Казалось, демона интересуют исключительно узоры на земле, которые складывались в запутанную вязь. Для стороннего наблюдателя она могла показаться просто абстракцией. Тот, кто знал шаверскую письменность, мог бы прочитать: «Чтоб тебя Тьма трахнула!». К счастью, поблизости таких знатоков не нашлось. Но Ирраш все равно старательно затёр завитки подошвой.

И опять оперся на меч, видимо, сам того не замечая, кривя губы в странной гримасе — то ли оскалиться хотел, то ли поморщиться. Но уж точно не улыбнуться.

Ночевать Дан не пришёл. Арха и сама не знала, хорошо это или плохо. Нет, когда твой мужчина по ночам шляется неизвестно где — это, естественно, очень плохо. Но если бы демон вернулся, пришлось разговаривать, объясняться. Только вот о чём говорить? «Я люблю тебя, несмотря на то, что ты женщин пытаешь!»? «Я думала, ты особенный. А оказался таким же демоном, как и все остальные…» — звучит ещё лучше.

Любит — не любит, простит — не простит. Да и что прощать? И за что прощать? Это его жизнь. Они давным-давно определились: у него своя жизнь, у неё есть собственная. И всё чаще получается, что идут они параллельно. Совсем параллельно — не пересекаясь. А если и умудрятся где-то столкнуться, то обязательно происходит взрыв. Ну, или пакость. Как-то не хватает одной только любви на то, чтобы соединить два разных мира в целое. И третий — общий, на двоих — появляться не спешил…

И собственная трусость покусывала клопом. За то, что за щенком побежала, от Адина лекарка втык уже получила. Понятно, что с бандитами разобрались и без её участия. Собственно, никаких особых разборок и не случилось. Дезертиры оказались ребятами ушлыми. На рекогносцировку им много времени не понадобилось. Убрались они шустро, только грязные пятки посвёркивали.

Хорошо, что направление для спасения они выбрали противоположное тому, куда Арха с Иром ломанули. А если бы нет? Свой втык ведунья честно заслужила. Потому и пряталась весь вечер от остальных гвардейцев. Заслужено или не заслуженно, а в демонических выволочках ничего приятного нет.

Стоило бы ещё сходить, поблагодарить шавера… Отца в смысле. Но встречаться с ним не хотелось. Без особых на то оснований. Не хотелось и всё. А это тоже трусость.

Травя себя дурными мыслями, ведунья и не заметила, как её сон сморил. Странный такой сон. Не любимый кошмар с похоронами бабушки, но что-то очень близкое. Арха понимала — происходящее нереально. Но и выдраться из этой нереальности не могла. Её засасывало в жидкую, но упругую, как кисель, черноту. Темнота жила, двигалась, дышала. И изучала девушку, рассматривала со всех сторон, будто ребёнок, крутящий куклу.

— Нет, всё-таки это забавно! — раздался голос, который существовал одновременно везде — и внутри и снаружи.

Ведунья слышала его раньше, совсем недавно. И определённо помнила — такое не забудешь. Но разве можно навестить Тьму во сне, да ещё и не по собственной воле? Может, она не заметила, как умерла?

Такая мысль нагоняла жути куда эффективнее всех голосов и всей черноты мира вместе взятых.

— Ну что ты мечешься? — усмехнулся мрак. Сама ведунья готова была клясться, что даже пальцем не шевельнула. — Не съем я тебя. Вот ведь странные создания. Называют себя моими детьми. Но стоит пропасть свету и тут же начинают паниковать. По идее вы темноту обожать должны.

— Это не темнота… — выдавила из себя лекарка.

Или не выдавила? Она и сама не поняла, сумела хоть слово сказать или всё же нет.

Зал обрушился на Арху внезапно, как на голову свалился. Естественно, помещение на девушку не падало. Это ведунья на пятую точку от неожиданности приземлилась, больно стукнувшись копчиком о мраморные плиты. Реальность воплотилась так быстро, что все чувства перемешались в круговерть: низ стал верхом, право оказалось слева, а неподвижные предметы пустились в пляску.

Впрочем, это всего мгновение и длилось. Потом лекарка осознала, что сидит на полу действительно посередь залы. Нормальной такой тронной палаты, полностью соответствующей всем представлениям о жилище Тьмы. Чёрный мрамор, колонны в тон, колоссальное кресло на постаменте из, наверное, сотни ступенек. В углах и у стен — клубящиеся тени. Для антуража, пожалуй, не хватало только черепов, груд костей и мученических воплей.

