— Уймись, несчастный! — крикнул тому Иван, но тот уже падал, сражённый пулей. — Всем заткнуться! Ничего не произошло! Отходим к острогу! Не спешить!

Вскоре все узнали, что их неуязвимый атаман ранен, и рана опасная. Казаки приуныли, но поддаваться этому чувству было некогда. Враг атаковал, его давление постоянно усиливалось.

— Занимаем позиции, казаки! — носился Иван по рядам защитников острога. — Палить прицельно! Натиск москалей ослабевает. Мы выдержим!

Сафрон выглянул после выстрела из бойницы. Весь двор перед острогом и дальше до сожжённой стены был усеяно трупами стрельцов. Сотники и воеводы орали, понукая их продолжать атаку, надеясь, что победа близка.

— Казаки, стяг веет над крепостью! — голос какого-то казака показался близким к паническому.

— Пусть развевается, мать его! — Иван побежал на голос, а казаки продолжали яростно отстреливаться, не подпуская стрельцов к воротам острога.

— Скоро стемнеет и они отступят! Держимся, казаки!

Так и произошло. Воеводы подали знак, трубачи заиграли столь долгожданный отбой. Барабаны торопливо выбивали дробь возвращаться назад.

Стрельцы массами ринулись назад, оставляя раненых и убитых.

Казаки смогли отдышаться и отдохнуть. Провианта почти не осталось, но у казаков появилось мясо убитых коней, и его было достаточно. С нарядом было хуже. И пуль, и пороха оставалось совсем немного, и это, как и ранение атамана сильно убавило прыти казацкому войску. А его оставалось всего несколько сотен. Большинство были ранены и едва держали оборону.

— Казаки! — кричал Иван, поддерживая раненую руку, собрав самых уважаемых воинов. — Нам больше нет смысла оставаться и защищать эту развалину! Атаман долго будет поправляться, если и выживет. Надо тикать отсюда, пока есть такая возможность. Что скажете?

Казаки угрюмо переговаривались, а Кирюшка, старый казак с сабельным шрамом через все лицо, молвил:

— Мы согласны, Ванька. Только что с ранеными? Не бросать же их тут.

С этим все согласились, а Сафрон предложил:

— После такого боя, москали не сразу очухаются. Надо пустить разведку, нащупать дорогу на Дон, и можно уйти, коль Господь нам поможет.

— Верно гутаришь, Сафрон! Так и сделаем. Ванька, отбирай охочих казаков!

Пятеро казаков вернулись вечером следующих суток.

— Отступить есть возможность, казаки, — молвил старший разведки. — Москали почти ничего не охраняют. Радуются победе и ждут очередной. Готовятся, а пока зализывают раны, пьют и совещаются. Дорога есть. Лучше прямо сейчас и выступать. Скоро они спохватятся.

Два часа спустя отряд на лошадях, в повозках и санях, что удалось достать и отладить, двинулся из ворот острога. Ни один огонёк не показал, что острог покидают. В нескольких оконцах оставили горящие свечи, лучины, а на стенах горели небольшие костры.

— Оружие держать наготове, казаки! — распорядился Иван, взявший на себя командование. — Берегите Корелу!

С осторожностью и, не поспешая, обоз из двух десятков саней и телег в окружении казаков на конях, выступил и тихо удалился, оставив посты стрельцов по бокам своего пути. Было слышно, как в лагере гуляли, пели песни и орали пьяными голосами.

— Неужели пронесло? — негромко сказал Сафрон, оглядывая черноту ночи. — Даже не верится! Огни лагеря ещё виднеются.

Услышали голос Ивана:

— Прибавить шагу! Можно и поспешить, а то как бы не нарваться на разъезд.

Лошади пошли быстрым шагом, часто переходя на рысь. Снег не скрипел под полозьями саней. Была небольшая оттепель. Близилась распутица.

— Теперь можно и постонать, казаки! — услышали раненые голоса казаков. — Лагерь миновали. Версты на три удалились, слава Богу!

И действительно, раненые стали постанывать, что как-то смягчало боль ран.

— Вёрст десять отмахали, — заметил Данилка, поравнявшись с Сафроном. — А где Лукашка? Что-то я его потерял. В каких санях едет?

— В такой темени его не найти, — ответил Сафрон. — Подождём до утра.

Прошли ещё с версту, как услышали впереди выстрелы и крики.

