— Пошла. Ты.

Пейтон и ее мать ахают, когда Чарльз вскакивает со стула и кричит: — Жасмин! Немедленно извинись перед своей матерью!

Я указываю на встревоженную блондинку передо мной.

— Она мне не мать, — я подхожу к ее более молодой версии. — И она не моя сестра, — я киваю ему. — Что касается тебя… может, у нас и общая ДНК, но мне также не нужен папа — я всю жизнь прожила без него, и со мной все было в порядке. И сколько раз мне, блядь, повторять вам, люди, зовите меня Жас!

Его лицо так покраснело, что стало пурпурным.

— Иди в свою комнату сейчас же, ты, неуважительная маленькая засранка!

Вот тебе и правило — не ругаться. Может быть, это касается только людей без членов?

Я усмехаюсь.

— С радостью.

Я злюсь на себя за то, что потеряла контроль, но на глаза упала красная пелена, когда Мэдлин говорила о том, насколько удобной была смерть моей матери. Я знаю, что ради Белль мне придется смириться и вести себя наилучшим образом, но сначала мне нужно время, чтобы остыть. Последнее, что я вижу, прежде чем подняться вверх по лестнице, — это самодовольную улыбку Пейтон, которая говорит мне, что она наслаждается каждой минутой моих страданий. Мне определенно придется следить за ней.

Следующее утро наполнено одной процедурой прихорашивания за другой. Похоже, Мэдлин Каллахан поставила перед собой задачу сделать так, чтобы я выглядела как подобает юной леди. Управляющая домом разбудила меня ни свет, ни заря, велела принять душ, а затем повела в салон, где моя новая мачеха и команда стилистов уже ждали, чтобы наброситься на меня. Да, в этом доме есть настоящий салон, оснащенный креслами с регулируемой высотой, раковинами, маникюрными столами и всем остальным.

Маделин говорит, что салон — это абсолютная необходимость, потому что леди никогда не должна выходить на публику, не выглядя наилучшим образом. Клянусь, эта женщина думает, что мы Кардашьяны или что-то в этом роде. Черт, я не удивлюсь, если она их знает, учитывая, что они живут где-то здесь. На этот раз я потакала ей, потому что стараюсь прогибаться ради Белль, но эта сука просто сумасшедшая, если думает, что я буду каждый день вставать рано утром, чтобы сделать профессиональную прическу и макияж.

Во-первых, у меня нет никакого желания выделяться, и это было бы довольно сложно, если бы я выглядела так, будто только что сошла с подиума. Во-вторых, спокойный сон — большая редкость для меня в наши дни. Мне нужна каждая свободная минута, когда мне удается отключить свой мозг достаточно надолго, чтобы задремать.

Мои волосы теперь полностью темные — ни следа фиолетового, что, по словам Мэдлин, противоречит виндзорскому дресс-коду и идеально уложены. Моя кожа была обработана воском, отшелушена и увлажнена до предела, а ногти на руках и ногах накрашены бледно-розовым цветом. У Маделин практически случился приступ аневризмы, когда я спросила у мастера, нет ли у нее черного лака. Очевидно, что настоящая леди носит оттенки нюд. Только в особых случаях, и только тогда, красные цвета приемлемы. Ни при каких обстоятельствах мне не разрешается носить что-либо другое, потому что это заставит меня выглядеть дешево.

Сигнал к закатыванию глаз.

Я и так очень сильно скучаю по маме, но этот поверхностный бред только усиливает это. Махалия Ривьера была самой красивой женщиной, которую я когда-либо знала, и она редко пользовалась косметикой. Наше филиппинское происхождение придавало ее коже круглогодичный бронзовый оттенок, а глаза и волосы были цвета темного шоколада. Она была невероятно подтянутой из-за того, что целый день была на ногах, работая на разных работах, а ее улыбка могла озарить комнату.

Но на этом ее физическая красота не заканчивалась. У моей мамы было самое большое сердце, она всегда помогала другим, независимо от того, насколько она была занята или измотана. Она много работала, иногда на трех работах одновременно, но ни разу не пожаловалась. Мы с сестрой никогда не сомневались в ее любви к нам; она излучала ее. Она доказывала это изо дня в день своими поступками. Если бы больше людей были такими, как она, в этом мире было бы гораздо меньше проблем.

