Он неторопливо шёл назад. Сафрон заметил Данилку, шествовавшего сзади в одежде не то воина, не то небогатого купца. Вид его мало отличался от турка. Вдруг господин спросил не поворачивая головы:

— Ты откуда? Какого народа?

Сафрон даже вздрогнул от неожиданности. Не сразу сообразил, что ответить.

— Мы русские, эфенди. Слыхали про такой народ?

Господин согласно кивнул.

— Пленные? Татары?

Сафрон удивился столь глубоким знаниям господина и утвердительно кивнул головой. Ничего не спросил и молча следовал в шаге позади.

Когда они вернулись в караван-сарай, где остановился купец, тот оставил Сафрона при себе, спросив его:

— Ты был всё время рядом, казак Сафр?

— Да, эфенди. Не дальше трёх шагов, эфенди.

— Твой товарищ ничего странного не заметил?

— Не успел спросить, эфенди. Я спрошу.

— Позови его ко мне. Потом отведёшь господина в палатку.

Данил низко склонился перед купцом и стоял в ожидании. Купец кивнул Сафрону, позволяя спрашивать.

— Данил, эфенди спрашивает, ты заметил что-нибудь подозрительное, когда мы проводили господина по городу к реке и обратно?

— Нет, Сафрон. Ничего не заметил. Смотрел по сторонам, но… ничего!

Сафрон пересказал купцу слова друга, тот кивнул и протянул ему монетку.

— Ты хорошо справился с поручением. Иди себе… — и махнул рукой.

— За это можно позволить себе и немного лучшего, чем то, чем нас потчевают, — усмехнулся довольный Данилка.

— Ты прав, — ответил Сафрон, и они поискали глазами харчевню. — Однако нам с тобой надо проводить господина до его палатки. Она недалеко.

В каморке, где они ютились в тесноте, казаки тихо переговаривались. Боясь Сафрона, никто не затрагивал прогулку по городу к гробнице святого. Лишь сам Сафрон поделился с ними своими впечатлениями.

— Ну и страшно мне было заходить в ту гробницу! Ничего особенного я не заметил, но что-то внутри у меня дрожало. С чего бы так?

— Святой чувствовал, что ты не правоверный и заставлял тебя дрожать, — усмехнулся Данил. — А что там было?

— Я даже не стал рассматривать. Всё наблюдал за господином и дервишем, что пришёл чуть позже. Они вместе молились. Уверен, что они чем-то обменялись. Но я ничего не заметил. Купец наверняка на этом здорово заработает.

— Почему? — спросил Аким, но понял, что дальше Сафрон ничего не скажет. Потом Сафрон с Данилом ещё раз сопроводили господина, но в гробницу никто не пришёл, и Сафрон понял, что господин встревожен и опечален.

У купца эти двое долго о чем-то говорили, а Сафрон стоял недалеко, озираясь по сторонам, держа руку на эфесе сабли. Недалеко находился Данилка. Караван, вновь пустился в путь. Верблюды были нагружены другим товаром, и Сафрон знал, что это лёгкий товар, хотя тюки казались большими и тяжёлыми.

Два недели спустя караван вошёл в древний город Мосул[1]. Тут почти не было турок, а город был наводнён другими купцами. Индусами, арабами, курдами и всякими другими мелкими народами и племенами. Часто виднелись сарбазы[2] и конные воины, которые с подозрением присматривались к чужеземцам, но не обыскивали и пропускали к рынкам и базарам. Их здесь было множество, словно весь город был сплошным базаром.

— А местность тут совсем иная, — заметил Аким, оглядывая песчаные холмы с чахлой растительностью. — И жара посильнее будет.

— Если и дальше будем идти в том же направлении, Акимушка, то вскоре нас изжарят и употребят в пищу местные бояре, или как их тут называют, ха-ха!

— Что тут смешного! — возмутился Аким и засопел. — На самом деле такое может случиться, если жара будет прибавляться.

— А река тут уже широкая, — заметил Сафрон. — А лодок и судов какое множество. Вот бы искупаться! Мальчишки, видел, купаются. Благодать! Наверное, вода тут тёплая и не освежишься.

Это их желание вскоре оказалось осуществимо. Тимурджи-ага позволил до сумерек побродить по городу, но вести себя тихо и незаметно.

