— СМЕРТЬ!!! — я реву это во всю глотку, выпуская из запястий ломано дергающихся и извивающихся анаконд Плетей Тьмы.

Стервятник покоится в ножнах из берцовых костей, прилипших к левому бедру.

Мой резерв некроэнергии заметно вырос и секунд тридцать активного махалова этими штуками я определенно выдержу. Можно бы сбавить мощность и время увеличится до пары часов, пока у меня тупо руки не устанут. Но мне нравится смотреть, как расщепляется сама суть материи под лютым напором Смерти. Тут только крейсерская броня спасет. Все же круто быть единственным магом среди простых смертных.

Пули рикошетят от брони.

Да я ебучий терминатор.

Крепкие парни на камуфляжных внедорожниках, смекнув что к чему, разворачивают закрепленные на крышах пулеметы в мою сторону, прекращая поливать свинцом кровососущую братию. Несколько упырей распластались на земле кровавыми кляксами или перекрученными выстрелами куклами повисли в рамах разбитых окон. Сколы и выбоины от пуль на стенах.

Слишком поздно.

Хлысты чистой энергии разрушения рвутся вперед. Они вспарывают воздух с надсадным воем воронья, кружащегося над кучами трупов. Нежить врывается в жидкие построения человекав. Рвут плоть. Ломают кости. Смакуют ужас, кровь и боль. Захлебывающаяся стрельба из калашей, на весь рожок.

Замах.

Резкий, хлесткий удар с оттягом.

Один из броневиков просто располовинивает, пропахав металл, как мокрую бумагу. Истошный вой. Один из вояк, орет во всю глотку, смотря на пылающий Смертью плечевой сустав, лишенный конечности. Его кореш, что торчал в "гнезде" заваливается на спину. Точнее, нижняя часть продолжает стоять на месте, а верхняя с лицом человека, не успевшего осознать, что уже мертв, утягивает за собой брыкающуюся тушу пулемета, выпускающего прощальную очередь в равнодушную бесконечность неба.

Одного спецназовца повалили на землю. Оседлавший его упырь рвет когтями бронежилет и форму, уже темнеющую от крови. Сдирает шлем вместе с плотью челюсти и щек. Погружает пальцы в глазницы, нанизывая на бритвенные ногтевые пластины выпученные от боли и страха глазные яблоки. Он бьет голову живого мертвеца об асфальт. Удар за ударом с глухим влажным звуком, покуда череп не треснул, брызнув мозговым веществом во все стороны. Таким сладким и манящим…

Вурдалак прижимает опера к боку серебристого "Ниссана". И бьет его в лицо. Каждый удар когтями — и кость его пальцев скрежещет о кости черепа. Кровь. Крик.

Я обрушиваю свою ярость на полицейские серо-синие "девятки".

Молодцеватый сержант в подшитой форме рыбкой дергается в сторону, кубарем катится среди луж крови и каменного крошева, обдирая локти и колеи. Спавшая фуражка сиротливо лежит у переднего колеса машины. Его коллега оказался не так расторопен. И пусть он не находился в чреве отродья АвтоВАЗ-а его словно похоронили в стальном гробу, закатав в него месиво из порваной плоти и перетертых в труху костей. Выживший мент лихо переходит из положения мордой вниз в стрелковую позицию на одном колене. Рванувшая ствол немного вверх очередь, патронов так на десять, и тело упыря, что размазалось в смертоносном броске, отшвыривает в сторону измочаленным куском мертвечины. Грудную клетку просто перекрутило в фарш.

Какой-то чувак насилует стартер и педали своей тачки.

От Мертвого бога не убежать, гандон.

Плети Тьмы двумя копьями первозданного Зла вгрызаются во вторую консервную банку вояк, а с моих пальцев срывается сгусток Черных Искр.

Недавно приобретенное заклинание выбивает ветровое стекло и на несколько секунд превращает внутренности автомобиля в филиал Ада на земле. Сжигает кресла и всю плоть пассажира, оставив лишь пепел, разъедающий глаза дым и голый костяк, застывший в беззвучной мольбе.

Нужно будет потом попробовать к броне крылья пришить. Не, ну, а почему бы и да?

Это заняло не больше минуты.

Плети отлично себя показали в качестве открывашек, лишив смертных основной боевой силы в виде пулеметов, а так же способов к быстрому отступлению и последующей перегруппировке или слияниями с другими подразделениями, спешащими на помощь. Остальных сожрали упыри. Всех кроме двоих.

