Зато Ирраш двигался абсолютно спокойно и размеренно, с равнодушием дровосека. Только мышцы на голой спине перекатывались.

— Может, тебе ещё скалку дать? — насмешливо поинтересовался шавер у блондина, без видимого труда уклоняясь от беспорядочных махов. И методично разделывая забор справа от красавчика. Видимо, с этой стороны ему было сподручнее добраться до ифовета. — Или сковородку? Мне кажется, с ними ты справишься лучше, чем с мечом.

— Прекратите! — крикнула Арха.

Естественно, её никто и не услышал, ни то что не послушал. Даже Ир не перестал гулко, как в бочку, лаять.

— А, может, слухи то не зря ходили, а, Шай? — Ирраш, кажется, решил добить блондина не только физически, но и морально. — Может, у тебя в штанах и правда нет ничего?

— Ирраш, заканчивай! — лениво посоветовал принц. — А то такими темпами он действительно без всего останется.

— Закончу, — пообещал шавер. — Вот он мне сейчас формулу подчинения озвучит — и я закончу.

Если до этого момента во дворе и находился кто-то, кому было смешно, то даже этот весельчак чувство юмора утратил мгновенно. Вконец съехавший с катушек демон потребовал ни много, ни мало, а признания себя сильнейшим. В древности побеждённый, после произнесения формулы, становился собственностью победителя. А с вещью можно сделать все, что угодно: продать, обменять, убить — никто слова не скажет.

Конечно, сейчас подобное не практиковалось. Но… Уж лучше бы Ирраш действительно попытался Шая оскопить. Гордость и честь у высших лордов гораздо более уязвимое место, чем пах.

Вот и красавчик преобразился мгновенно. Точнее, сначала притормозил, видимо своим ушам не поверив, и едва не пропустив клинок к собственной ключице, а потом преобразился. Арха такое лицо у блондина только один раз и видела — когда гвардейцы сопровождали Дана на разговор с матушкой. Лицо заострилось, глаза разгорелись синим. На пальцах, сжимающих рукоять клинка, появились черные, загнутые когти.

Да и мечом он стал орудовать гораздо ловчее и раза в три быстрее. Видимо, в полную силу. Но и Ирраш ускорился, оставаясь куда проворнее. И опытнее. А еже безжалостнее.

Арха только вцепилась в рукав Дана, боясь даже пискнуть. Адин ей как-то говорил, что поединок на право сильного может остановить только Тьма. Даже принц выпрямился, глянув на рогатого несколько растерянно.

А лорд Харрат так сжал челюсти, что у него под скулами желваки вздулись. Кажется, он на что-то решался, да решиться никак не мог.

— Данаш, пожалуйста… — прошептала ведунья.

Хаш-эд медленно, с силой, выдохнул сквозь сжатые зубы.

— Ад ми! — рыкнул он. — Аго!

На знание древнего Арха зачёт в университете сдать так и не успела. Но даже её скудных познаний для перевода хватило: «Ко мне! Назад!». И это были не просто слова — команды. Так же Дан дрессировал пса, когда ему приходила в голову блажь призвать щенка к порядку.

Ирраш вздрогнул. И даже не отступил — отскочил назад, неловко уведя замах в сторону. Клинок выписал в воздухе кривую, смахивающую на змею с перебитым хребтом, и едва не рубанув хозяина по ступне. Демон развернулся лицом к крыльцу и застыл, низко опустив голову. Черные пряди полностью занавесили физиономию.

А Шай, тяжело дыша, откинулся назад, совсем повалив забор, но не обращая на это ни малейшего внимания.

— Вад! — скомандовал хаш-эд.

«Уходи, свободен». Или: «прочь!». Все зависит от тона. Кажется, Дан в этот момент имел в виду второе.

Ирраш чуть приподнял голову, глянув на крыльцо исподлобья. Ведунья так и не смогла разобрать его выражения. Потом шавер вытянул перед собой меч, наклонив его в одну сторону, в другую, ловя солнечного зайчика. Широко размахнувшись, зашвырнул клинок в лопухи у покосившегося сарая.

И ушёл.

— Я твой должник, — пропыхтел Шай, даже не сделав попытки встать. — И Тьма мне в том свидетель!

— Долг принят, — мрачно отозвался Дан.

