Его взгляд смягчается, и я ненавижу это, поэтому, когда он произносит мое имя, я обрываю его.

— Передай моему отцу, что я скоро спущусь. Я буду улыбаться и говорить все правильные вещи и притворяться, что он не совершает ошибки, которая обязательно укусит его за задницу, но, когда это произойдет, я с радостью скажу, что я тебе это говорила.

Однако я не рассказываю об этом Дому.

Дамиано не отвечает, но после секундной паузы он протягивает руку, его большой палец скользит по моей скуле. Он всегда хорошо выполнял то, о чем я просила, и никогда не давил слишком сильно.

Он знает, это лучше.

Ни для кого не секрет, что он хочет, чтобы я приняла его предложение о большем, и, хотя я знаю, что он заботится обо мне как о личности, я также знаю, что это не более чем игра власти. Я знаю, потому что мы говорили об этом в прямых выражениях. Я знаю, чего он хочет, а он знает, чего я не хочу.

Он хочет жениться в нежном возрасте двадцати двух лет, а я хочу, чтобы мой отец гордился мной, чтобы я могла претендовать на то, что принадлежит мне как самому сильному наследнику по праву наследования, на место главы, которое занимает мой отец в Союзе Грейсон, союзе между четырьмя семьями, созданном, чтобы держать нас на вершине, без шепота окружающих мужчин шепчущих на ухо. Дом говорит, что он бы не посмел, и я знаю, что он говорит правду.

Но сегодняшняя правда часто становится завтрашней ложью, почти всегда случайно.

Я не могла винить его за то, что он не сдержал своего слова, и мне бы не хотелось, чтобы ему пришлось умереть из-за этого. Ложь рифмуется со смертью не просто так, по крайней мере, так клянется мой отец. Я не знаю, почему Дом так торопится. Мы все еще застряли в учебном процессе, который от нас требуется, даже несмотря на то, что наш IQ может превзойти любого профессора, работающего в Элитной академии Грейсон. У нас обоих есть свое место в этом мире, когда все сказано и сделано, но никто не знает, что это за место.

Его нужно заслужить, как всегда, заслуживают всё, что стоит иметь.

Дамиано наклоняет голову, мягко прижимаясь губами к уголку моего рта, а затем выходит за дверь через несколько секунд после того, как отпускает меня. Я следую за ним к двери, хлопаю ладонью по большому квадрату с левой стороны стены, не утруждая себя наблюдением за тем, как стальные штыри выступают с обеих сторон, соединяясь вместе и запирая всех остальных с другой стороны, даже мои девочки теперь не смогли бы войти без моего разрешения.

Бросив взгляд на лепнину в виде короны наверху, я возвращаюсь к бару в левом углу, поджимая губы при виде графина, доверху наполненного "Луи Реми Мартен". Только в моем мире считается нормальным, чтобы в номере, предназначенном для трех восемнадцатилетних девушек, был запас спиртного, достойного короля.

Или королевы, в нашем случае. То есть из криминального подпольного мира.

Я наливаю меньше порции в маленький хрустальный бокал и подношу его к губам, чтобы медленно вдохнуть аромат дубовых ирисок. Вслепую расстегиваю и отпускаю молнию вдоль левого бедра, и тяжелая плиссированная часть формы падает на пол.

Положив локти на стойку бара, я откидываю голову назад, закрываю глаза и наслаждаюсь моментом в одиночестве, испуская долгий, медленный вздох, который, кажется, сдерживала несколько дней. На самом деле прошло всего несколько часов с тех пор, как мой отец сообщил мне эту глупую новость, и это скручивает меня изнутри раздражающей смесью гнева и предвкушения.

Но серьезно, о чем, черт возьми, он думает?

— Я не эксперт, но я чертовски уверен, что именно так и следует носить эти каблуки. — Глубокие, скрипучие слова доносятся откуда-то из-за моей спины, прорезая мои мысли, и требуется настоящее усилие, чтобы не подпрыгнуть.

С уверенной, чрезмерно натренированной грацией я направляю свое внимание через плечо в дальний правый передний угол комнаты, где стоит черное бархатное кресло, и этот особый уголок затемнен не просто так. Золотистая окантовка вдоль изгиба стены создает мельчайшее отражение от люстр, создавая едва заметный силуэт, но не более того. Ни один мужчина, которого я знаю, или женщина, если уж на то пошло, не осмелились бы проскользнуть в этот номер без разрешения.