Браво скрутили смертных, выламывая им руки. Ко мне подвели того самого сержанта и какого-то лысеющего дядьку с более весомыми регалиями на погонах и колыхающимся при ходьбе животиком. Походу выслужиться захотел или еще что, такие редко бывают в самом пекле затопленных "братвой" в крови улиц. Они скорее умеют обоюдовыгодно договариваться с последними. Кабинетная крыса.

Я нависаю над сержантом.

Новый владыка этого мира, смотрящий точно в душу жалкому червю, которому дан выбор — бесславно окончить свою ничтожно незначительную жизнь на монолитных жерновах глобальных перемен или же шагать в ногу с новым рассветом. Рассветом живых мертвецов.

Он смотрит в безликое забрало моего шлема, копирующее очертание стандартного человеческого черепа с тлеющим пламенем Тьмы в глазницах.

Смотрит с вызовом. Окруженный, загнанный в угол, но не сломленный. Непокоренный.

Смелый. Или очень глупый смертный.

Повинуясь моей мысли, часть брони расходиться облезлой шкурой, обнажая мой нечестивый и богомерзкий лик.

А вот теперь его пробрало.

Не от моей "красоты", я не настолько страшен, чтобы человек, который не зассал выйти раз на раз против кучи упырей, начал мне сапоги лобызать. Лысый вон уже обосрался, когда его только подводили ко мне.

Сержанта напугала Смерть, что щедрыми потоками расходилась от моей фигуры. А теперь он смотрит ей в глаза. Холодные, пустые и равнодушные глаза финала славной истории, так бодро начинавшйся с одного сперматозоида и одной яйцеклетки. Любой живой боится смерти. Это рефлекс и инстинкт. Страх перед неизведанным. Даже самый отмороженный фанатик рано или поздно может поймать себя на скользкой предательской мысли — а что если я ошибаюсь? А что если там что-то другое?

— Скажи всем кого увидишь, — я рычу ему в лицо, я вижу свою морду в его расширившихся зрачках, бездонно-черных на фоне выразительных голубых радужек, — тот кто пойдет под мою руку будет жить и обретет бессмертие. А кто нет…

Вурдалак пронзил когятми плечо толстяка. Они выходят из-под ключчиц, нанизав его как шашлык на шампур. Приподнимает над землей. И сносит второй конечностью голову. Отрывистый фонтан крови брызжет во все стороны. Темная жидкость на мне и на сержанте.

— Ну ты понял.

— А кто ты вообще такой? — его тело бьет крупная дрожь, но голос непривычно тверд.

Яйца у него определенно есть. Причем цельнометаллические и пуленепробиваемые.

— Зови меня Мертвым богом.

Мертвый бог ошибся. Это была не исправительная колония для несовершеннолетних уголовников, а коррекционная школа-интернат или же как ее иногда называли "место для детей с особенностями". Ну да плевать, отличия, как-то слабо просматривались, по крайней мере в этом конкретно взятом случае.

Никто из взрослых не застрахован от тюрьмы.

Никто из детей и подростков не застрахован от детского дома.

Суровая аксиома жизни.

Ты можешь плавать в шоколаде полной обеспеченности и психологического блаженства от осознания, что твоя семья тебя любит и ценит, что ты желанный ребенок, что тебя поддержат при любых трудностях и, что они верят в твои начинания. Твои отец и мать — нормальные и адекватные люди и ты растешь таким же. Просторная квартира. Компьютер, штанга, гантели, мягкая кровать, полный холодильник, хорошие оценки в школе и любимый кот. Или собака. Или все вместе.

Но в какой-то момент превратности судьбы могут сложиться так, что хрупкую скорлупу твоего идеального мирка грубо разломает кто-то извне. Кто-то из холодного и жестокого мира, где всем друг на друга насрать и где брат идет против брата за лишнюю копейку. Этот кто-то протопчется грязными сапогами по твоему цветастому ковру, оставляя несмываемые отпечатки подошв. Он высморкается в твои шторы, испоганив греющий душу узор цветочков. Порвет в клочья мягкую пижамку со снеговичками. Разобьет окна. Сломает тебя нос и обоссыт все, до чего только сможет дотянуться прерывистой струей нездорово-темной мочи.