– Диеп? Ты учился в Диепе?! – ахнула Катрин

Судьба свела нас в международном студенческом лагере. Мне чертовски нравилась эта стройная француженка. Я жаждал взаимности, и, зная обольстительную силу своих вербальных импровизаций, начал рассказывать ей о кадетсве.

–Почему Диеп? – удивился в свою очередь я.

То, что слово «кадет» имеет французские корни ( “капдет” на гасконском наречии «младший по возрасту», а в XVII веке так назывались молодые люди благородного происхождения, предназначенные для военной карьеры), мне, конечно же, было известно. Французский – моя специализация. Но что вплоть до 1964 – го, сначала в Версале, а потом в Диепе действовал кадетский корпус, где учились дети русских эмигрантов, было для меня открытием. Тогда, впрочем, развивать эту тему не стал. Тогда меня занимало совсем другое, и от слов я переходил к делу.

И вот теперь, выстраивая на досуге «генеалогическое древо» своего суворовского училища, выясняю, что и у нас, и у воспитанников закрытого учебного заведения, квартировавшего сначала в резиденции французских королей, а затем на берегу Ла Манша, учебные программы писались практически под копирку.

Даже балы свои мы открывали одним танцем. Котильон называется.

Случайное совпадение? Да, нет. Не случайное. Эмигрантские кадетские корпуса (а они, между прочим, были не только во Франции) замышлялись как приемники кадетских корпусов царской России. Человек, которому мы обязаны суворовскими училищами, думал, как ни странно, в том же направлении.

С 1943-го по 1944-й в Советском Союзе, все еще воюющем Советском Союзе, открыли два нахимовских училища и семнадцать суворовских. И, говорят, визируя проект соответствующего постановления, Сталин сделал приписку – «по типу царских кадетских корпусов». Тех самых корпусов, что в 18 –м ликвидировали как образовательную систему, не совместимую с новой политической ориентацией России. Корпусов, чьи воспитанники на манифест об отречении Николая II отвечали пением «Боже, Царя храни», а в Гражданскую сражались отнюдь не на стороне «революционной России». И, тем не менее – «по типу».

"Кадетские корпуса имеют целью доставлять малолетним, предназначенным к военной службе в офицерском звании, и преимущественно сыновьям заслуженных офицеров, общее образование и соответствующее их предназначению воспитание", – читаю в «Положении о кадетских корпусах».

"Суворовские военные училища имеют целью- подготовить мальчиков к военной службе, дать им общее среднее образование и соответствующее их предназначению воспитание", – читаю в «Положении о Суворовском».

С одной стороны, шаг вроде естественный – открыть начальные военные школы на полном пансионе: тысячи беспризорных мальчишек в стране, да и командный корпус армии, обескровленный войной и предвоенными, в скобках заметим, репрессиями, требовал притока свежих сил. Но если вдуматься … Были ж детдома. И специальные учебные заведения, готовившие из юношей призывного возраста офицеров, имели место быть. Почему вдруг понадобилось открывать военные училища еще и для детей, воссоздавая уничтоженную систему?

Вообще говоря, это отнюдь не отечественное изобретение – кадетские корпуса. Тут впереди планеты всей Пруссия. Мы позаимствовали.

Идея принадлежит Петру I. Но абсолютное воплощение она нашла с воцарением Анны Иоанновны. Опираясь на опыт Пруссии, племянница Петра Алексеевича, учредила “Корпуса кадет шляхетских», заложив, таким образом, систему воспроизводства не только военной, но и государственной элиты. Времена стояли для российской государственности смутные, а в системе этой все было направлено на то, чтобы заложить в сознание воспитанника вкусы, привычки и представления, необходимые для формирования должного мировоззрения. Мировоззрения «истинных патриотов и государственников». И получалось! Обработанные этой системой люди, и блестящую образованность демонстрировали, и великолепные человеческие качества и при этом становились мощнейшей опорой действующей власти.

