Я опять промолчала.

— Придёшь? — спросил он, и голос опять стал вкрадчивым. У меня позорно потеплело внизу живота, а решимость к противодействию столь же ощутимо угасала. И даже моя женская злопамятность на его тычки и унизительные обзывания меня, не способствовали моей стойкости.

— Да, — ответила я, отлично зная, что не козни Тон-Ата и не корысть Инара его заботят. Он отлично понимал, что никуда я теперь не денусь, раз уж ему удалось сорвать мой спонтанный порыв к побегу. Он зверски скучает. Он хочет того, что называл «насыщенным сексом». И желая того же, я не желала подпадать под своё же собственное и ответное неодолимое влечение. Под необоримую власть Рудольфа надо мной. Потому что он контролировал свои чувства, а я нет.

Надо бы принарядиться, а тот безликий наряд я выбросила в кучу обрезков в швейном цеху, может, на что и сгодится. Его тут же кто-то стибрил, чему я нисколько не огорчилась. Я остановила выбор на своём счастливейшем платье, в котором появилась на той выставке в Творческом Центре в столице. Здесь ходить в нём некуда. Не по лесу же гулять? Продавать его я в мыслях не держала, считая своим судьбоносным платьем. Ткань оттеняла цвет моих глаз, и весь наряд неописуемо удачно подчёркивал все мои лучшие особенности. Не значит, конечно, что я идеальный образец, кое-какие недочёты, пожалуй, имелись, но откровенные недостатки отсутствовали. Но как уверяла моих клиенток Эля на ушко, помогая им примерять их обновки: «К чему распространяться вслух о недочётах собственной природы, если основная задача всякой женщины не только стремиться, но и казаться идеалом».

Я упрямо навела красоту, накрасив ресницы и загнув их. Кто мне тут равен? Эля что ли? Смешно. Я нацепила заколки с сапфирами, те, что выкупила у воровки. Они когда-то принадлежали Гелии. На руку, обнаженную у плеча, я нацепила тот самый браслет Эли. Чтобы досадить ему. Тут я его раскусила. Не нужна ему ни Эля, никто другая из тех, кто стоят в очереди в ожидании его милости, но это из его слов только. Лично я подобной очереди не увидела нигде, она существовала только в его вымысле, чтобы задеть меня. Ему нужна только я одна. И браслет был послан специально, чтобы меня завести. Он знал, что Эля всё расскажет, не выдержит.

Я сунула руку в один из своих потайных ящичков. Там хранился небольшой флакон из матового синего стекла, украшенный мелкой россыпью слёз Матери Воды. В нём с давних времён хранилось таинственное снадобье бабушки. Когда она передала его мне, она сказала; «Если возникнет у тебя такая ситуация в жизни, когда ты будешь сгорать от желаний, но пожелаешь отключить их, став бесчувственной, а при этом сохраняя ясное сознание, то выпей пару глотков. Только помни. В случае передозировки могут возникнуть и последствия».

Я сунула флакончик в свою сумочку на поясе. Когда Артур привёл меня к той же самой стене в подземном уровне загадочного города, он какое-то время топтался на месте и не нажимал свой браслет.

— Вы кто? — спросил он, наконец, с любопытством настолько забавным и мальчишеским, что я не могла ни развеселиться.

— А три дня назад вы меня о том не спросили.

— Вы из внешней его агентуры? — он улыбался мне в ответ, и было очевидно, тянул время, чтобы со мною поговорить просто так, из-за того, что я ему понравилась.

— Из какой агентуры? — удивилась я, не поняв его.

— Да тут… — он замялся, наморщил лоб, соображая, о чём и как говорить со мною, не понимая, зачем женщине из текстильного центра входить в такое секретное место. Он был настолько озадачен, что врал напропалую. А может, и не врал. — Всякий влиятельный и просто ответственный за что-либо человек обязан иметь свою сеть из тех, кто даёт ему необходимые сведения о том, что его и интересует в силу профессии или статуса в закрытом городе. Тут же не парк развлечений, а закрытый научный объект. «Зеркальный Лабиринт» сердцевина всего города, у него уже несколько степеней защиты в сравнении с городом в целом.

— У Руда много агентов женского облика? — полюбопытствовала я.

— Наверное, всякие есть. Я не в курсе его дел особо-то. Мне сказано, прибудет агент. И всё.