Наступает тишина, и мертвец наклоняется вперед в кресле, свет падает на что-то блестящее с левой стороны его лица. В ответ мне поблескивает серебряная петля, идеально изогнутая вокруг полной, малиновой, криво изогнутой нижней губы. Мой шок берет надо мной верх, мои глаза слегка расширяются, когда приходит осознание, и он этого не упускает.

Мрачный смешок раздается в воздухе, звук глубокий и рокочущий, как отдаленный гром, а затем его пристальный взгляд скользит по моему телу. Его зубы обнажаются, он играет с пирсингом перед тем, как подняться по лестнице, впиваясь в меня.

— Мы снова встретились, богатая девочка. — Он вскидывает голову, расплываясь в безжалостной, торжествующей ухмылке. — Ты собираешься предложить мне выпить или что?

Что за черт.

Блядь.

Глава 2

Роклин

Желание сдать этого подражателя Дон Жуана буквально велико, но острая искра интриги или явное отсутствие чувства самосохранения с его стороны почему-то сильнее. Он никак не мог следить за мной от заправки. Его и близко не было рядом на своей развалюхе, а я выжила сотню через несколько секунд после того, как выехала со стоянки, так что как он сейчас здесь оказался, я не знаю, но я выясню.

Я отталкиваюсь от стойки, готовясь зайти за нее, но высокий, дерзкий и ужасно одетый, кажется, против такого шага. Сделав несколько больших шагов, он оказывается на расстоянии вытянутой руки от меня, и на этот раз именно он прищелкивает языком. Моя левая бровь приподнимается.

— Ты хочешь выпить или не хочешь?

— Я хочу, чтобы твои руки были там, где я смогу их лучше видеть.

Умно, учитывая, что я собиралась достать оружие, прикрепленное ремнями к нижней части полки позади меня. Поднимая ладони в воздух, я шевелю пальцами, и он подкрадывается ближе.

— Но я просто хорошая девочка, которая делает то, что ей говорят. Какую угрозу я могу представлять для такого большого плохого мальчика, как ты? — Притворно надуваю губы.

— Угу. — Он продолжает приближаться, пока не оказывается всего в футе от меня, его руки вытягиваются, ладони хватаются за край мрамора у меня за спиной. Так близко, что я вынуждена впитывать его всего в себя, от его темных волос до мрачного поведения.

Его волосы черные, как обсидиан, блестящие, как стекло, и в неопрятном беспорядке на макушке, хотя по бокам гладкие и короткие. Он носит их слегка прилизанными, но несколько прядей упали вперед, свисая ровно настолько, чтобы создать тень над правым глазом, привлекая внимание к тонкому белому шраму над левым. У него густые брови, длинные и размашистые ресницы, а глаза поразительного оттенка селестинского камня.

Захватчик несколько мгновений молча смотрит на меня, его глаза почти слишком яркие, чтобы в них можно было смотреть, но это не имеет никакого отношения к его настроению. В лучшем случае ему скучно.

— Ты знаешь, почему я здесь? — Спрашивает он.

— Прятался в углу, пока ничего не подозревающая женщина раздевается?

— Верно. Это часть самая интересная. — Он опускает взгляд, и это не останавливает небольшую морщинку, появляющуюся на его лбу.

— Что за школьница, носит кружева и такие заколки под своей формой?

— Заколки? — Я сохраняю невозмутимый вид. — Серьезно? Ты что, никогда не покупал девушке нижнее белье?

Все еще уделяя внимание моему телу, он говорит:

— Я похож на человека, которому нужно нижнее белье?

— Оу. — Притворяюсь я, что надуваю губы, и его взгляд устремляется к моим губам. — Конечно, кто-то вроде тебя предположил бы, что рискованное неглиже имеет единственное отношение к тому, что тебе нужно. Какой же ты, наверное, эгоистичный любовник.

Его челюсть сжимается, и я отказываюсь реагировать, когда он придвигается еще ближе, мое тело теперь зажато между ним и тяжелой мебелью позади меня. Несмотря на то, что он такой подтянутый, каким кажется, мышцы, прижатые ко мне, невольно показывают, что можно увидеть гораздо больше. Я могла бы легко избежать его очаровательной попытки заманить меня в ловушку запугивания, но он этого не знает, и я вроде как хочу посмотреть, как далеко он зайдет.