Система была жесткая. Даже жестокая: "Содержать надлежит молодых людей весьма строго и за преступления штрафовать. (…) которые ж будут провождать свое время в лености и не будут показывать ни малейшей охоты к наукам, таких сперва наказывать фуктелем, арестом, не пускать их со двора, наряжать в шуточное платье; если ж ничто не поможет, то чтоб такие не занимали места у других, отсылать для написания в армейские полки, в унтер-офицеры или рядовые, смотря по их поведению. А если кто из кадет впадет в большие преступления и пороки, в воровство или в другое тому подобное бесчестное дело, таковых наказывать публично розгами, и, выписав из корпуса, определять в фузелеры, или отсылать по тому ж в военную коллегию для написания в солдаты в армию".

При Александре II систему решили «гуманизировать» – система начала давать сбои. Александр III вернул все на круги своя, и Александра III можно понять: в российском обществе зрели протестные настроения, идеи анархизма овладевали все большим количеством умов, терроризм сделался модной забавой, все ощутимей становился дефицит «истинных патриотов и государственников».

XX-й. Сороковые. Тут локомотивом «падения нравов» стала война. Люди повидали уже самое страшное, потеряли все, что могли потерять, и для них невозможного было мало. Его уже практически не осталось – невозможного. Ушел и страх. «Однова живем!»,– решали выжившие и становились морально все менее разборчивыми. И все менее управляемыми. Особенно молодые. И репрессивных методов тут было мало. Нужна была идеологическая подпорка. Коммунистическое завтра мало кого грело – прозорливый Сталин обратился к историческому прошлому. Возвратил армейцам погоны, ввел новые, учрежденные в честь великих русских полководцев, ордена, и открыл суворовские училища.

Богу, Царю и Отечеству служили кадеты. У суворовцев воспитывали «беззаветную преданность и любовь к Родине и Всесоюзной коммунистической партии (большевиков)". Но сути дела это не меняло: опора действующей власти. Опора, и на ресурсах Сталин не экономил. Лучшие здания, лучшее обеспечение, блестящие педагоги, воспитатели все – фронтовики в чине не ниже майора, у руля – боевые генералы.

«Хватит с меня одного военного! Слышишь? Хватит! – сердилась мама, едва я заводил речь о Суворовском. Но отцу все-таки удалось ее уговорить.

В нашем городе Суворовское появилось в 44-м. В начальниках – советский генерал, а в прошлом – полковник русской армии и выпускник одного из пятидесяти кадетских корпусов царской России. И вторым по счету начальником был генерал. Великолепный гимнаст и фехтовальщик, тоже когда – то носивший форму кадета. Ну, вот нашлись такие.

Впрочем, когда я поступал, а было это, напомню, в 56-м, нашим Суворовским командовал Петр Павлович Гречишников. Как и мой отец – полковник. И, как и отец, прошел всю войну.

Здание, меня оно поразило.

Анна Иоанновна своих первых кадетов разместила во дворце сосланного Меншикова. Роскошном совершенно дворце. Нашему училищу досталась одна из жемчужин модерна.

Голубой кафель облицовки, мрамор лестниц и перил. Когда-то в этом здании «сидело» губернское правительство, потом его занимало реальное училище, от которого училищу суворовскому достались оборудованные кабинеты естествознания, минералогии, химии, столярно-токарная и переплетная мастерские, музыкальный и рисовальный классы, две библиотеки – фундаментальная и ученическая. И был у нас еще один корпус. На соседней улице. В четыре этажа, а рядом – стадион с футбольным полем, беговой дорожкой, волейбольной и баскетбольной площадками. В этом корпусе жили младшие воспитанники. Поселили на время экзаменов там и нас.

Нас около ста. Сто – это рота. Строят, знакомят с распорядком и ведут в столовую. Первый обед в Суворовском. Боюсь его страшно. Больше, чем диктанта и примеров.

«Нет, тебя не возьмут», – вздыхал отец, глядя, как я ковыряюсь в жарком, которое мама приготовила к прощальному ужину. Эти его вздохи не выходят из моей головы, и я в напряжении жду, что в Суворовском дадут на обед.