— Как же вы меня достали! — прорычала ведунья, одновременно сжимая и кулаки, и зубы. Хотела было треснуть в стену, но передумала. Зато от души топнула ногой. — Как же вы меня достали с этими вашими заморочками и долгами! Ненавижу! Всех!

В сердцах она треснула лорда Харрата в плечо — тот только покачнулся — и унеслась в дом, со всей силы дерябнув дверью. Внутри немедленно что-то грохнуло и рассыпалось со стеклянным звоном.

А Ллил, стоявшая в тени крыльца, только тихонько вздохнула. Ей хотелось проклясть тот день, когда крестьяне притащили раненного шавера. Очень хотелось. Но слепая этого делать не стала.

Арха отмахнулась от назойливого шмеля, который упорно путал лекарку с цветком и никак не желал убеждаться в собственной ошибке. Стоило его отогнать, полосатый мух возвращался обратно, словно привязанный. Облетит поляну по кругу и опять норовит залезть в ухо. Почему-то именно эта часть лекарки его привлекала больше всего. А убивать насекомое девушка не хотела. Шмели ей нравились: толстые, пушистые, деловитые. Это вам не клоп какой-нибудь.

Ир лазил по кустам с грацией медведя и сопением ежа. Что щенок в них нашёл, так и оставалось тайной. Но, видимо, для него это «что-то» имело колоссальную важность и ценность. Потому что пёс не вылезал из сухого ещё малинника уже добрых двадцать минут. А обычно на столь долгий срок от валяния на травке и попытками зубами бабочек поймать его могла отвлечь только еда.

— Это толокнянка? — спросила Ллил, протягивая ведунье веточку с крохотными круглыми листочками.

— Почти, — призналась Арха. — Черника. Тоже штука полезная.

Блондинка кивнула и уселась на траву, обхватив колени руками. Веточку она не выкинула, а задумчиво крутила в пальцах.

— Почему ты не хочешь, чтобы я твои глаза посмотрела?

— Почему не хочу? — удивилась Ллил. — Хочу. Просто я боюсь, что ты сможешь все исправить.

— Что, прости? — помолчав и убедившись, что мысль она переварить так и не сможет, переспросила ведунья.

— Свет учит, что миром правит равновесие, — мягко улыбнулась блондинка. — Если где-то пребывает, то где-то столько же и убывает. То есть, если ты мне вернёшь зрение, то случится что-то очень плохое. Не видя, я жить привыкла. А вот смогу ли справится с этим плохим — не знаю.

— Вообще-то, равновесие — это принцип Жизни, — буркнула лекарка. — Только не так всё жёстко. Иначе, знаешь, лечить вообще бессмысленно. А то получается, я тут кому-то рану залечила. А он завтра кирпич на голову поймает?

— Если ты его от смерти спасла, то обязательно поймает, — убеждённо кивнула блаженная. — По крайней мере, это справедливо для тех, кто живёт по принципу Света. Потому там и помощь ближнему не в чести. Мало ли, чем это может обернуться?

— Поэтому ты предпочитаешь жить в Хашране? Потому что тут никакого равновесия, а сплошная свобода выбора?

Ллил кивнула, но как-то не слишком уверенно. Действительно, со стороны подобное утверждение звучало как-то… странно.

К счастью, развить дискуссию о принципах и заповедях им не дали. В кустах — не тех, где возился Ир, а как раз противоположных — затрещало. И на полянку вывалился Адин, волоча за воротник рыжего Данаша. Сообразительный демонёнок поступил так, как поступают кошки и умные дети. Убедившись, что вырваться не удастся, он просто повис всем телом, не сопротивляясь. Оттого волочь его стало вдвойне труднее.

— А это что такое? — поинтересовалась Арха, разглядывая сына Бога.

Который выглядел, мягко говоря, необычно. Грязный и оборванный, он совсем не походил на благополучного ребёнка. Скорее уж на вечно голодного городского попрошайку. Да и рожица у него была не просто так вымазана, а со смыслом. Создавалось полное ощущение, что личико арифеда похудело едва ли не вдвое. Щеки ввалились, а под глазами залегли тени.

— Мне и самому бы хотелось узнать, что это такое, — признался Адин, разворачивая к себе мальчишку и с интересом им любуясь, — что оно делает в лесу и откуда возвращалось. У меня сложилось полное впечатление, что шло оно со стороны города.