А вот в самой хозяйке ничего театрального не было. Женщина сидела на нижней ступеньке пьедестала. Балахон скрывал её руки до кончиков пальцев, а густая вуаль не давала разглядеть лицо. И всё равно отдельные черты ведунья разбирала: императрица, Адаша, монахиня-надсмотрщица…

— Я бы могла сказать, будто это потому, что частица меня живёт в каждой из них, — сообщила Тьма абсолютно нормальным голосом, без всяких сверхъестественных эффектов. — Но на самом деле это просто твой страх. Ты боишься меня, ты боишься их, вот и мерещится всякое. Уверена, что в Жизни ты тоже кого-нибудь узнала. Бабушку свою, например.

Арха неловко, опираясь на руку, встала. Ни подтверждать, ни опровергать слова говорившей ведунья не спешила. С богами вообще стоит вести себя поосторожней. Ляпнешь что-нибудь ни то и… Ну и останешься тут насовсем. А лекарке ещё обратно хотелось.

— А ты посмотри на это с другой стороны, — явно никаких ответов и не ожидая, продолжала Тьма. — Вполне может случиться так, что кто-то в моём лице найдёт твои черты. Тебе не кажется это смешным?

— Я зла никому не причиняла, — буркнула лекарка.

— Разве? — удивилась женщина, подняв голову. — Никому-никому, никогда? А эта, которую ты золоторожкой зовёшь? Или ты ей, может быть, добро принесла? Вот говоришь вам, говоришь — и всё без толку. Отлетает, как от стенки горох. Не бывает абсолютного добра или абсолютного зла. Для тебя добро, для кого-то другого горе. И наоборот. Только не начинай мне сейчас про Мать! — она вскинула руку, словно останавливая Арху. Хотя ведунья даже и начинать не собиралась. — Не хуже меня знаешь. Она — Равновесие, Справедливость. А, значит, в ней и зла, и добра равно понамешено. Из этого мы делаем вывод: она… Ну что?

Лекарка неуверенно пожала плечами.

— Ты должна была сказать, что она серость, — усмехнулась Тьма. — Ну, хорошо. Я тебя сюда не для болтовни о мироустройстве притащила. Скажи мне, дорогая. Ты дура или только прикидываешься, потому что так удобнее жить, а?

Арха переступила с ноги на ногу, облизала губы, заправила за ухо кудряшку. И опять неуверенно пожала плечами. Более умного ответа она придумать не смогла.

— Хорошо же! — кажется, девушка богиню начала всерьёз раздражать. — Наглядный пример для вас всегда доходчивее.

Снова смена декораций произошла резко — всё вокруг юлой закрутилось. Лекарка не упала только потому, что для любого действия тело нужно. Она же себя ощущала, как… Да никак она себя не ощущала. Мысль, висящая в воздухе.

И это было странно.

Но ещё более странным оказалось место — та самая избушка-землянка, в которой демоны держали арелима. Кстати, они тоже присутствовали — и демоны, и крылатая воительница. Она кричала. Именно этот вопль и слышала Арха в лесу — дикий, безнадёжный, тянущийся на одной ноте.

Впрочем, ведунья и сама заорала, если б смогла. Только при виде того, что с крылатой делает благообразный седоусый арифед. Как-то лекарке всегда казалось, выражение: «Жилы тянут» — не имеет реального аналога, просто образная фраза. На самом же деле имела. Из руки живого существа тоже вполне возможно жилы вытягивать.

И Архе-то деваться некуда было: ни глаза закрыть, ни в обморок упасть, ни даже отвернуться она не могла. Не говоря уж о том, чтобы помочь. Мир, превратившийся в Бездну для двоих — её самой и арелимы.

Дверь в землянку распахнулась резко, будто её кто-то снаружи пнул. На пороге объяснил Его Высочество Адаш, за спиной которого тёмной тенью маячил Дан. Оба мрачные, как сама мрачность. И пожалуй, злые. Очень-очень злые. Сгрудившиеся вокруг топчана демоны обернулись, втягивая головы в плечи, как черепахи или нашкодившие школяры.