— Никак на разъезд напоролись! — воскликнул Данилка и пришпорил коня. Сафрон помчался следом, вытаскивая саблю.

Перестрелка быстро затихла, но звуки сшибки продолжались. Сафрон подскакал, когда всё уже заканчивалось. Четверых стрельцов из охранения уже вязали, остальные семеро лежали на снегу, истекая кровью.

— Да вот, Сафрон, пришлось порубиться малость, — ответил казак на вопрос Сафрона. — Жаль наших трое загинули, и раненые имеются. Зато дюжину коней захватили, Хорошо, что никто не успел утекти. Было бы худо.

Сафрон нашёл Данилку. Тот тяжело дышал после короткой схватки и скачки.

— Что узнал, Данил? Не дай Бог нас услышали!

— Ничего страшного! Могли и не услышать. Далеко уже. Ванька будет их допрашивать, — кивнул в сторону пленников.

После короткой остановки, обоз с конниками опять тронулся в путь, уже спеша и нахлёстывая усталых и отощавших коней.

В дороге пополнили запасы провианта, похоронили нескольких раненых и почти без добычи разошлись по хуторам и станицам.

---

[1] Кромы — посёлок в Орловской области. См. «Осада Кром».

Прошёл год, и везде стали просачиваться слухи о якобы уцелевшем царевиче и о его появлении вновь.

— И тогда было сомнительно в его подлинности, — говорил Сафрон. — Все в один голос говорили, что его убили в Москве.

— А я слыхал, что у царя было несколько двойников, и именно один из них был убит, — возражал Данилка Гриб без особого интереса.

— Леший их знает! — выругался Сафрон и тем показал, что говорить о новом царевиче нет его желания. — У нас своя жизнь. И так хлопот полный рот!

— Чего тебе серчать, друг ты мой? Жена скоро родит, ты станешь во второй раз отцом. С хозяйством справляешься. Чего тебе ещё надо? А у меня ничего нет. Я младший в семье. Кроме меня ещё трое братьев и две сестры. Мне самому надо подумать о собственной жизни. Помочь мне некому.

— К чему ты это говоришь?

— К тому, что я бы не прочь снова пуститься повоевать. Не сложу голову, так хоть смогу приехать с достатком сюда. Говорят, что некто Болотников приглашает казаков в поход на Москву. Ты знаешь такого казака?

— Слыхал. Казак знатный. Я его не видел, но тоже слышал про него. Отзываются благосклонно.

— Вот и я о том же! — Гриб воодушевлённо закивал. — Подумываю присоединиться к его отряду. Уверяет, что вскоре у него будет несколько тысяч воинов. А по пути присоединяться многие тыщи. Веришь в такое?

— Чего ж там? Верю. Народ сильно забит податями и насилием всякого сброда и бояр. Ему только клич брось.

— Жаль, Лукашки нет рядом. Вместе бы сподручнее было. Всё ж друг. Ты не знаешь, где он может быть?

— Он с Черниговщины. Значит, туда и махнул. Куда ему подаваться ещё?

— Может, кого с собой уговорю из таких же гультяев, как сам.

— Ну давай, Данилка! Удачи тебе. Вертайся богатым. Тогда мы с тобой заживём на славу, даст Бог.

Две недели спустя жена Сафрона родила девчонку, но сама изошла кровью и вскоре отдала Богу душу, бедолага.

— Сильно переживаешь? — спросил Данилка после поминок, едва держась на ногах. — Ничего! Ты ещё молодой казак и легко найдёшь себе кралю. Это не мне искать красивую и работящую. Ни харей, ни ростом не вышел. Говорят, у меня злой взгляд. Это верно?

— Есть маленько, — усмехнулся Сафрон криво и недобро. — Зато ты силой не обделён. Смотри, какие плечи! А ноги кренделем, и сбить тебя трудно.

— Для девок это не имеет значения, друг. Морда нужна смазливая.

— А ты на балалайке научись тренькать. Девки это привечают. Сразу повысишься в их глазах.

— Куда мне, Сафрон! Я лучше попытаю счастья в походе. Уже скоро собираются в дорогу. С нашего хутора я четвёртый согласился ехать. Благо коня сохранил, и оружие. Не с пустыми руками появлюсь перед атаманом.

— Когда отбываешь? — спросил Сафрон с некоторым сожалением, и остановил друга, пытавшегося затянуть песню.