насколько мне известно. И зная его повадки, нетрудно предположить, что это за оранжерея. Ты считала своего старца добрым и всемогущим духом-охранителем, но твой реальный и персональный уже волшебник это я.