Я потираю ноющее место на груди. Я читала, что эмоциональная боль от потери важного для тебя человека настолько велика, что может вылиться в физическую. Я никогда до конца не понимала, как это возможно, но теперь я определенно понимаю. С тех пор как умерла моя мама, острые боли в груди и пустота в желудке были постоянным напоминают о том, что ее больше нет. Иногда мне кажется, что мое сердце буквально раскалывается на две части.

Я делаю глубокий вдох, прежде чем выйти через задние двери для осмотра. Чарльз, Мэдлин и Пейтон сидят за большим столом во внутреннем дворике и едят поздний завтрак. Думаю, они не волновались о том, что начнут без меня.

Мэдлин ахает.

— О, милая, ты выглядишь прекрасно! Разве она не выглядит сногсшибательно, дорогой?

Донор спермы внимательно разглядывает меня.

— Да, это будет… приемлемо. Пока что.

Какого черта? Мне только что пришлось иметь дело с людьми, которые суетились вокруг меня в течение шести часов, чтобы привести меня в соответствие с его стандартами.

— В чем дело? Я недостаточно блондинка для тебя?

Все три члена моей новообретенной семьи выглядят как скандинавы, со светлыми волосами и голубыми глазами. Хотя Пейтон формально является его падчерицей, она больше похожа на родного ребенка Чарльза, чем я.

У него подрагивает челюсть.

— Ты обвиняешь меня в чем-то, Жасмин?

Я пожимаю плечом в ответ.

На его лице растягивается самодовольная улыбка.

— Моя первая жена, упокой Господь ее душу, была венесуэлкой, а моя вторая жена — афроамериканка.

Господи, сколько раз этот парень был женат?

— И?

Он вытирает уголок рта салфеткой.

— Не говоря уже о том факте, что твоя мать была американкой азиатского происхождения. Я очень надеюсь, что ты не намекаешь на то, что у меня были проблемы с цветными людьми, потому что я думаю, что моя история с женщинами противоречит этому утверждению. Это не вопрос расы, это вопрос класса. Ты можешь носить дизайнерскую одежду и казаться более утонченной внешне, но ты носишь свое отсутствие манер, как почетный знак. Я понимаю, что вы выросли в другой социально-экономической среде, поэтому я дам тебе некоторую свободу действий, но ты научишься правильно себя вести. Если не сможешь понять, как это сделать самостоятельно, мне придется записать тебя на курсы этикета.

Пейтон ухмыляется. В ответ я почесываю переносицу средним пальцем.

Чарльз сужает глаза.

— Это только подтверждает мои слова.

Я киваю.

— Понятно. Значит, дело не в расе, а в классе.

Боже, что в этом человеке такого, что заставляет меня держать язык за зубами?

Его лицо приобретает багровый оттенок, который становится мне ужасно знакомым.

— Занятия начнутся завтра. Я предлагаю тебе потратить остаток дня на ознакомление с руководством Академии Виндзор. В нем четко изложены ожидания от студентов, и они должны соблюдаться.

Я вскидываю бровь.

— Иначе?

Маделин кладет руку на его предплечье, пытаясь разрядить обстановку.

— Дорогой, я попрошу одну из горничных принести закуски в твою спальню. Ты только дай им знать, если тебе понадобится что-нибудь еще.

Я легкомысленно махнула рукой, возвращаясь в дом. Наверное, это к лучшему, что я больше не скажу ничего такого, что выведет его из себя. Моего самоконтроля явно не хватает, когда речь идет о Чарльзе Каллахане. У меня нет никакого желания находиться рядом с человеком, который может так легко от меня отмахнуться.

***

Признаюсь, кампус Академии Виндзор впечатляет. Я не могу поверить, что это место находится совсем рядом с Лос-Анджелесом. Кажется, что это совершенно другой мир. Когда лимузин въезжает в кованые железные ворота — конечно, Чарльз Каллахан не потрудился отвезти меня сюда — я поражена красотой этого места. Три двухэтажных здания из красного кирпича выстроились полукругом. Повсюду разбросаны здания поменьше, все с похожей архитектурой. Территория тщательно озеленена и окружена густым лесом, состоящим из зрелых вечнозеленых деревьев.