— Пошли к реке. Страшно охота искупаться, — предложил Сафрон, зная, что никто не откажется. — Только купаемся по два человека. Остальные сторожат вещи и оружие. Простирнуть можно одежонку. Вся запылилась и затёрлась от жары, пыли и, пота. Вот земелька!

Они долго бултыхались в тёплой воде, но все равно получили удовольствие. В пути помыться им не удавалось, а горные речки были слишком холодны, местные жители боялись простудиться и не купались.

Мосул славился отличными ткачами. Эти труженики ткали такие ткани, которыми не пренебрегали даже монархи, и не захудалые, а самые могущественные. А караваны по тысяче верблюдов расходились из Мосула во все стороны, достигая туманного Альбиона и деревянной Руси.

Казаки сильно удивились, узнав, что Тимурджи продал все товары вместе с верблюдами и ничего не говорил казакам. Ещё стало ясно, что и охрану всю рассчитал, оставив только казаков и слугу, который, как догадывался Данил, был отменным воином. Это подсмотрел однажды Герасим.

— Вот орудовал саблей, казаки! — говорил он восторженно. — Куда там нашим!

— Кому это нашим? — обиженно спросил Данилка.

— Я никого не видел, чтоб так орудовали оружием, — смутился Гераська. — А как кинжал бросал в цель! Шагов с десяти попадал точно куда надо, почти не прицеливаясь. Я так испугался, что поспешил отползти подальше.

— А где ты его видел? — спросил Аким настороженно.

— Меня разморило, я и улёгся в саду под кустами. А проснулся от хеканья и увидел его. Его Мурад зовут. Да вы всё это знаете.

— Это новость, казаки, — покачал головой Сафрон. — И это говорит о тайне, в которую и мы втянуты нашим купцом. Стало быть — вести себя следует соответственно. Не навлекая на себя лишних подозрений с любой стороны. Интересно, кто тот неверный, что посещал гробницу святого? Но лучше об этом не задумываться, а то вляпаемся в ещё большее дерьмо.

Тимурджи всё же сообщил казакам через Сафрона, вызвав его вечером к себе:

— Казак Сафр, мы завтра уходим из города. Быть готовым к раннему утру, до первого намаза. Его мы совершим позже, в дороге.

— Будет исполнено, эфенди, — ответил Сафрон учтиво, скрывая любопытство.

— В пути быть всегда наготове и при оружии. Это очень важно. Быть у моего дома за час до рассвета. Иди, готовь своих людей.

Эта весть немного смутила казаков. Понимали, что задание сложное и отсутствие других охранников что-то да значило.

— Скорей всего на своих у него нет особой надежды, — проговорил Сафрон. — Здешние люди довольно корыстны и жадны, их легко подкупить. А мы плохо говорим по-турецки, а здешний и вовсе не понимаем. С нами трудно договориться.

— Куда же мы направимся и как? — спрашивал Данил в недоумении. — Ничего об том не говорил?

— Даже не намекнул, — сокрушался Сафрон. — Только за час до рассвета приказал быть у его дома в готовности.

В темноте близкого рассвета казаки подошли к дому Тимурджи. Их поджидал тот самый слуга, что был отменным воином.

Молча кивнул, пригласив зайти. В почти полной темноте они прождали не более четверти часа, когда вышел купец с тем самым господином, и все в тишине и довольно поспешно направились по грязной узкой улице, спускаясь к реке. Впереди шёл слуга с факелом, позади казаки.

У причала на реке их встретили матросы небольшого судна, что стояло у самой стенки причала из толстых брёвен с настилом.

Никто не проронил ни слова. Как только все оказались на судне, гребцы оттолкнулись вёслами от причала и погребли, осторожно работая вёслами. Их было десять человек, все черные негры с голыми торсами, лоснящимися от пота и источавшие дурной запах.

Никаких огней на судне не было, и маленькая фелука тихо удалялась от берега к середине реки, где её подхватило течение и понесло вниз к морю, о котором казаки уже знали. Скоро казаки сменили некоторых гребцов, и так продолжалось до полудня. К вечеру прошли Малый Заб, что впадал в реку слева и впереди показались редкие огни селения или города.

Фелука была без палубы, лишь на корме была надстройка, куда скрылись купец с господином. Они почти не выходили наружу, а всем распоряжался человек в лёгком халате без пояса и в красной чалме, замызганной и неряшливой.