Осень в этом году, от Рождества Христова одна тысяча восемьсот двадцать шестом, выдалась необычайно тёплой. Мало того, что бабье лето затянулось аж почти на месяц, да и сейчас, когда до конца октября остаются считанные дни, никакой надобности носить пальто, даже из не сильно толстого сукна и без ватной подкладки, нет. Сырость и дожди, правда, иной раз донимают, но тут уж ничего не поделаешь, осенью без них никак. Мои же дела сейчас во многом на эту осень похожи, но и отличие имеется. Похожи они тем, что являют собой такое же чередование тепла в виде успехов и достижений с сыростью и мокротой в виде неудач, причём тепла, слава Богу, явно больше. Отличие же состоит в том, что если даже за столь тёплой осенью неумолимо наступит зима со всеми её погодными неприятностями, то в своих делах я не только надеюсь, но и всячески стараюсь такой зимы избежать. Насколько оно у меня получается, сразу и не скажешь, но о грустном потом, сейчас всё же хотелось бы рассказать о хорошем.

Ещё летом Военная палата провела испытания предложенного мной единого карабина с откидным штыком и по итогам тех испытаний приняла его на вооружение. Теперь через какое-то время вся армия будет вооружена нашими винтовками, карабинами и револьверами. Да, три четверти выделки новых винтовок и карабинов забрала себе казна, но и заплатила она нам за уступку прав более чем неплохо. Да и та четверть, что осталась нам, это тоже немало, опять же, за нами остаются все револьверы для армии и все карабины под револьверный патрон, что дозволены к покупке за собственный счёт и использованию на войне офицерами и казаками. С этакими раскладами я потихоньку начал подумывать о новом доме, скорее даже о настоящей городской усадьбе, как у отца, но это не на сегодня и не на завтра задача.

Оружейный магазин в Москве тоже приносит постоянный, хотя и не столь большой доход, медленно, но верно растут продажи по выписке в других городах, отец договорился о продаже наших револьверов, карабинов и охотничьих ружей в Пруссии. Пополняется мой карман и доходами с колючей проволоки и сумок с ридикюлями, что тоже меня очень и очень радует, пусть доходы те с оружейными и не сравнить.

В конце лета князь Белозёрский опубликовал в издательстве Смирнова «Слово о полку Игореве». Вышло «Слово» солидной и роскошно оформленной книгой — текст шёл как в оригинальном виде, так и в очень живом и красивом переложении на современный язык, сделанном известным поэтом Засельским, сам же князь написал к тексту толковые и познавательные примечания, а также снабдил издание кратким предисловием с несколько приглушённым изложением обстоятельств открытия замечательного памятника русской словесности. Ничего о тяжких преступлениях, сопутствовавших этому событию, в предисловии, ясное дело, сказано не было, зато нашлось место упоминанию о боярине Алексее Филипповиче Левском, чьи заслуги в открытии «Слова о полку Игореве» князь Белозёрский обозначил как, цитирую, «несомненные и неоценимые». Выход «Слова» в свет ожидаемо произвёл фурор среди читающей публики, восторженные отзывы в газетах не утихают до сих пор.

В вышедшем на прошлой седмице октябрьском нумере «Военного вестника» напечатали написанную мною по поручению генерала Бервальда статью о национальной безопасности. Времени прошло всего ничего, для какого-то отклика ещё рано, так что ещё посмотрим. Тем не менее, по одному экземпляру «Слова» и «Военного вестника» со своей статьёй я отнёс во Вторую Московскую мужскую гимназию, которую когда-то заканчивал, и подарил гимназической библиотеке. Директор в гимназии теперь новый, но успехами выпускника проникся, приняв подношение с положенною благодарностью, учитель русской словесности Кирилл Матвеевич, когда-то пенявший мне за здоровый прагматизм в моём выпускном сочинении[1], тоже обрадовался достижениям бывшего ученика и аж рассыпался в признательных оборотах. Ну это он пока не прочитал мою статью, хе-хе, уж там-то того прагматизма куда как больше…

Вдохновившись добрыми словами князя Белозёрского, я обратился-таки и к изящной словесности, записав свои воспоминания и впечатления о Парголовской битве и некоторых событиях, ей предшествовавших и за ней последовавших. Да, война кончилась уже больше двух лет как, но, надеюсь, какой-то интерес они вызовут. Сказки, что рассказывал Татьянке и Оленьке, тоже стал записывать и приводить в более-менее читаемое состояние, но тут ещё работы хватит. Понятно, что сказки эти издавать буду под псевдонимом, а вот военные записки выйдут под моим собственным именем, тут мне стесняться нечего и некого.