— А у тебя есть агент? Женского облика? — не отставала я, намекая вовсе не на подлинных тайных осведомителей. Он смутился.

— Мне ни к чему. У меня своя зона ответственности и своя профессия, — затянувшийся разговор скрывал его явное нежелание расставаться со мною. Но было ли мне это в радость, не знаю. Всё равно, пожалуй. Я же не Эля, ловящая внимание любого, кем он ни будь, мужчиной или совсем юным мальчиком. — Он сегодня страшно злой, с самого утра, — сказал он тихо, будто кто мог и услышать в пустынных тоннелях, — Конечно, вы такая красивая. Но всё же, лучше будьте осторожнее с ним. Он за завтраком в столовом отсеке из-за того, что ему не понравилось какое-то блюдо, всё сшиб на пол и ушёл. Такое бывает редко, но лучше к нему на глаза в такие минуты не лезть. Давайте, я провожу вас обратно, скажу, что вы не пришли, а вы что-нибудь и придумаете потом, скажите, дела там. Мало ли. Недомогание. Или уехали. — Он стоял и перечислял возможности, чтобы мне уйти, — Он сказал, чтобы вы подождали его здесь. Он несколько вынужден задержаться. Но вы лучше не ждите. Не входите туда, пока он не пришёл…

Он не договорил, стена бесшумно отъехала в сторону, и я увидела в проеме чёрную фигуру. На груди сверкал скорпион из прошлого, его зелёные голографические глаза переливались в неживом свете лабиринта. Лицо самого Рудольфа выражало смесь недовольства и величия. Артур даже не смог скрыть изумления.

— Чего ж сказал, что задержишься?

— Я и задержался, — он вопросительно поглядел на Артура, — где ты сам-то столько времени шлялся?

— Ждал, как и было приказано. Девушке очень понравились картины, она их рассматривала, спрашивала, кто их изготовил. Я сказал, что не знаю. Так-то принтер голографический распечатал, но чьё творчество изначально, того не знаю… Про принтер, конечно, она ничего не поняла, я дал маху…

— О каких картинах речь? — спросил Рудольф, — Почему ты не провёл её закрытым маршрутом, как я и велел?

— Но ведь… она же не должна знать, что есть закрытые маршруты и тайные входы сюда…

— Она уже отлично о том осведомлена. Или ты считаешь меня слабоумным? Ты зачем впёрся в таком виде в холл, открытый для троллей, если не напялил ряженку?!

— Так рано же… там ни души в такое время. Ведь рабочий день для всех начинается намного позже…

— Ну, а если бы кто-то вздумал туда прийти пораньше?

— Да как? Двери заблокированы точно до указанного часа…

— Не для всех, малоумный! А лишь для рядового персонала троллей! А в «Лабиринте» полно троллей высокопоставленных! Они имеют и ночной допуск в верхние уровни помещений! Ты где, собственно, находишься?! Очнись от своих детских грёз! — он так гремел, что у Нэи заложило уши.

— Да нигде! — крикнул вдруг мальчик Артур. Его глаза засверкали от еле удерживаемых слёз досады. То ли на себя, то ли на беспощадного ругателя. Развернувшись, он ушёл, не проявляя никакой почтительности к старшему и, по-видимому, главному здесь у них, в подземных лабиринтах.

— Прошу, — и он посторонился. — О чём вы так долго говорили?

— С кем? — я не отметила ни малейшего чувства по поводу своего, как мне казалось, потрясающего вида. — Он хвалил моё платье, — зачем-то соврала я, и тут же почувствовала, что он просёк мою ложь. Он оглядел меня всю так, как оглядывают манекен, не беря в расчёт чувства самого манекена, которых нет по определению.

— Ты полностью оправдываешь ту кличку, что я тебе дал.

— Я не домашнее животное, чтобы носить кличку вместо имени, которое у меня есть!

— Находчива, как и всегда. Твоя способность отражать недостойные выпады против себя просто блестящая. Без шуток. Коломбина весёлая и красивая марионетка, а не животное. И даже не марионетка, а театральный персонаж, в который все влюбляются. — Он стоял настолько близко ко мне, что возникло непреодолимое желание обнять его и прижаться… Мне стоило огромного усилия, чтобы такое желание подавить.