Дома у меня всё прекрасно, мы с Варенькой продолжаем ощущать себя молодожёнами, хотя уже полтора года женаты. Может, это ещё и потому, что детей нам Господь пока не дал, но, на мой взгляд, Варварушке можно с этим и подождать — вслух я тут такое, конечно, не скажу, не поймут, однако мне кажется, в её восемнадцать лет оно ещё рановато, да и в ближайшие годик-другой тоже. Во всяком случае, Анна, жена моего старшего брата Василия, их первенца, дочку Катеньку, понесла в девятнадцать.

Младший мой брат Митька выпустился из кадетских рот подпоручиком в Стремянной Гренадёрский полк, и через пять месяцев сможет подать начальству прошение о дозволении жениться. Да-да, на Лизоньке Арсеньевой, племяннице полковника Хлебовича из Военной палаты — там у них всё серьёзно и идёт именно к тому.

Сестрёнку мою Татьянку мы в начале сентября выдали замуж за царевича Леонида, младшего брата царя нашего государя Фёдора Васильевича. Интрига, некоторое время державшая в напряжении моих родных, завершилась закономерно и благополучно. Ясное дело, всё московское (и не только московское) боярство нам отчаянно завидует, находя слабое утешение в домыслах и пересудах о размере приданого, что Левские дали за Татьяной Филипповной. Кое-что из тех пересудов до моего уха дошло, так что со всею прямотою могу сказать: врут. На сколько рублей то приданое потянуло, не скажу, даже не уговаривайте, но куда меньше, чем вам нашепчут в любом боярском доме. Всё же не следует забывать, что место Леонида Васильевича в очереди на престолонаследие и сейчас-то пятое, а если Господь даст царю ещё сыновей, то Леонид даже и дальше от возможности сесть на русский трон отодвинется, соответственно и требования к приданому, с коим прилично войти в царскую семью именно с браком самого младшего из царских братьев, не столь высоки, как оно могло бы быть в ином случае. Но не поскупились, это да, не последние мы, чай, среди бояр, ох и не последние…

Свадьбу, пусть она и была царевичева, гуляли по царскому чину — три дня. Гуляли душевно, радости и веселья с избытком хватило всем приглашённым, но без эпического размаха с увеселениями для всех желающих, не тот всё-таки уровень. Впрочем, самим молодым оно было без разницы: царевич Леонид с царевной Татьяной и в первый-то день торжеств выглядели по-настоящему счастливыми, а во второй и третий дни — ещё и донельзя довольными. В общем, новая семья родилась в счастье и радости, пусть и дальше живёт в них же.

Однако же у любого события, пусть и самого приятного, могут оказаться последствия, каковые к приятным не отнесёшь. Оленька, моя названая сестрица, успела по-настоящему подружиться с Татьянкой, и теперь, когда сестра и подруга покинула дом, осталась, можно сказать, одна. С Анной, супругой Василия, у Оленьки доверительных отношений не сложилось, Катеньке, дочери Василия и Анны, и двух годиков от роду нет, так что Оленьке сейчас особо не позавидуешь. Кое-какие мыслишки, как это поправить, у меня имелись, но пока до их претворения в жизнь дело не дошло…

— Алёша, — Варя вернула меня от воспоминаний и размышлений к текущей действительности, — я собираться начинаю.

— Хорошо, любимая, — я напутствовал супругу поцелуем, — давай.

— Ты тоже сильно не засиживайся, — Варенька вернула мне поцелуй.